Вот этой- то возможности и не учел знаменитый романист.

Душным августом 1826 года по дороге из Петербурга в Крым скакал фельдъегерь от начальника главного штаба Его Императорского Величества барона Ивана Ивановича Дибича. Генерал от инфантерии Дибич — лицо в русской истории известное. Хотя родился Дибич не у нас, а в Пруссии, но с 1801 года был на русской службе. Известность его началась с фразы императора Павла: «Фигура поручика Дибича наводит уныние на целую роту». Дибич и вправду был кривобок и неуклюж. А цвет его волос приводил в изумление — они были не просто рыжими, а огненными. Именно к начальнику главного штаба в 1825 году стекались доносы о тайных политических обществах в России. По приказу Иогана Карла Фридриха Антона Дибича, которого в России стали попросту именовать Иваном Ивановичем, в стране была проведена волна арестов в войсках. Дибич спешил: ему представлялось страшным кого-нибудь «недоарестовать». По представлению Дибича был, в частности, взят Пестель…

Напомним вкратце, что это было за время.

Остались позади Отечественная война и годы надежд на обновления в стране. Многие бывшие герои Аустерлица, Смоленска, Бородино, Лейпцига, смело бросавшиеся под ядра и пули, превратились в усердных чиновников, раболепных, злобных и мстительных. Некогда либеральный генерал Воронцов, воинская доблесть которого была вне подозрений, превратился в мелочного, ограниченного Новороссийского генерал-губернатора, истово травившего Пушкина. И его собственной жене молва приписывала слова: «Каким героем он мог погибнуть! Каким мелким эгоистом он живет!»

Уже была распущена комиссия по выработке конституции. А царь Александр I, позер и лицемер, который еще в 1815 году, возвращаясь домой из Парижа, в окрестностях чешских Будейовиц на виду у честной публики помогал крестьянину Лаврентию Фейтелю обрабатывать его убогое поле, в последние годы своего правления уже не играл в демократизм. Он вообще мало занимался делами страны. Его хватало на то, чтобы сослать кого-нибудь за вольнодумство или приблизить Аракчеева.

За время своего царствования «властитель слабый и лукавый» исполнил на исторической арене множество ролей с превращениями. Был чуть ли не борцом против тирании родного отца Павла I (не без его ведома совершилось и убийство императора), сначала другом, а затем врагом Наполеона, спасителем Европы и поборником политических свобод для Польши (поговаривали даже, что Александр в своих пропольских симпатиях зашел так далеко, что собирается присоединить к Польше некоторые исконно русские области). Одно время император играл ключевую роль в европейской политике, пытался перехитрить Меттерниха и Талейрана, причем иной раз небезуспешно! Под конец жизни ударился в малопонятный для окружающих мистицизм и затосковал. Современные психиатры определили бы такое состояние духа как тяжелую депрессию, из которой император время от времени выходил, чтобы кого-либо наказать, сослать или издать указ, оборачивающийся трагедией для миллионов русских…, Решил было строить по всей стране дороги, издал строгое распоряжение (вспомните знаменитые пушкинские строки, написанные в ту пору: «Авось дороги нам исправят…»), но вскоре охладел к затее… Задумал преобразить облик всех русских городов, но когда дело дошло до ассигнования средств из казны, сам же поспешил «забыть» об этом плане… Время от времени поговаривал о необходимости дать России свободу и конституцию, но при этом слова «свобода» и «конституция» оставались под запретом. Произносить их имел право лишь сам монарх. Вдруг отправился в путешествие по югу страны, похвалил вид Севастопольской бухты и организацию обучения в Судакской школе виноградарства, а затем, прибыв в Таганрог, внезапно заболел и преставился. Странный монарх, утомивший и раздергавший страну своими прихотями и капризами, даже удалиться в мир иной умудрился при обстоятельствах загадочных. Очень скоро начали поговаривать, что он не умер, а прячется в дальнем скиту, зная, что против его царственной особы составился обширный заговор. Могли же убить его отца Павла, почему же не могут так же спокойно отправить к родителю и сына? Вдовствующая императрица «опознала» сына в гробу. Но для чего потребовалось само «опознание»? Подобное ведь тоже не каждый день случается. В общем, Александр странно жил и странно умер.

А затем настало междуцарствие, две недели «смутного времени», совсем как во времена Годунова и Лжедмитрия. Трон пустовал. Те, кому не были ведомы хитросплетения дворцовых интриг, кто был далек от атмосферы, царившей в те дни в Зимнем, мало что поняли в действиях претендентов на престол. Войска присягнули на верность императору Константину. Вдруг стало известно: Константин отрекся от престола в пользу младшего брата Николая. Кто мог знать, что вся эта «пляска» вокруг трона осуществлялась по сценарию, разработанному на семейном совете Романовых?

В стране царила растерянность. Передовые люди решили, что настало время покончить с самодержавием. Грянули выстрелы на Сенатской площади — восстание 14 декабря. Всем было совершенно ясно, что страна больна. Даже новый император Николай не сразу решился показать себя сильным человеком. Он затеял сложную игру. Жестоко карая декабристов, не забывал смахнуть с ресниц как бы невольно набежавшую слезу. Попутно покарал и нескольких людей, уже не имевших отношения к тайным обществам, но некогда обидевших полковника Романова — острым словом, независимым поведением, просто твердым взглядом… Работала следственная комиссия. Император сам просматривал протоколы допросов. Со многими арестованными беседовал лично. Ведь произошла вещь неслыханная: то, что среди некоторых статских нашлись заговорщики, еще можно было как-то объяснить. Но ведь заговор поддержали войска! Ходили даже слухи, что на помощь декабристам может двинуть свою армию дремавший за хребтом Кавказа, в Тифлисе, стареющий лев — генерал Ермолов, соратник Кутузова, человек решительный и смелый. А что, если бы он решился двинуть войска на столицы? Как тогда? Иной раз новому императору казалось, что события на Сенатской площади лишь пролог к чему-то еще более зловещему, гибельному для самой монархии… На Украине восстал Черниговский полк… В Варшаве арестовали отчаянного Лунина, не отрицавшего, что он некогда замышлял цареубийство… В Тифлисе сделали обыск в квартире Грибоедова… Аресты, обыски, допросы… Они шли в Киеве и Одессе, на Кавказе и в Варшаве. Усмирить столицы еще можно. Но как усмирить всю огромную, бескрайнюю провинцию? А ведь оттуда, именно из провинции, ждали новых действий, направленных против престола.

Осенью 1826 года Дибич вместе с императором находился в Москве, где Николай задержался после коронации. В Москву, к Дибичу, стекались многие секретные бумаги. Сюда переадресовывали доносы, которые все еще продолжали поступать на имя начальника главного штаба. Но одновременно всходила звезда и начальника III отделения (тайной полиции) Бенкендорфа. Причем зачастую одни и те же дела вели и Бенкендорф, и Дибич. Новому императору казалось, что так удобнее — пусть один проверяет другого. Бенкендорф был, пожалуй, хитрее и сообразительнее Дибича. Он уже успел прикрыть от справедливого возмездия изменника Фаддея Булгарина, сражавшегося в войсках Наполеона против России, доносчика и ярого врага передовой отечественной культуры. Но что были Дибичу и Бенкендорфу судьбы России, ее народа, ее культуры? За очередное повышение, орден, имение они готовы были продать всех и вся. И в свою очередь пригревали подобных себе.

Но дело происходило во время, когда Бенкендорф еще не взял верх над Дибичем. Наиболее секретными делами занимались пока что оба. И доносы, подчас одинакового содержания, поступали в два адреса. Авторами доносов были уже не только платные шпионы, но и многие из тех, кто в душе в свое время сочувствовал заговорщикам, а теперь в приступе верноподданнических чувств спешил откреститься и от крамольных друзей, и от собственных крамольных мыслей…