В каюте повисло напряжённое молчание. Мрачный настрой мужчин разительно отличался от того восторженно-щенячьего, что я наблюдала на встрече с адмиралом, и от этого мне было еще неудобнее. Первым решил заговорить медик. Прочистив горло О'Шенри сказал:

— Знаете, в такой непростой ситуации нам нужно, пожалуй, поговорить начистоту. Слишком это все неожиданно. И по здравому рассуждению, странно. Если позволит, старший по званию, — взгляд в мою сторону, и я утвердительно кивнула, с радостью отдавая пальму первенства в этом нелёгком деле доку, — я начну с себя.

— Да уж, ты нам расскажи, в каких это экспериментах над людьми тебя уличили. И о чем мы ещё не знаем. Возможно, в этой миссии нам предстоит опасаться не только гипотетического противника, но и товарища-вивисектора. — Ядовито прошипел Каюдзава разваливаясь в кресле и демонстративно переходя на личную форму общения, что у некоторых народов считалось прямым оскорблением.

Я неодобрительно покачала головой. Только перехода на личности нам сейчас не хватало. Но лучше действительно все выяснить именно сейчас, а не в пылу схватки.

Медик оскорблено поджал губы и несколько побледнел, но я успокаивающе подняла руку.

— Погоди бросаться обвинениями Каюдзава. Давай сначала послушаем, что нам скажет доктор. Вы ведь и сами хотели прояснить ситуацию, не так ли?

— Да все верно. — Док коротко кивнул. — Для начала хочу представиться по всей форме, так как представлялся раньше.

Главный медик приосанился и отрекомендовался.

— Полковник медицинской службы Витториан Галахад О'Шенри, был приписан к исследовательскому корпусу станции Нова. — Услышав это, у меня непроизвольно округлились глаза, а Каюдзава только присвистнул. Каждый военный мечтал служить на передовой станции Нова. — В возрасте сорока шести лет разжалован до звания лейтенанта-коммандера и приписан к прохождению службы на патрульном корабле «Буревестник 101». А теперь собственно о причинах подобного понижения.

Он оттянул воротничок и нервно сплел пальцы. Мы выжидающе молчали, давая доктору возможность собраться с мыслями. Наконец мужчина продолжил.

— В то время я был, пожалуй, даже слишком амбициозен. Тот успех и лёгкость с которой я дослужился до своего звания и получил место службы о котором мечтают многие, вскружили мне голову. Меня называли восходящим светилом медицины, приписывали мне талант от бога. Так что, когда моя жена заболела, и ей нужно было провести рядовую операцию по удалению опухоли, я не сомневался. Подобные операции случались у меня по три за день. Все же, как бы не был стоек человеческий организм, тесный контакт с космической радиацией имеет свои последствия. И берясь за скальпель, я тоже был уверен в успехе. Никто не предполагал, чем все обернется. Опухоль находилась совсем близко от мозжечка, и в какой-то момент наступил кризис. На самом деле такое случается достаточно часто. Давление начало стремительно падать, сердце остановилось, а я… — он пристыженно отвёл глаза, будто повторно переживая все заново, — я растерялся. Замер посреди операции и будто одеревенел. Мой персонал сделал что мог, но они не имели моего опыта и допустили передозировку препаратов. А я упустил ключевой момент, когда мог всё исправить…

О'Шенри спрятал лицо в ладони. Мы удручённо молчали, да и что можно было сказать? Поддержать? Это бы показалось мужчине вымученным поступком по принципу «так принято». Завести разговор на другую тему? Тем более не стоило. Сейчас доктору лучше было выплеснуть застарелую боль. Поэтому я решила просто промолчать. Каюдзава видимо руководствовался схожими мотивами, поступил так же. Медик тем временем растерев лицо, продолжал, стараясь не смотреть на нас.

— Сильное повреждение мозга. Очень тяжелый, но не смертельный диагноз. Пускай большая часть мозга моей любимой пострадала вследствие неудачного вмешательства, но его можно было восстановить. С современными возможностями на это ушло бы не менее десяти лет, но это была посильная задача. Жаль только память воссоздать уже не представлялось возможным. Проснувшись, она стала бы абсолютно новой личностью и начала бы жизнь заново. Вот только я не хотел ждать. Каждый день я просыпался и засыпал с чувством вины за свою ошибку, самоуверенность и гордыню. Я хотел всё исправить. И знаете, это желание было продиктовано по большому счету даже не беспокойством о моей жене. Именно мне хотелось снова жить с чистой совестью.

На одном из симпозиумов я повстречал одного уважаемого мной мэтра медицины. Его профиль был тесно связан с моим, вот только я посвятил себя хирургии широкого спектра, а он уже более сорока лет занимался исследованиями в области биоинженерии и генетики. Мы оба были не чужды эксперименту, я и сейчас не редко изобретаю новые методики лечения.

— Да, мы уж это точно заметили. — Проворчал Каюдзава, невольно потирая шею. Была у них история, когда пилот не хотел делать плановую вакцинацию. О'Шенри вроде бы согласился, но на следующее утро, когда Каюдзава занял свое место на мостике, его ждала неприятная неожиданность в виде укола прямо в шею, который ему был сделан подголовником кресла. Все бы ничего, но из-за несоблюдения всех условий вакцинации и занесённую инфекции, ругающегося трехтонными конструкциями Каюдзаву с высокой температурой, поместили в медблок на двое суток. После этого пилот старался всячески избегать нашего медика.

— Гхм, ну вот… — Немного смутился док, но практически сразу продолжил. — В общем, мы нашли общие точки соприкосновения. Узнав о моем несчастье, он предложил мне поучаствовать в поистине революционном проекте. То, что он открыл, в широких массах называют геном бессмертия. Не буду вдаваться в подробности, но ранее его выделить не удавалось. По сути своей этот ген отвечал даже не за бессмертие как токовое, а за повышение уровня регенерации клеток в человеческом организме.

Теперь я поняла, о чем пойдет речь и на что словил О'Шенри его коллега. Люди, как вид имеют достаточно небольшую продолжительность жизни по сравнению с другими разумными видами нашей галактики. Даже благодаря современным технологиям его удалось продлить до каких-то жалких ста тридцати лет. И все равно люди продолжали ежедневно страдать от хоть и излечимых, но неприятных болезней, старости и ран. В то же время, к примеру, рейменианцы спокойно доживали до тысячи земных лет, очень медленно старея и практически не болея. Даже я, не доведись мне заразиться космической чумой, могла бы успешно прожить пятьсот лет. Поэтому, и по причине своей крайне неуемной природы, люди испокон веков не оставляли попыток найти «эликсир жизни». Но пока это никому не удалось. Видимо док тоже грезил об этом. Сколько ему? Если он пришел на «Буревестник» в сорок шесть, то сейчас ему только перевалило за сорок восемь. Ещё совсем молодой по космическим меркам. Но ему осталось едва ли столько же.

Дальнейший рассказ действительно меня не удивил. После объединения двух гениальных разумов, были поставлены несколько удачных опытов, в следствии чего старший партнёр предложил закрепить успех и сразу перейти к тестам на людях. О'Шенри сомневался, но его переубедили в очередной раз напомнив о неудаче с женой. Собственно, после этого и начались проблемы. Оказалось, что «лекарство» для повышения регенерации оказывало положительный эффект только на первых стадиях. Люди, демонстрирующие фантастическую скорость исцеления ран различного уровня сложности, со временем начинали страдать от страшного регресса. Помимо всего прочего, выявилось, что генетический материал для своего «эликсира жизни» ученный брал у различных микроорганизмов, зачастую вредоносного происхождения. Как результат — был выведен новый вид болезнетворного вируса, что угрожало вспышкой смертоносный эпидемии на станции Нова. Когда О'Шенри понял к чему может привести их игры в богов, он сам пошел в ближайшее отделение контроля правопорядка. Только это помогло властям вовремя предотвратить угрозу. Наш док весьма легко отделался — за подобные вещи в федеративных законах предписана смертная казнь. Наверно на суд произвели впечатление как добровольная явка с повинной, так и прочие смягчающие факторы. Среди которых и гибель миссис О'Шенри, которой опьянённый успехом добрый друг ее мужа ввел «эликсир жизни» одной из первых…