ГЛАВА VII. Каким образом Сэмюэль Диксон застрелил оленя и что из этого вышло

Оставим на некоторое время трех охотников и перенесемся на расстояние в сто миль к Скалистым горам, где должны произойти важные события. Путешественник, в первый раз очутившийся неподалеку от Скалистых гор, не может без удивления и восторга смотреть на горную гряду, получившую от первых исследователей многозначительное название Горы Ветряной реки. Это необъятное водохранилище, содержащее воду из источников, озер и растаявших снегов, из которого берут начало несколько могучих рек, протекающих на протяжении сотен миль по живописным и холмистым местностям, чтобы принести свою дань в Атлантический и Тихий океан.

Из всей цепи Скалистых гор, конечно, самые замечательные — горы Ветряной реки; они образуют, так сказать, гряду гор около восьмидесяти миль длины, двадцати или тридцати миль средней ширины, с высокими вершинами, покрытыми вечными снегами, и тесными долинами, изобилующими ручьями, водными потоками, озерами и окаймленными высокими скалами.

Из этого громадного водохранилища вытекают прозрачные реки, которые беспрерывно увеличиваются благодаря присоединению к ним источников при их извилистом течении, становятся главными притоками Миссури с одной стороны и Колумбии с другой; от них же происходит Зеленая река, низвергающая свои воды в Калифорнийский залив.

Мы остановимся на крутом мысе, образуемом довольно широкой рекой, которая низвергается с Ветряных гор в том месте, где она впадает в Миссури; мы остановимся в самом центре восхитительной долины протяженностью в двадцать миль. Она разделяется почти на две равные половины рекой Миссури и ее притоком и со всех сторон обрамлена зелеными вершинами гор, покрытых лесом на две трети и скрывающих свои снежные вершины в облаках.

Это поистине очаровательная долина с самым живописным ландшафтом покрыта вековыми лесами, молодыми рощами и роскошными пастбищами, которые орошаются бесчисленными ручьями, быстринами, водопадами, стремящимися массой вод с одной скалы на другую и после бесчисленных фантастических извилин исчезающими в Миссури.

Этот неведомый Эдем, зарытый в самом сердце Скалистых гор, недавно был открыт отважным исследователем. Человеческая рука уже наложила видимый след на первобытную картину и лишила ее дикого величия, приспособив к своим нуждам и потребностям; словом сказать, здесь полным ходом шла расчистка лесов руками новых переселенцев.

Прежде всего необходимо объяснить, кто такие эти переселенцы, эти люди особого сорта, со столь любопытными нравами, странными обычаями и таким необыкновенным духом, что воистину подобных им не сыщешь во всем мире; такие люди рождаются только в Северной Америке.

Переселенцы — это люди беспокойные, жаждущие движения в любом смысле этого слова, неподатливые, не выносящие никакого ига и, следовательно, заклятые враги сидячей мирной жизни и благоустроенного порядка, какими славятся великие центры народонаселения. Одаренные львиным мужеством, силой воли или, скорее, неукротимым упорством, люди с неистощимой энергией, в груди которых вечно клокочут самые бурные страсти — вот настоящие пионеры прерий, истые передовые цивилизации в Новом Свете. Конечно, они вполне заслуживают названия просветителей и искателей новых путей, потому что никогда не стоят на одном месте и с каждым шагом вперед увлекают по своим следам земледельцев, людей более мирных и цивилизованных нравов. Несмотря ни на голод, ни на холод, ни на опасности, неустрашимые охотники проникают в густые девственные леса, живут с краснокожими и таким образом расчищают дорогу тем, кто имеет потребность за ними следовать.

Имея привычку ставить свою волю превыше людского закона, они без сожаления покидают дома, земли и все свое имущество, лишь только, с приливом населения, их настигают общественные порядки. Захватив с собой топор да ружье, они беззаботно углубляются в прерии, а когда случается, что местность пришлась им по вкусу, они по праву первого овладевают ею, не спрашивая ни у кого позволения, не требуя ни у кого документов. Тут нет никого, кто мог бы оспаривать их права или уличать в захвате собственности, а если бы кто и нашелся, так, во всяком случае, не совсем осторожно было бы с его стороны схватываться с отчаянным смельчаком: без лишних сомнений он схватит ружье, выстрелит и положит конец всем прениям.

Вот каковы американские переселенцы, или искатели следов, охотники протаптывать тропинки в диких дубравах — эта смесь хороших и дурных инстинктов, добродетелей и пороков. В сущности, не дикари, но и не образованные люди, они как бы стоят у крайней черты, разделяющей тех и других, применяя законы к своим потребностям и произвольно устанавливая и снова уничтожая свои правила, и в конце концов выходит, что они повинуются только тому, что им выгодно.

Но как бы там ни было, а эти люди приносят много пользы той местности, где они поселяются; поэтому правительство не беспокоит, а, скорее, поощряет их, за исключением тех случаев, когда они позволяют себе неудоботерпимые выходки, что нередко с ними бывает: например, встретят ружейными выстрелами прежнего владельца местности, разорвут у него под носом все его документы и отпустят полумертвым от страха искать защиты у закона. Да и хорошо еще, если отпустят, а бывает и так, что сами учинят расправу, вздернув несчастного на дереве, чтобы тот послужил пищей для хищных птиц.

Со временем большая часть этих переселенцев становится полезными членами сплотившегося вокруг них общества; остальные же, неисправимые охотники диких прерий, продолжают свой путь дальше и движение их окончательно прекращается только тогда, когда смерть врасплох застигнет их и уложит часто в кровавую могилу.

Джонатан Диксон был переселенец чистой породы; вся его жизнь была не что иное, как долгое странствование по всем пространствам Соединенных Штатов. Наконец ему надоело странствовать по цивилизованным странам — и неловки, и неудобны казались все эти общественные порядки его врожденной непоседливости. И вот в один прекрасный день, как уже известно, он принял отчаянное решение и, без всякого сожаления покинув свои владения, смело пустился в путь с женой, детьми и прислугой, чтобы отыскать клочок земли, на который еще не ступала нога человека.