Было около восьми часов вечера. Ветер свистел, буря завывала и грозно ревела между деревьями; отрывистый вой волков сливался с хриплым ревом ягуаров в чаще леса; шумно вздымались мрачные воды Миссури и огромными волнами разбивались о скалистые берега. Все спали или притворялись спящими в поселении Лагренэ.

Один хозяин еще не спал. Сидя в камышовом кресле, облокотившись обеими руками на стол, переселенец читал, или, скорее, неподвижными глазами смотрел на Библию, лежавшую перед ним и слабо освещенную закоптелой лампой.

Его огромная собака с торчащими ушами, красными глазами, самого свирепого вида, лежала у его ног, положив морду на вытянутые передние лапы и, чутко насторожив ухо, при малейшем шорохе тихо рычала.

Читал ли Лагренэ? Вряд ли, потому что его глаза вот уже с час как остановились на одной странице; книга служила предлогом, скрывавшим его беспокойство, и не мешала работать мысли, которая была не очень отрадна, судя по его мрачному виду и смотря по тому, как он все более и более хмурился.

Вот уже несколько раз переселенец с видимым нетерпением посматривал на часы с кукушкой, стоявшие в углу комнаты, которая, мимоходом сказать, была парадной комнатой в его хижине, после чего глаза его снова устремлялись на ветхие листы Библии. Вдруг раздался тихий свист, чрезвычайно походивший на свист гремучей змеи.

В один миг человек и собака подскочили к двери.

Человек захватил с собой ружье, собака ощетинилась, оскалила два ряда страшных зубов и, глухо зарычав, посмотрела умными глазами на хозяина.

— Молчать, Рок, молчать! — сказал Лагренэ вполголоса, ласково поглаживая пса. — Молчать! Это друг.

Собака перестала рычать и встала позади хозяина. Лагренэ подошел к двери и приложил к ней ухо.

— Кто там? — спросил он, стараясь говорить как можно тише.

— Друг, — был немедленный ответ.

— Мало ли друзей бродяжничает по прериям с честными намерениями в такой поздний час ночи.

— Знаю, но меня ждут. Девять часов пробило, луна поднялась, вот и я тут! Отворите!

Вероятно, эта фраза была паролем, потому что дверь тотчас отворилась.

Но вместо одного в комнату вошли разом двое.

— Что это значит? — закричал Лагренэ, занимая оборонительное положение, тогда как собака смело бросилась вперед.

— Опустите ружье и придержите собаку, старый охотник, — сказал один из прибывших, — зла мы вам не желаем и явились с дружелюбными намерениями.

— А где доказательства? — возразил старик, не переменяя воинственной позы. — Я не ждал никого из вас.

— Справедливо. Но положим, что мы просим у вас гостеприимства; откажете ли вы нам?

Старик с сомнением покачал головой.

— Но как вышло, что вы произнесли именно те слова, которые должен был произнести тот, кого я ждал?

— Может быть, случайно, а может, и нет. Во всяком случае подтверждаю вам, что в настоящую минуту вам нечего бояться с нашей стороны; если же впоследствии обстоятельства переменятся, то на нас не пеняйте — вся вина будет с вашей стороны.

— Пускай будет по-вашему! — сказал Лагренэ, опуская ружье. — Я полагаюсь на ваше слово. Лежать, Рок!.. Входите, дорогие гости!

— Благодарим.

Они вошли. Лагренэ подбросил две охапки хвороста в огонь, поправил лампу, вынул из шкафа кусок жареной дичи, ковригу хлеба, кувшин крепкого эля и графин французской водки, все поставил на стол и, подвинув стулья, обратился к гостям, вежливо поклонившись:

— Прошу покорно; ешьте и пейте, ничего не боясь. Вы мои гости и находитесь в безопасности под ответственностью моей чести.

Он сам сел, гости последовали его примеру, и все втроем принялись закусывать, как будто век были друзьями.

Тем не менее каждый из собеседников держал оружие под рукой, как это было в обычае у всех пограничных жителей.

Когда они насытились и закурили трубки, Лагренэ обратился к гостям с расспросами, считая, что наступила подходящая минута начать разговор, чтобы узнать, хорошее или дурное он может ожидать от этих людей, так неожиданно и почти насильно вошедших к нему в дом.

— Господа, — сказал он с принужденной улыбкой, — не угодно ли вам теперь объяснить мне, кто вы и что за важная причина привела вас в глухую ночь в мою жалкую хижину?

— Неужели вы нас не знаете? — спросил тот посетитель, который все время говорил с ним. — Это довольно странно: мы с вами самые близкие соседи по граничным понятиям.

— Не говорю, чтобы я вас не знал, только мне сдается, что я в первый раз имею честь видеть вас.

— Я тоже так полагаю, тем более, что со времени моего водворения в здешних местах я мало посещал окрестности; кроме того, я совершил довольно большое путешествие и только сегодня к вечеру возвратился домой. Посему спешу нанести вам свой первый визит. Как видите, я не люблю терять времени даром.

— Действительно, это так. Но понятно, что такой любезный шаг с вашей стороны усиливает мое желание познакомиться с вами.

— За этим дело не станет, господин Лагренэ. Меня зовут Джонатан Диксон, а это мой брат Сэмюэль. Мы новые владельцы Оленьей долины. К этому надо добавить, что мы всегда к вашим услугам. Теперь, надеюсь, наше знакомство состоялось.

— Совершенно так, совершенно, — ответил Лагренэ весело и с прояснившимся лицом. — Несколько дней тому назад я даже имел счастье видеть здесь вашего сына Гарри; должен прямо сказать, он спас мне жизнь.

— Да, он мимоходом намекнул мне об этом деле. Но не стоит говорить об этом: такими одолжениями пограничные соседи обмениваются ежедневно. Могу вас заверить, что молодой человек о том и не думает.

— Может быть, господин Диксон, но я-то думаю, что он спас меня от мучительной смерти.

— Ну, так и что же?

— А то, что я не забуду этого никогда.

— Воля ваша… Теперь потолкуем о деле.

— Не имеет ли оно какого-нибудь отношения к свиданию, которое вы назначили здесь моему племяннику? — спросил наконец Сэмюэль.

— Именно так, господин Сэмюэль: я желаю, насколько это от меня зависит, выказать ему свою благодарность за оказанное мне благодеяние, точно так же, как я не люблю оставаться в долгу за нанесенное мне оскорбление.