- И ты должен рассказывать её всем после моей проповеди, - сказал он, - а не трястись при одном упоминании о Неназванном. Единый защитит тебя даже за стенами своего храма, я говорил тебе об этом не раз. Ты обязан посвятить всех, кого встретишь, в эту страшную правду. Могильщиков и так не любят, но мы должны вызвать праведную ненависть по отношению к ним. Иначе зло, пробуждённое ими, вырвется наружу.
- Я слышал легенду, о которой вы говорите, от одного из могильщиков, - сказал Велион, допивая своё пиво и жестом подзывая служанку, - н не помню ничего ни о древнем зле из мёртвых городов, ни о Неназванном.
- Могильщики по натуре своей лживы и рассказывают не всё. Кайвен, ты пришёл в чувства? У тебя появилась возможность наставить на правильный путь одного из тех, кто связан с этими тварями.
- И потренировать речь, - усмехнулся торговец антиквариатом.
- И это тоже.
Кайвен тяжело перевёл дыхание и затравленно осмотрел всех сидящих за столом. Видимо, в нём боролись страх перед Неназванным и наставником.
- Выпей для храбрости, - благодушно предложил Велион, кивая в сторону второго кувшина.
Воспользовавшись предложением, молодой жрец ещё раз тяжело перевёл дыхание и, наконец, заговорил:
- После великой Войны, когда люди смогли, наконец, вспахать поля и посеять первый урожай, взгляды многих устремились к погибшим в Войне городам. Некоторые беженцы из городов, алкающие былых богатств, захотели вернуть себе утерянное и поживиться за счёт погибших. Пока крестьяне возвращались к привычной жизни, а большинство трезво мыслящих беженцев принялись отстраивать новые города взамен старых, эти люди строили планы быстрейшего обогащения…
- С тех пор ничего не поменялось, - буркнул немного опьяневший Грест. – Но иногда тебе просто нечего жрать, у тебя нет ни семьи, ни друзей, и ты идёшь грабить, чтобы не сдохнуть. И, поверьте, мёртвым, в отличие от живых, плевать, когда ты снимаешь с них сапоги.
- Очень точно наблюдение, - ухмыльнулся Велион. – Но не будем мешать нашему рассказчику. Продолжай, Кайвен.
- Эти люди сколотили первые ватаги, потянувшиеся к мёртвым городам. Но вернулись лишь единицы, и единственной их наживой была весть – боги прокляли старые города. Любая попытка взять что-то ценное на руинах или ограбить погибшего заканчивалась немедленной смертью для мародёра. В Войне боги покарали людей за их грехи и гордыню, но, уважая память павших, защитили их тела от осквернения.
Но люди не были бы людьми, если бы не нашлись те, кто пошёл наперекор воле богов. Те мародёры, что вернулись из первого похода, собрали второй. Только в этот раз они отправили в города обманутых бедняков, пообещав им еды и часть добычи. Эти несчастные заходили в мёртвые города и падали замертво от проклятий, а мародёры собирали добычу.
Пропажа людей не могла пройти незамеченной. Мародёрам перестали доверять, мало кто соглашался с ними сотрудничать. И всё же они продолжали своё греховное дело, и многие из них разбогатели. За привычку бродить по могилам предков, они назвали себя могильщиками, и места им не стало ни среди живых, ни среди мёртвых.
Но боги видят всё. Они прокляли каждого, кто бродил по мёртвым городам и осквернял мертвецов. Мародёры начали умирать один за другим от болезней. Те, кто, польстившись на деньги из могил, служил могильщикам или торговал с ними, тоже пали жертвой божественного проклятья.
Люди, справедливо опасаясь, что проклятье может коснуться любого, изгнали могильщиков. И ничего не осталось изгнанникам, как покаяться в своих грехах перед богами. Но это лишь разгневало богов ещё больше, и те запретили могильщикам под страхом смерти заниматься любым делом, кроме разграбления погибших городов. Дорога к людям была закрыта. Могильщикам не осталось ничего, кроме как умирать с голоду у окраин осквернённых ими городов. Болезнь перестала убивать обречённых, выжили только самые крепкие и злобные могильщики, но и для них не осталось надежды – они не могли грабить мёртвые города без живого щита, идущего впереди них.
Но боги просчитались. Думая, что могильщики просто передохнут с голоду или найдут свой конец на могильниках, они забыли про Неназываемого, бога-изгоя, лишившегося во время Войн всех своих почитателей. Неназываемый, чьё тело было человеческим, а голова в один день кошачьей, в другой – свиной, в третий – собачьей, и так без конца, пришёл к последним могильщикам.
«Примите мой дар», - сказал он, - «это перчатки, которые я сделал из кожи, снятой с тел погибших на Войне, защитят вас от магии и любых проклятий, человеческих или божественных. Они даруют вам жизнь. Идите и грабьте мёртвые города, оскверняйте тела убитых и несите богатства людям, выменивая их на еду. Но за них я хочу, чтобы вы служили мне до конца своих дней. У вас нет детей, но взамен вы должны приводить ко мне чужих. Каждый, на кого будут надеты такие перчатки, будут прокляты богами и будут служить мне, пока не умрут».
Могильщики согласились, поклявшись в верности Неназываемому. И с тех пор могильщики разбрелись по всей земле…
- А зачем Неназываемому могильщики? – резко прервал своего ученика Венле.
Кайвен испуганно выпучил глаза и принялся открывать рот, как рыба. Через минуту стало понятно, что ответа от него не добиться – парня трясло, а лицо начало приобретать зеленоватый оттенок то ли от страха, то ли от тошноты.
- Вот так, учишь молодёжь, учишь, - вздохнул старший жрец. – Жаль, не взял с собой розги. Могильщики ищут для Неназываемого древнее хранилище, запечатанное магами. Оно находится в одном из мёртвых городов, и если снять с него магические печати, то весь мир охватит болезнь, схожая с той, которую боги наслали на могильщиков и их приспешников. И тогда мир вновь охватит война.
Торговец антикваром цыкнул.
- Что ж, жрец, услышав твою версию легенды, я, пожалуй, больше не буду торговать с могильщиками. И, наверное, было бы неплохо сделать пожертвование в храм. Вы ведь туда и направляетесь?
- Конечно, - обрадованно закивал Венле. – Как же я рад, что на свете ещё так много людей, до которых можно достучаться!
В ответ Велион отсалютовал жрецу кружкой.
- Только один вопрос, - сказал он, когда все выпили, - Неназываемый ведь одна из ипостасей Единого?
- Любой бог – ипостась Единого. В том его и суть – он, как и человек, не идеален, и его могут обуревать то благие намеренья, то дурные. Но как человек борется со своими грехами, так и Единый желает, чтобы его дурные стороны были искоренены. И чем меньше слуг у Неназываемого, тем быстрее его смерть.
- За смерть Неназываемого нужно выпить, - кивнул Велион, вынимая из своего кошеля серебряную монету. – Эти деньги я заработал, торгуя с нечестивцами, так почему бы не сделать жертву Единому, напоив его жрецов?
- Поддерживаю такие благие устремления.
Грест, которому вообще-то обещали только обед, жрецом Единого не был, но пока из-за стола его никто не гнал, поэтому он тоже горячо закивал.
- А что на счёт тебя, Грест? – спросил Венле. – Может, ты тоже решишь встать на правильный путь?
- А что я могу?
- Можешь помогать нам в дороге. И кто знает, может, в конце концов станешь жрецом, несущим слово Единого народу.
Думал беглец не долго. Уж слишком ему не хотелось идти в рыбаки или батраки.
- Почему бы и нет?
- Тогда, - жрец поднял свою кружку, - выпьем за ваши спасённые души!
Когда принесли уже четвёртый кувшин, Грест наклонился к вставшему на путь истинный торговцу и прошептал:
- А что рассказывали тебе могильщики?
- Это всего лишь легенда, - отмахнулся тот, - да и то, как мы сегодня выяснили, лживая.
- И всё же?
Велион внимательно посмотрел на бывшего воришку, и его взгляд опять принадлежал убийце.
- Никакого Неназываемого не было. Мародёры сами прокладывали себе дорогу в города. Когда трупы погибших начали гнить, могильщики заразились от них чёрной хворью – кожа заболевших начинала чернеть и твердеть. И хотя чёрная хворь никого не заразила, их изгнали. Один из могильщиков, бывший кожевник, заполз в мёртвый город, надеясь умереть, но обнаружил, что магия перестала на него действовать. Тогда он срезал со своего тела помертвевшую от проклятья кожу и сшил перчатки, чтобы дать шанс спастись другим.
