На второго мечника тем временем наседал пастух. Хуторянин ранил его в руку, но не слишком серьёзно, сам же получил за это ощутимый укол в бедро. Теперь же, поняв, что преимущество не на его стороне, хуторянин швырнул меч в пастуха и бросился наутёк.

Но его перехватил могильщик, оставив мальчишке добивать поверженного противника. Велион врезался убегающему в спину, сбивая с ног, наступил на спину, придавливая к земле, и, ухватив за волосы, дёрнул голову на себя. Кривой кинжал прошёлся по открытому горлу жертвы, разделав его почти до позвоночника.

Тем временем пастушонок с хрустом пробил второму хуторянину височную кость и застыл, согнувшись и опираясь на воткнутое в голову противника копьё. Мальчишка тяжело дышал, из его рта капала слюна.

Велион хлопнул парня по плечу, а потом, поняв, что тот вот-вот либо блеванёт, либо потеряет сознание, схватил его за куртку на загривке и тряхнул.

- Что там? - рявкнул он в лицо мальчишке, кивая в сторону дома. Но у того уже закатывались глаза. - Побудь с ним, - буркнул он пастуху, с руганью пытавшемуся остановить кровь. - Посидите здесь пока.

Могильщик поднял меч убитого хуторянина и побежал туда, где ещё должна продолжаться драка.

Впрочем, драки уже никакой и не было. Велион увидел, как Хасл пытается ножом отбить удар сабли, как клинок отлетает ему в голову и сбивает с ног. Викле, должно быть, решил, что победа у него уже в кармане и ещё раз замахнулся, чтобы добить охотника, но в этот же момент на него налетел Крамни со своим двуручником. Одним ударом он прорубил голову главы хуторян до середины носа. На пару секунд они замерли каждый в своей позе, а потом Викле начал оседать на землю.

Сухорукий с невнятным возгласом подбежал к Хаслу, но тот уже сам пытался подняться на четвереньки.

Могильщик, наконец, добрался до места заключительного акта сражения. С головы охотника капала кровь, однако рану из-за волос рассмотреть было невозможно. Скорее всего, удар клинка пришёлся плашмя.

- Это всего лишь рассечение, - подтвердил догадку могильщика Сухорукий. - Что, все они подохли?

- Нет, - буркнул Крамни, с хрустом выдёргивая меч из головы своей жертвы. - Младший заперся в доме с бабами. Нужно достать его, во что бы то ни стало: он подстрелил Нишева.

- И демоны с ним. Со всеми ними.

Сухорукий подобрал один из ещё горящих факелов и зашвырнул его на крышу большого дома.

- Ты что делаешь, старик? - рыкнул Крамни. - А как же запасы и инструменты?

- Запасы вон там, в амбарах, инструменты там же. Скот, может, и в доме, но если он и передохнет, горожанам ведь придётся покупать мясо у нас?

Глава изгоев фыркнул.

- Тогда надо подпереть двери, чтобы не выбрались. Сжигать весь дом не обязательно, пусть задохнутся в дыму. Могильщик, поможешь?

Велион помог Хаслу подняться. Он оглядел двор, на котором то тут, то там валялись трупы, среди них был и один пастух - в его груди торчала стрела, он умер, едва успев спуститься со стены. Ещё один как минимум серьёзно ранен. Они же убили семерых. Этого достаточно, чтобы бабы и дети сдались на милость победителям. Полная капитуляция. А у них полная победа, от которой нет никакой радости.

Ведь стоит лишь немного подумать, как становится понятно - сколько бы еды хуторяне не запасли, их не больше двух с половиной десятков едоков, и запасов на горожан не хватит в любом случае. Если пощадить хуторян, ситуация с продовольствием станет ещё хуже.

Меньшее зло, да, могильщик? Вот так оно выглядит?

- Это ваша жизнь, а я здесь чужак. Делайте, что считаете нужным, но я в этом участвовать не собираюсь.

Впрочем, Крамни не стал дожидаться его ответа. Двое пастухов, пришедших с заднего двора, уже помогали своему главарю подпирать двери копьями. Об окнах можно было и вовсе не беспокоится - хуторяне сами заколотили их, готовясь к нападению. Плачь, доносящийся из дома, перешёл в обречённый вой, когда дым начал проникать в дом. Дверь попытались выбить изнутри, но изгои хорошо её заблокировали. Крыша занималась огнём всё сильней, уже слышалось жаркое потрескивание горящего дерева.

Могильщик выругался и отвернулся. Хотелось прирезать каждого из этих ублюдков. Но... но всё идёт так, как идёт.

- Мирека, - едва слышно прошептал Хасл. - Мирека...

Неожиданно его правая рука с чудовищной силой сжала плечо могильщика.

- Мирека! - взревел Хасл, отшвыривая того, кто держал его. - МИРЕКА!!!

Он рванул вперёд, в одну секунду перекрывая большую часть расстояния, отделяющего его от дома. Но остальную часть ему даже не нужно было проходить. Призрачные руки протянулись к дверям.

- Эй, парень, ты...

Крамни едва успел увернуться от двери, которая вылетела из проёма так, будто её выбило тараном. Хуторянки вывалились наружу, но и их всех расшвыряло по сторонам. Хасл буквально подлетел к дому, ворвался в пустой дверной проём и подхватил Миреку, которую едва не задавили.

Слышались стоны и проклятья, но охотнику было на них плевать. Он уселся прямо на землю и принялся баюкать свою возлюбленную, находящуюся в полубессознательном состоянии. Никто из хуторянок и детей сильно не пострадал, даже, которых расшвырял магией Хасл.

Некпре выл и, валяясь на земле, благодарил за спасение. К нему уже приближался Сухорукий.

- Твой отец предал моего сына, - сказал он, в тот же миг, как его нож вонзился в шею младшего сына Викле. - За это ты и умираешь.

Хасл полубезумным взглядом обвёл хутор. Дым от крыши валил чёрными клубами, но огня уже не было - охотник затушил его, сам не поняв как. Если хуторянкам не найдётся места в городе, они смогут вернуться...

Нет. Плевать. Главное, что Мирека жива, вот она, в его руках. Девушка заплакала, и Хасл гладил её волосы, не зная как успокоить. Она не пыталась вырываться, но в его руках как будто была статуя, а не живая девушка.

И тут Хасл понял, кто его держал. Вернее, не держал, а поддерживал, не давал упасть. Помогал. А он...

Могильщик. Что с ним?

Хасл нашёл его взглядом. Велион поднимался с земли, из его носа хлестала кровь, бок стал совсем чёрным из-за разошедшихся швов, но он был жив, и это главное. Они живы.

Могильщик поднялся, пошатнулся, цыкнув, ощупал раненый бок, угрюмо посмотрел на оставшихся в живых и погибших хуторян, потом уставился на Хасла. Снял перчатку с правой руки, утёр голой ладонью лицо, перепачканное кровью и грязью, сплюнул и устало сказал:

- Всё, блядь, из-за баб.

Могильщик шипел и ругался сквозь зубы, надевая на себя рубаху. Умельцев, способных зашить рану на боку, среди пастухов не нашлось, пришлось затянуть рёбра в тугую широкую повязку, мгновенно напитавшуюся кровью. Впрочем, всё было не так уж и плохо - разошлось только три шва из восьми.

Он опробовал пару трофейных клинков и остановился на сабле, которой Викле едва не прикончил охотника. Несмотря на возраст (оружие явно относилось ещё к довоенным временам), у сабли было прилично заточенное и почти не потраченное лезвие, заостряющееся к концу и имеющее длину в сорок дюймов, да пятую часть от этого добавляла рукоять. Эфес довоенный мастер выполнил в форме овала с отходящей С-образной дужкой, защищающей пальцы. Совершив пару пробных выпадов, Велион снял с пояса Викле ножны. Таким оружием можно было и колоть, и рубить.

Проблема в том, чтобы маг позволил себя рубить и колоть.

Тела погибших хуторян и их приспешников свалили в кучу, баб и детей к ним не подпускали. Те сейчас разбежались по домам, откуда слышался их траурный вой. Одна лишь Мирека осталась с Хаслом: её мать чётко дала понять девушке, что теперь на хуторе её видеть не хотят. Хуторянка уселась посреди двора и уткнула лицо в колени, не реагируя на все попытки охотника поговорить с ней. Спустя несколько минут Хасл бросил эту затею и просто уселся рядом, вид у него при этом был как у побитой собаки. Это чувство усугубляли окровавленное лицо и слипшиеся от крови волосы.