До середины первого раунда наш поединок не представлял особого интереса для публики. Соперник не спешил форсировать события, я тоже не рвался изображать из себя разъярённого Халка. Один, два удара, несколько раз работали в ближнем бою, но это больше напоминало толкотню, как обычно и бывает на такой дистанции. В общем, первый раунд прошёл ни шатко, ни валко. Второй Чернышёв начал активнее, шёл вперёд во фронтальной стойке, выбрасывая серии из нескольких ударов в голову, совсем игнорируя корпус. А я не игнорировал, пару раз хорошо впечатал перчатку в живот, и ещё разочек левым полукрюком догнал печень. Соперник поморщился, но не более того.

Ему тоже удалось меня разок достать, под правым глазом к концу раунда начал наливаться синяк. И я опасался, что для судей это попадание может стать решающим при определении победителя по итогам второго раунда.

— Женька, помнишь, что мы должны сделать в третьем раунде? — спросил Лукич, вытирая мою раскрасневшуюся физиономию влажным полотенцем.

— Помню.

— Вот и давай, претворяй… Погоди, лёд хоть к глазу приложу по-быстрому, а то может заплыть.

Ото льда осталось только название. Казаков перед боем упросил секретаршу спортзала, которая собиралась вместе с боссом сидеть допоздна, разрешить ему положить в морозильную камеру холодильника полиэтиленовый пакет с водой. Лёд в пакете к третьему раунду ещё плавал, но по большей части это уже была просто холодная вода. Впрочем, как гласит народная поговорка, на безрыбье и рак рыба, а на безптичье и жопа соловей.

— Бокс!

Рефери рубанул воздух ладонью, словно разбивая спор, и мы с моим соперником принялись кружить по рингу, обмениваясь одиночными и спаренными ударами, изредка переходящими в короткую серию с наскоком, и иногда завершавшуюся клинчем в углу или у канатов. Поняв, что соперник окончательно втянулся в «механический» бокс, я и применил финт под названием «челнок». Это когда боксируешь на средней дистанции, с которой противник ожидает жестких атакующих действий. Как правило, он реагирует защитой на ложное движение вперёд без удара. Чернышёв среагировал. Со вторым движением вперёд я атаковал по открытым местам в защите. Соперник чуть запоздало отреагировал отходом назад, и я продавил его ударами, заставив отступать по прямой. Этот финт требует развитых скоростных качеств и сопровождается повышенным риском при исполнении, но я рассчитал, что выгода всё же превалирует.

Чернышёв оказался в некоторой растерянности. Понятно, что он в итоге сгруппировался и прикрыл лицо перчатками, но два удара достигли цели — в «бороду» и печень. Причём в печень более болезненно: лицо соперника исказила гримаса боли, и рефери остановил бой Пока он отсчитывал оренбуржцу нокдаун, я в нейтральном углу не просто стоял, дожидаясь команды «Бокс!», я к вящей радости публики изображал бой с тенью, демонстрируя, как много у меня осталось сил.

Подозреваю, что этот спектакль произвёл на соперника деморализующий эффект, так как после того, как бой возобновился, в его глазах читалась какая-то обречённость. А у меня словно крылья выросли за спиной. Я понимал, что нахожусь в одном шаге от пока главного финала своей жизни, и этот шаг почти сделан. Осталось лишь опустить ступню на землю, зафиксировав тем самым очевидное.

Я провёл серию моих финтов, обозначая атаку то прямо в голову, то сбоку, то снизу, и когда раздёргал совсем своего оппонента, тот, не выдержав, пошёл вперёд. Пошёл из последних сил, это было заметно невооружённым взглядом. Я встретил его серией в голову, затем резко разорвал дистанцию. Подумалось, пусть за мной побегает, ещё немного вымотается, прежде чем я войду в режим уничтожения». А тут оказалось, что один из моих ударов на отходе ещё раз потряс Чернышёва. Я даже сам не понял, какой именно, но скорее всего один из тех, что были выброшены в голову, так соперник застыл ан месте, при этом колени его чуть подогнулись, а направленный вроде и на меня, но словно бы куда-то сквозь взгляд был каким-то остекленевшим.

В боксе это состояние называется грогги, когда боксёр вроде и не в нокдауне, но на пути к нему. А может, и на пути к нокауту. Достаточно лишь нанести сильный и точный удар, чтобы определить, промежуточная остановка это или конечная для твоего оппонента. Я этот удар нанёс. На мгновение в глубине сознания мелькнула мысль, не пожалеть ли оренбуржца, но только на мгновение. А в следующее я шагнул вперёд, сокращая дистанцию до минимума, чуть присел и засадил апперкот в нижнюю челюсть. Глаза Чернышёва закатились, и он, будто его тело вдруг моментально лишилось всех костей, просто стёк на канвас.

Рефери истерично замахал руками, одновременно оттесняя меня своим животиком в нейтральный угол. Оттеснив, кинулся к лежавшему неподвижно Чернышёву, склонился над ним, присев на одно колено, потом замахал кому-то за пределами ринга.

— Врача! — услышал я его голос словно сквозь туман.

Тут мне стало не по себе. А ну как я нанёс сопернику травму, несовместимую с жизнью? Или сделал его инвалидом? Небольшое облегчение испытал, когда тот ещё до появления на ринге врача зашевелился и даже сделал попытку приподняться на локте, но рефери мягко уложил его обратно, мол, лежи, дорогой, тебе может быть вредно двигаться, да ещё поддержал ему голову, сунув руку под затылок.

Короче говоря, победа нокаутом, восторженно воспринятая по большей части нейтральными зрителями, а я не очень-то и вспотел. Хотя и не скажу, что этот поединок получился лёгкой прогулкой. Да ещё гематома вздулась, и теперь правый глаз смотрел на окружающий мир через узкую щелочку. Ну ничего, за три оставшиеся до финала дня отёк по-любому спадёт.

С Чернышёвым вроде бы всё обошлось, обычный нокаут, без тяжёлых последствий. С другой стороны, Мохаммед Али за свою любительскую и впоследствии профессиональную боксёрскую карьеру ни разу не был нокаутирован, однако пропущенные за все эти годы удары впоследствии привели к болезни Паркинсона, и старость звезды бокса превратилась в тихий кошмар.

В финале меня ждёт Камо Сароян. Его тренер весь мой бой смотрел, Камо присоединился к нему во 2 раунде. Что ж, пусть делают для себя выводы. Мы тоже с Казаковым их бой смотрели, и тоже кое-какие выводы сделали.

Первым делом после душа я получил от Лукича тюбик «Бадяги», которой натирал фингал следующие два дня, пока отёк окончательно не сошёл, и только лиловый кровоподтёк и небольшая краснота на белке глаза указывали на недавнее повреждение. Подготовка к финалу проходила в штатном режиме, и в день решающего поединка я чувствовал себя готовым драться за золотую медаль. Дополнительным стимулом была не только обещанная тысяча от «Динамо», я вроде и так не бедствовал, но и тот факт, что по итогам чемпионата будет сформирована команда для поездки в США в январе следующего года. Матчевая встреча состоится 23 января в Лас-Вегасе, спустя три дня неофициальный матч сборных в Денвере, а на следующий день второй неофициальный матч уже в Луисвилле. Между прочим, Луисвилл — малая родина Мохаммеда Али, олимпийского чемпиона 1960 года и абсолютного чемпиона мира среди профессионалов. Правда, этот титул у него отняли через суд, когда Али отказался идти служить в американскую армию. Об этом я и сам прекрасно знал, и в «Советском спорте» читал заметку в поддержку бывшего чемпиона, несогласного проливать кровь во Вьетнаме за интересы капиталистов. И будущего, я-то знал, что Али вернёт себе титул в 1974 году.

Поэтому финал я собирался провести ярко, а то в том же «Советском спорте» по итогам полуфинальных боёв вышла небольшая статья, где упоминался и боксёр из Свердловска Евгений Покровский. Якобы манера боя молодого динамовца носит очень уж осторожный характер, лишь временами он готов принять встречный бокс. Тем не менее победитель ВДСО «Буревестник» в поединках с более опытными мастерами не тушуется, и даже такая манера боксирования имеет право на жизнь, если она приносит результат.

— Вот, главное — результат! — наставительно поднял вверх указательный палец Казаков, когда я прочитал статью в купленной им на первом этаже газете. — Так что не бери, Женька, в голову.