Петр тоже скосил рожицу, тоже, видимо, улыбающуюся.

— Сегодня мы идем домой! — безапелляционным тоном проговорил Паша, пряча взгляд под бейсболкой.

— Конечно идем! Все вместе, я так полагаю? — я махнула рукой в направлении картины «два медведя».

Внутри все зудело от того, как же хотелось к нему прикоснуться, поцеловать, прижаться к его крепкой груди. Но…обстоятельства были сильнее.

Я ему не пара. И он никогда меня не полюбит.

И я снова ощутила себя на том самом вечере для студентов, когда приставала к нему в темноте леса, но только в этот раз между нами все случилось.

— Все. Да не все, — буркнул в ответ Паша, умываясь в умывальнике холодной водой, от чего вокруг рассыпались бриллиантовой росой водяные капли.

— Ну, не все, так не все, — согласилась я, пряча свои жадные взгляды от него.

В отличие от здешних обителей, которые либо проигнорировали процесс умывания, либо умывались в сковывающей скулы морозной воде, я поступила совершенно по-взрослому: приготовила водички, вскипятив ее в чайничке, достала тепленькое полотенце, обстоятельно развела кипяток водой и только после этого, с чувством и под не очень одобрительным взглядом Паши, с удовольствием умылась.

Почувствовав себя человеком, погладила огромного медведя по уху, отблагодарив за приют, вскрикнула от непонятного рычания Пашки, и упругой походкой направилась в лес вместе с медвежонком, предлагая, таким образом, нашему недовольному моими ласковыми действиями по отношению к хозяину дома, идти за нами в глухомань, или идти впереди нас — показывая дорогу.

Человек-волк выбрал второй путь.

— Далеко собралась?

— Да, решила, знаешь ли, прогуляться по лесу, пока погода стоит хорошая, — ехидно ответила.

— Слушай, а ты всегда такая вредная? Все поперек делаешь, бежишь, куда не надо… — хрипло забурчал он.

— А куда не надо-то? Мы же вроде бы отсюда пришли, — сказала, а сама все на Мишку смотрю.

— А идем не туда!

Пашка задал рукой верный курс, и мы с Мишкой направились вслед за нашим предводителем, флибустьером, живущим в лесу.

— Мы идем к старой липе, за свежими листьями, чтобы можно было сварить отвар, вернув мальчику его прежний вид, — наконец ответила мне спина нашего провожатого.

— Это прекрасная идея, даже удивлена, что она зародилась в твоей головушке! — не смогла я удержаться от подколок.

— В моей головушке сейчас зарождаются очень кровожадные мысли! — бездарно спародировал он меня.

По лесу мы шли довольно долго, я несколько раз уставала, но появлялось второе дыхание и приходилось бодро вышагивать вслед за новоявленным Сусаниным. И только когда деревья начали покрываться вечерней дымкой, Паша устроил для нас привал.

Сам набрал валежника, развел костер, усадив нас поближе к нему, достал из рюкзака термос, угостив чаем и меня, и медвежонка, раздал каждому по огромному бутерброду. И когда успел так подготовиться?

Мы с медвежонком разомлели у костра, но Паша сидел с выпрямленной спиной, периодически поднимая свои невозможно черные глаза, оглядываясь по сторонам от малейшего шороха.

А потом вдруг вскочил на ноги.

— Выходи, Натали! Хватит прятаться!

Я испуганно вскрикнула, но Паша не обратил на меня никакого внимания. Он в мгновение ока оказался около меня, положив руку в успокаивающем жесте на голову заволновавшемуся медвежонку.

На нашу маленькую полянку к костру вышла полуголая Натали. Я прикрыла глаза, но снова их открыла, начиная понимать: девушка среди леса гулять в таком виде не сможет…

— Дорогой, как же я рада тебя видеть! — пророкотала она. Глаза при этом блеснули нездоровым огнем. Девушка обошла костер по дуге, опасаясь приближаться к нам, расхаживая вперед-назад.

— А я вот как-то не очень рад тебе, — Паша наклонился и взял из костра в руки факел — горящую деревяшку. Все его тело выдавало крайнее напряжение, хотя на лице играла улыбочка.

— Как же горячо ты меня встречаешь! Настолько рад своей единственной подруге, что согреет в холодную зиму?

— Сейчас не зима, да и ты мало похожа на подругу.

Она осклабилась.

— Вот как ты заговорил!

— Зачем ты отравила мою сестру? — Паша демонстративно угрожающе покачал рукой с горящей деревяшкой, и Натали застыла на месте, сразу потеряв свое напускное веселье.

— Не она мне нужна была. Попала под раздачу.

— Я?

Натали зловеще захохотала, словно умалишенная, резко, от чего по рукам моим побежали мурашки. Отсмеялась, запрокинув голову вверх, а, закончив на визгливой ноте, резко замолчала и вцепилась серьезным взглядом в мужчину.

— Ты, Пашенька, очень мне нужен, это безусловно. Но еще важнее для меня — свобода! Для меня и моих соплеменников! Все мы станем скоро свободными! Все!

— Да она сумасшедшая, — пробормотал Паша, метнув в мою сторону взгляд.

— Я сумасшедшая? Я?! Все мы сошли с ума, Пашенька. Все! И все из-за этой проклятой волчьей крови! И я сделаю так, чтобы снова стать человеком, и помогу сделать это своим друзьям. Знаешь как много нас таких? Тысячи! И все они приходят сюда, всех тянет сюда старая липа. Но никто не поймет, что делать. Одна я придумала, нашла ответ, лекарство. И меня ничто не остановит!

— Тем, кто стал оборотнем, нужна помощь, а не сбрендившая предводительница! — не выдержала я.

Натали наклонила голову и искоса посмотрела на меня. Ее взгляд был безумным и горящим страшным огнем. Сейчас я не узнавала в ней сокурсницу, или даже соседку, что раздражала только тем, что была бывшей подружкой парня, в которого я была влюблена. Сейчас это была страшная машина, и бог знает, какие кнопки были в ней уже нажаты.

Она резко подняла голову вверх и завыла. Тот час же ей ответили звериные голоса со всех сторон.

Пашка задвинул меня за спину, ближе к костру. Сам повернулся лицом к лесу, придерживая испуганно забившегося медвежонка.

— Ты, мне, Пашенька, больше не нужен. Ты — перевернутая страница. А вот для достижения моей цели мне нужен он!

Она протянула руку в направлении медвежонка, щелкнула пальцами, и вдруг на поляну высыпало огромное количество животных и людей. Все закружилось, завизжало, зацарапалось. И последнее, что я видела, перед тем, как потерять сознание — Пашку, мужественно отгонявшего от медвежонка зверей, рассекая воздух горящим факелом.

Вера, петляя по лесу, поняла, что силы ее покинули. Она опустилась на мокрую холодную траву и вздохнула. И зачем пошла в лес? Осталась бы в доме, ждать всех остальных. Может быть, они играют в какую-то интересную игру, что-то вроде зарницы? А она тут по собственной глупости пропадет. Значит, надо возвращаться назад. А вот куда? Вера чуть не заплакала.

Заставив себя подняться, пошла вперед. Вместо того, чтобы писать в газету всякую ерунду про советы многодетных мам, интервью с фермерами, писала бы лучше материалы о том, как выжить в лесу. В опускающихся сумерках. Одной.

Она плелась непонятно куда и вдруг среди деревьев увидела огонек.

Точно! Впереди — дом! Вера вышла на полянку и расслабленно выдохнула. Добротный дом, в котором светятся огоньки, жилой.

Она радостно подскочила к двери и постучала.

Спустя несколько томительных минут двери открылись, и Вера чуть не упала от неожиданности.

В проеме двери, деля свет на две части, стояла обнаженная фигура ну очень развитого в плане мускулатуры мужчины. Фигура жевала бутерброд и совершенно не стеснялась своего естественного вида.

— Здра. здравствуйте! — пролепетала Вера.

— Здравствуйте! — бодро ответил мужчина, в котором Вера с испугом признала Петра.

Он окинул ее взглядом.

— На. наверное, я пойду… — шептала Вера.

Обнаженная фигура доела бутерброд, отряхнула руки друг о друга.

— Стоять!

Вера остановилась, вжала голову в плечи.

Петр вышел вслед за ней в темноту. Обошел кругом. Принюхался. Нагнулся, так, чтобы глаза оказались вровень с девушкой, провел носом вдоль щек с двух сторон. Отстранился и сощурил глаза.