Она подняла глаза на загадочный портрет и вдруг подумала: а что Баррет Гамильтон сказал бы о Лукасе Дэвине? И внезапно ей показалось, что у них гораздо больше общего, чем ямочка на подбородке.
Вполне возможно, что лорд Гамильтон испытывал те же самые чувства, что сейчас, как ей кажется, обуревают Лукаса. Более того, она в этом уверена. Презрение к вышестоящим, смешанное с тайной завистью к тому, чем они обладают. Правда, лорд Гамильтон стремился возвыситься по одной-единственной причине: чтобы добиться женщины, которую любил. У него была романтическая цель, и именно это так восхищало Кэролайн в старинной легенде.
Лукас попал в эту историю случайно, и чем все кончится, и какая, собственно, цель у него самого, она не знала. Отсутствие этих сведений весьма раздражало ее.
Кто-то постучал в дверь.
– Войдите, – сказала Кэролайн и поднялась со стоявшего у камина кресла. Полагая, что Бидди пришла приготовить постель, она начала расстегивать замочек ожерелья. День выдался долгий, и ей хотелось поскорее лечь.
– Я подумал, что следует пожелать спокойной ночи. От звука его голоса Кэролайн вздрогнула и подняла глаза.
– Я… я полагала, что вы уже легли в своей гардеробной. Мы же условились, что так будет лучше. Ведь это… деловое соглашение.
Необычайно большие глаза Лукаса подернулись дымкой от неведомых ей чувств. Разочарование? Ирония? Страсть?
– Не стоит церемониться… со мной. Я понимаю, зачем я здесь, и принимаю это. Мне просто хотелось поговорить.
Тогда почему он смотрит на нее так, как будто раздевает? Ее грудь напряглась под его настойчивым взглядом, и Кэролайн смущенно кашлянула.
– Хорошо, вы хотите обсудить что-то важное?
Задумавшись над ответом, он выглядел весьма неуверенным для человека, привыкшего всегда отстаивать свое достоинство, сколь бы низкого происхождения он ни был. И вообще вид у Лукаса был несколько растрепанный. Он уже сбросил фрак, и жилет подчеркивал узкую талию. Безупречный узел галстука ослаблен, а волосы смотрелись дикарской гривой.
Запустив пальцы в черные кудри, он сосредоточенно обдумывал свои слова.
– Даже не знаю, почему я пришел, но что-то не совсем ладно в этом доме.
Дневник выскользнул у нее из рук, и Кэролайн едва не споткнулась, поспешив его поднять.
– Да? Что вы имеете в виду?
– Просто… мне почему-то приходят в голову странные мысли, всплывают какие-то воспоминания, которые мне не принадлежат…
– Понятно, – сказала она с облегчением. – И это все? Наверное, вы просто устали, мой друг. Не хотите ли немного бренди, прежде чем отойти ко сну? Физерс принес, но я была слишком занята. Я вообще редко пью. Видно, он решил, что сегодня мне нужно подкрепиться. Что ж, наверное, он прав.
– Глоток бренди пришелся бы весьма кстати. Лукас закрыл за собой дверь и вошел в ее спальню. Она направилась к дальнему окну, около которого стоял столик с графином. Снаружи, как обычно, завывал ветер.
– У вас такой вид, будто вы вот-вот заснете. Аманда замучила вас уроками этикета?
– Mais oui[5], – сказал он, опускаясь в широкое кресло перед ярко пылавшим камином.
– Я и не знала, что вы говорите по-французски, – улыбнулась Кэролайн, усаживаясь рядом и протягивая ему изящный бокал.
– До сегодняшнего вечера не говорил. Je m'appelle Monsieur Davin. Comment vous appellez-vous?[6]
Она восхищенно покачала головой и отпила глоток.
– А вы, оказывается, способный ученик!
– Миссис Пламшоу сказала, что ничего, кроме этого, мне говорить не потребуется. И еще я должен говорить «вы» вместо «ты», «класть» вместо «ложить» и «Боже мой» вместо «Черт побери». – Он поднес бокал к чувственным губам, сделал глоток и довольно причмокнул. – Мне нужно учиться быстро, у меня мало времени.
У меня мало времени. Кэролайн отыскала глазами портрет. Наверняка те же самые слова говорил лорд Гамильтон. Лукас вытянул к огню длинные стройные ноги.
– Миссис Пламшоу говорит, что каждый джентльмен должен хоть чуть-чуть знать французский только для того, чтобы блеснуть своей образованностью. Странно, однако мне почему-то все время кажется, что все это уже было в моей жизни. Во всяком случае, можно сказать, все это мне не чуждо.
– Я говорила вам, что вы умны. Замечаете, как улучшилась ваша речь?
Он подпер подбородок кулаком и скривился:
– Но ведь этого недостаточно, верно? Меланхолически улыбнувшись, она молча согласилась с ним. Чему бы он ни научился, это никогда не сотрет социальное неравенство, которое разделяет их. И хотя Кэролайн не принадлежала к родовой аристократии, но была плоть от плоти своего круга – мелкопоместных нетитулованных дворян. Для леди категорически неприемлемо выходить замуж за человека столь низкого происхождения.
Лукас внезапно поднялся и бесцельно зашагал по комнате. В его движениях сквозила природная грация. Острый взгляд останавливался на самых дорогих предметах интерьера. Он разглядывал антикварный застекленный шкафчик с коллекцией жадеитовых табакерок, наполненную жемчугом и сапфирами шкатулку на прикроватном столике, китайскую фарфоровую вазу времен династии Мин, в которой стояла одинокая роза. Казалось, он стремился отыскать самую дорогую вещь в окружающей его обстановке.
Он провел рукой по лицу, как бы стирая странное выражение, тенью мелькнувшее в глубине его глаз. «Как, должно быть, ему трудно, – подумала она, – привыкнуть к тому, что больше не нужно красть. Возможно, он уже скучает по своему прежнему опасному занятию».
Лукас поднял голову и оказался лицом к лицу с изображением лорда Гамильтона. И вдруг ей показалось, что портрет ожил, Баррет Гамильтон ощетинился, словно пес, учуявший проникшего на его территорию соперника.
А Лукас? Во всей его фигуре чувствовалось крайнее напряжение.
– Это кто? – Голос звучал требовательно и неумолимо. Кэролайн замешкалась с ответом, и он повернулся к ней, похожий на лиса, выследившего в траве дрожащего кролика. Его ноздри трепетали, губы скривились в деланной улыбке.
– Так вот в чем дело! Вы… вы… вы в него влюблены. Теперь понятно. Вы его любили, но по какой-то причине потеряли и теперь согласны на любого…
– Нет! – с негодованием вскинула подбородок Кэролайн.
– Оставьте свой чопорный вид и не делайте из меня идиота! Я что, слепой? Это написано на вашем лице.
Она зябко обхватила себя руками, чувствуя, как мурашки бегут по спине.
– Как вы смеете так нагло говорить со мной?! Вам неведомо, что творится в моем сердце.
– Почему же? Мне следует кое-что знать. Я, черт побери, ваш муж!
– Только формально.
– Конечно, ведь я недостаточно хорош для вас, правда? Но растормоши чуть побольше богатенькую особу, пусть и приятную на вид, так на поверку окажется одна дрянь. Чертов снобизм.
Она задыхалась.
– Убирайтесь! Сейчас же!
Что-то в нем надломилось, словно ветка дерева, поскрипывающая за окном под порывами ветра. Сильное тело Лукаса напряглось, лицо залила краска. В ярости он шагнул к ней. Казалось, сам лорд Гамильтон пожаловал с того света. Кэролайн съежилась и отступила на шаг. Он собирается ее ударить? Но ведь она сама спровоцировала его на это. Он не был чересчур высоким, но все же ему достало роста, чтобы угрожающе нависнуть над ней. Лукас схватил ее за руку железной хваткой. Прерывистое жаркое дыхание овевало ее щеки.
– Я дал вам свое имя, будь я!.. И клятву верности! Вы что же, думаете, это так легко?
Сердце тоскливо сжалось от чувства вины, она отпрянула, но он удержал ее. Глаза его источали ярость. Он положил руку ей на затылок и приподнял голову, заставляя смотреть прямо ему в глаза.
– После этого, Кэролайн, я не смогу дать клятву ни одной другой женщине. Вам не приходило в голову, что я, возможно, мечтал о настоящем браке, о детях и семейном очаге?
Она взглянула в его огромные неистовые глаза и увидела человека. Не преступника. Не плод фантазии. Реального человека. Искреннего и страстного… Который хотел… поцеловать ее. Который отказался от свободы по причине, до сих пор ей неясной. И не надо говорить, что дело в деньгах. Нет! Он хотел гораздо большего.
