Нет, они как раз смогли. Вскоре оба всадника уже склонились над ним, сидя на своих низкорослых лошадях. Лукас поклонился с преувеличенной элегантностью. Суровый констебль поднял жезл, как будто хотел стереть усмешку с красивого лица Лукаса. Черт, пожалуй он не заслужил такого удара!

Лукас вытер разбитую губу и засунул руки в карманы. Он беспечно оглядывался по сторонам, как будто только и делал, что стоял, поджидая их.

– Однако вам пришлось потрудиться!

– Молчать! – рявкнул констебль. – Хватайте его!

Слуга спрыгнул с лошади и заломил руки Лукаса за спину.

– Может, связать его? – предложил слуга.

– Пожалуй, и отвезем его к графине. Ведь это у нее украли лошадь.

Мужчина, который, по-видимому, служил у названной леди, грубо затянул веревку на запястьях Лукаса и, склонив его шею, просунул в петлю. Затем он вскочил на лошадь и потащил пленника вниз по холму. Лукас не хотел доставить им удовольствия своим падением и поэтому побежал, изо всей силы стараясь удержаться на ногах и не отстать от скачущей лошади.

Они миновали главный вход в поместье – замысловатые кованые ворота и, обогнув великолепный особняк, подошли к главному входу здания, столь же величественного, как и его имя – Соронто-Холл, как сообщил слуга. Их прибытия, должно быть, ожидали, потому что, как только они подошли к дверям, те распахнулись, и перед ними предстал щеголевато одетый дворецкий. На нем были длиннополый сюртук, короткие, до колена, бриджи и белые чулки. Его глаза, серые, как осенний дождь, смотрели на Лукаса с холодной брезгливостью. Он прищурился, разглядывая воришку, словно неуловимую крысу, которая хозяйничала в его кладовке и наконец попалась в ловушку.

– Это он? – с видом триумфатора проговорил дворецкий гнусавым голосом.

– Да, скажите госпоже, что мы поймали человека, который украл ее лошадь, – кивнул констебль, когда слуга с гордым видом дернул за веревку на шее Лукаса. Тот обеими руками ухватился за веревку, но не издал ни звука.

Вскоре дверь отворилась, и появилась величественная женщина с темными, тронутыми сединой волосами, пронзительно синими глазами и напудренной неестественно белой кожей. Лукас невольно зажмурился: такого роскошного платья он не видывал за всю свою жизнь. Переливчатый алый шелк, украшенный драгоценными камнями и расшитый бисером… Дама подняла глаза и окинула Лукаса с ног до головы спокойным пристальным взглядом.

– Так это он? – холодно поинтересовалась она.

– Да, ваше сиятельство, – отвечал констебль с легким поклоном.

– Вы нашли лошадь? – спросила она, едва шевеля тонкими губами.

– Да, ваше сиятельство, это недалеко от «Серебряной подковы».

Она улыбнулась одними губами.

– Отведите его в местную тюрьму. Его хорошенько проучат там, а потом повесят за дерзкое преступление. Если он не проявит должного раскаяния.

Она повернулась и, не проронив больше ни слова, быстро направилась к выходу, шелестя шелком. Ноздри Лукаса раздулись, он крепко стиснул зубы. Он знал, что означает «должное раскаяние». Ему придется на коленях умолять сохранить ему жизнь, а потом он останется ее рабом, каждое мгновение благодаря за посланную милость.

Эта мысль причиняла ему большее страдание, чем веревка, которая больно врезалась в кожу. Лукас думал, что ему потребовалось бы прожить еще не один год, чтобы снова увидеть проявление такой высокомерной ненависти. Он считал себя королем среди своего сброда, поэтому ему не подобает пресмыкаться перед любой знатной дамой вроде этой. Как он презирал богатство! Ну ничего, он еще покажет им… Но придется подождать. И он подождет…

– Итак, дорогая Кэролайн, еще один претендент улизнул из ваших рук, – сказала Пруденс Уэйнрайт, сидя в маленькой гостиной Фаллингейта на следующее утро.

Супруга Джорджа Уэйнрайта – миссис Уэйнрайт, как ее обычно величали, – прибыла сюда сразу после завтрака в сопровождении двух дочерей от первого брака. Расположившись в самых лучших апартаментах, она с удовлетворением оглядывала до блеска натертые полы, тяжелые резные двери, обои в восточном стиле так, как будто эта комната всегда принадлежала ей. Пруденс и ее дочери устроились поближе к камину, предоставив Кэролайн и ее бывшей гувернантке Аманде Пламшоу дрожать от холода в центре гостиной. Сидя на софе в стиле чиппендейл, Аманда и Кэролайн могли лишь мечтать о тепле, поглядывая на поленья, потрескивающие в камине, фриз которого украшали классические фигуры.

Не спрашивая хозяйку, миссис Уэйнрайт расплылась в довольной улыбке и заказала чай и пирожные, хотя совсем недавно позавтракала, и теперь поглощала их, в то время как ее дочери были заняты вышиванием.

Не требовалось особой проницательности, чтобы заметить ликование, сверкающее в глазах почтенной матроны. Миссис Уэйнрайт никогда не была так дружелюбна с Кэролайн, как это случалось, когда очередной претендент на ее руку спасался бегством. Пруденс видела в неудаче Кэролайн залог успеха для собственных дочерей, и это рождало чувство триумфа в ее материнской груди.

Сама миссис Пруденс Уэйнрайт не могла похвастаться благородным происхождением. Не было в ее жилах голубой крови, и она приобрела соответствующий статус благодаря первому браку с полковником Халлауэллом, кузеном барона Чамли. Со времени неожиданной кончины мужа она использовала каждую минуту, планируя следующее замужество, которое обеспечило бы ее дочерям возможность войти в высшее общество. И хотя брак с братом Кэролайн Джорджем, владельцем собственной фабрики, был шагом вниз по сравнению с ее блестящим прошлым, Пруденс нуждалась в нем. Деньги Джорджа должны были обеспечить ее дочерям приданое и тем самым соответствующее место в обществе. Кроме того, Пруденс по природе была не только мать, но и настоящая сваха, и ее бы страшно унизило, если бы золовка преуспела там, где лежали ее собственные интересы. Она никогда не упускала возможности предать гласности очередную неудачу Кэролайн и стремилась каждого посвятить в подробности этого дела.

– Вам просто не везет в любви, моя бедная девочка, – вздохнула Пруденс, потягивая чай из крохотной фарфоровой чашечки. – Но что же делать, милая? Миссис Пламшоу, не будете ли вы столь любезны, принести айвовое желе? Мои девочки его просто обожают.

Аманда Пламшоу с недоумением взглянула на гостью. Она никогда не забывала о собственном достоинстве. Ее светлые, отливающие рыжиной волосы, свернутые в тяжелый жгут под батистовым чепцом, выбивались из-под оборки вьющимися прядками. Ей было около сорока, и нежная светлая кожа все еще сохраняла упругость. Только в уголках живых ярко-зеленых глаз пролегли тонкие морщинки. Но при всей своей зрелости она не знала, как ответить на такое беспардонное заявление. Она взглянула на свою бывшую подопечную, ища поддержки.

– В самом деле, миссис Уэйнрайт, – холодно заметила Кэролайн, посылая лакея на кухню, – миссис Пламшоу, как вам известно, моя уважаемая компаньонка.

– Она гувернантка, – нервно возразила Пруденс.

– Бывшая гувернантка. В любом случае она не прислуга.

– Но она вам не ровня, и вы должны обращаться с ней соответственно.

Отпив глоток чая, Кэролайн спокойно произнесла:

– В этом вы абсолютно правы, миссис Пламшоу действительно не ровня мне.

Пруденс почти замурлыкала от удовольствия, довольная, что попала в точку.

– Она гораздо лучше, – продолжала Кэролайн. – Ее греческий превосходен, успехи в математике почитаемы всеми. А ее игра на арфе заслуживает высших похвал. Вдобавок она добрый друг, добрее, чем некоторые из ближайших родственников.

Кэролайн украдкой взглянула на Аманду, чьи изумрудные глаза искрились веселыми огоньками. Пруденс поджала губы.

– Вы, как всегда, чересчур либеральны, моя милая Кэрол. Возможно, это весьма оригинально, но… Вам уже давно следовало выставить старого камердинера Джорджа и научиться беречь каждое пенни.

– Невилл обслуживает нашу семью сколько я себя помню, миссис Уэйнрайт. Я думаю, вы не выгоните его на улицу, хотя, возможно, он не может работать в полную силу.