Я слушаю его вполуха, думая о своем. На мгновение представляю себя на троне, а не в ловушке чужих прихотей и блажи. Что бы я чувствовала, если бы мне кланялись другие, если бы они подчинялись любому моему приказу? Каково это — иметь такую власть?

Я впервые буду гулять по Эстенции ночью. В канал у дворцовой улицы приплывают гондолы, и консорты занимают их, разбившись на группки. Я спускаюсь с Рафаэлем и двумя другими консортами в одну лодку и осторожно сажусь на поскрипывающее сиденье. От моего движения по воде бежит рябь. Отчалив, гондола скользит к гавани, а я, восхищенно открыв рот, разглядываю город.

Никакие ночи не могут сравниться с красотой ночей в праздник Весенних Лун, и ни один город не сравнится с потрясающей воображение Эстенцией, превратившейся в светящуюся страну чудес.

Все мосты украшены светильниками, и их золотисто-оранжевое свечение, отражаясь в воде, подрагивает в волнах. По каналам скользят гондолы, играет музыка, кругом слышен смех. Этим теплым вечером на улицах собирается множество людей в масках. Над головой почти идеальным треугольником висят три ярких, огромных луны. Блестящие, прозрачные крылья летящих по небу балир светятся в лунном свете. До приезда в Эстенцию я видела их только издалека, и меня всё еще ошеломляет такая близость к ним. От вида их парящих на фоне лун длинных и блестящих тел у меня захватывает дух.

В отдалении я замечаю в гавани силуэты шести груженых фейерверками судов.

Инквизиторы — верхом на лошадях и пешие — патрулируют мосты. Они единственные, кто не прячет лица за яркими и блестящими разноцветными масками, и их фигуры в бело-золотых одеждах сразу бросаются в глаза. Сегодня они везде, и в воздухе чувствуется повисшее напряжение. Я медленно отворачиваю от них лицо. Как сказал Рафаэль, город превратился в пороховую бочку, и мы сегодня ее подожжем.

Когда мы приплываем в главную гавань, уже вовсю идут празднования. Стоящие вдоль площади статуи ангелов и богов с головы до ног покрыты цветами. Несколько гуляк в масках, несмотря на ранний вечер уже пьяных, забрались на статуи и машут улюлюкающей толпе. Глубоко вздохнув, я улавливаю запахи моря, сладкой и соленой выпечки, жареной свинины и рыбы.

Рафаэль ждет, пока остальные не сойдут с гондолы. Потом грациозно сходит сам и протягивает мне руку. Я присоединяюсь к нему. Консорты постепенно расходятся, встречаясь с ожидающими их в гавани клиентами. Проведя меня сквозь толпу, Рафаэль сжимает мою ладонь.

— Иди, — тихо говорит он. — Если забудешь путь назад, вернись через катакомбы.

Он разворачивается и сливается с толпой. Я остаюсь одна, потерянная в мелькании красок. Оглядываюсь, и сердце начинает громко биться в груди. Я так привыкла к наставничеству Рафаэля, что его внезапное отсутствие поначалу выбивает меня из колеи.

Почувствовав руку на своей талии, я смотрю в сторону. Это Энцо.

Если бы наша встреча с ним не была запланированной, то я не узнала бы его. Волосы Энцо убраны под маску, превращающую его из молодого принца в лесного фейри с блестящими, загнутыми над головой рогами. Маска украшена свисающими серебряными цепочками, посверкивающими на свету. Всё что мне видно — губы и глаза, цвет которых не очень заметен в тенях. Маска скрывает выражение его лица, но я чувствую, что принц впечатлен моим внешним видом — искусно повязанной, в тамуранском стиле, лентой на волосах, золотистым шелковым платьем, белой фарфоровой полумаской, закрывающей изуродованную часть лица. Губы Энцо приоткрываются, будто он собирается что-то сказать.

Затем он кланяется мне.

— Чудесный вечер, — говорит он.

Я отвечаю ему улыбкой, и, поцеловав меня нежно в щеку, он предлагает мне взять его под руку. У меня замирает дыхание от короткого, но жаркого прикосновения его губ.

Энцо ведет нас сквозь скопление гуляющих людей, держась от меня на почтительном расстоянии. Мы соприкасаемся лишь руками, но даже так я ощущаю исходящее от него через ткань одежды тепло — нежное и приятное. Я стараюсь успокоиться и сосредоточенно гляжу вдаль на силуэты стоящих в гавани судов.

Мы достигаем места танцев. Тут и там под дробь барабанов и серенады кружат в море блеска и смеха танцующие парочки — консорты со своими клиентами или покровителями. Краем глаза я замечаю Рафаэля под руку с роскошно одетой леди, но ни он, ни Энцо ничем не выдают, что знают друг друга. За всем этим со своих скакунов наблюдают Инквизиторы.

Энцо бросает на меня взгляд. Притягивает меня к себе и кладет ладонь на мою поясницу. Мир вокруг нас полон ярких красок и веселого безумства. Принц улыбается мне искренней и теплой улыбкой, которую крайне редко можно увидеть на лице Жнеца.

— Станцуй со мной, — тихо просит он.

«Это всё часть нашего плана. Часть нашей маскировки». Я без конца твержу это себе, но ничего не могу с собой поделать — льну к нему, позволяя словам растревожить таящееся внутри желание. Если он это и замечает, то никак не показывает… однако стоит ко мне ближе, чем это необходимо, и смотрит на меня так, как никогда не смотрел.

Мы танцуем с другими парами в большом круге. Постепенно танцующих становится всё больше, и они теснят остальных. Одна за другой пролетают минуты. Движения Энцо плавны и безупречны, и я обнаруживаю, что, ведомая им, танцую столь же безукоризненно. Энцо отпускает меня в танце к другим партнерам, а затем мы снова и снова соединяемся в расширяющемся круге танцоров. Мое сердце бьется в одном ритме с барабанной дробью. Я кружусь и кружусь, пока вновь не оказываюсь в паре с Энцо. Он улыбается мне, и мне хочется коснуться рукой его лица. И я вдруг вспоминаю, что притворяюсь его консортом и что такой жест не будет выглядеть странным. Поэтому я слушаюсь веления сердца. Смеясь, прижимаюсь к Энцо и провожу кончиками пальцев по его щеке. Может быть, это лишь мое воображение, но мне кажется, что взгляд принца теплеет. Он не отстраняется. Он подыгрывает мне. И мне это приятно.

Мне требуется несколько секунд, чтобы понять, что танец закончился. Все вокруг нас целуют своих партнеров, выказывая этим жестом гармонию между любовью и процветанием. Зрители свистят и хохочут. Всё это — дань традиции. Я бросаю взгляд на Энцо, внезапно смутившись. Что я олицетворяю: любовь или процветание?

Улыбнувшись, он притягивает меня к себе и наклоняется. Его маска с изысканным узором касается моей кожи, и у меня мелькает мысль: оставит ли она на моем лице золотую пыльцу? Я закрываю глаз. Мгновением позже губы Энцо накрывают мои.

Это лишь легкое прикосновение, и, должно быть, короткое — возможно, секундное, — но мне кажется, что поцелуй длится вечность, что принц не сразу отрывает свои губы от моих. Меня опаляет знакомый жар — невероятно сладостное ощущение, как от горячей ванны в холодную ночь. И, прильнув к Энцо, я отвечаю на поцелуй, смакуя его огонь.

А потом поцелуй обрывается. Я смотрю в глаза принца и вижу, что алые крапинки в его радужках ярко светятся. Его губы всё еще очень, очень близки.

Начинается новая песня. Отстранившись от меня, Энцо выводит нас из танцующего круга. Теперь мы почти у гавани, и только деревянные перила отделяют нас от причалов, где стоят суда. Я хихикаю, все еще запыхавшаяся и немного одуревшая от танца, и Энцо смеется вместе со мной — сплетая свой бархатный голос с моим. Кажется, до этого я не слышала его смеха. Он успокаивающий, нежный и в то же время неуверенный, смех человека, который раньше много смеялся. Рука принца по-прежнему надежно лежит на моей талии. Мои губы покалывает. Если Энцо продолжает играть свою роль, то это выходит у него просто великолепно.

У пляжа толпа редеет. Лишь несколько человек, устроившихся на камнях или песке, любуются застывшим в небе треугольником лун. Инквизиторы охраняют причалы, ведущие к шести судам. На тех лежат длинные тени.

У меня внутри беспокойно ворочается энергия. Почти настало время моего дебюта. Я вскользь гляжу на крыши ближайших зданий. Никого там не вижу, но знаю, что Элита расположилась на них, наблюдая за нами и ожидая первого сигнала.