Джустиниани было тошно, тошно от той паутины лжи, что постепенно опутывала его, от той бесовской суеты вокруг, что безумно утомляла, а от проступавшей по временам прозорливости просто мутило. Противно было лгать Карло, мерзко было даже думать о происшествиях последних дней.

Утром следующего дня Джустиниани пришёл в дом Массерано и выразил Вирджилио соболезнование в постигшей того утрате.

Его сиятельство был нетрезв и казался подлинно раздавленным. Безутешный граф попросил Винченцо заказать в Сан-Лоренцо заупокойную мессу по погибшей. Джустиниани подумал, что, если смотреть на случившееся разумно, Массерано нужно заказывать не заупокойные мессы, а благодарственный молебен о собственном здравии, но не возразил, молча кивнув.

По слухам, Пинелло-Лючиани по-прежнему ещё не вставал с постели, Рокальмуто тоже был болен — слёг с нервной горячкой, Умберто Убальдини всё ещё не приходил в себя, по-прежнему висел между жизнью и смертью.

Самого Джустиниани въявь избегали почти все, кроме герцогини Поланти, баронессы Леркари, а так же маркиза ди Чиньоло. Возврат залогов преисполнил поклонников Джустиниани благодарностью, чего от этих людей Винченцо вовсе не ожидал.

Они сновали вокруг него, не зная, чем услужить, сыпали комплименты и расточали улыбки.

При этом донна Мария осторожно расспросила его о сердечных делах.

— Если Катарина Одескальки или Елена Бруни пришлись вам по душе, — тихо шепнула она, когда они ненадолго остались вместе в зале соболезнований, — не показывайте виду.

Джустиниани метнул на старуху быстрый взгляд. Тощая ведьма раздражала его, но это был не повод игнорировать её предупреждения. Однажды, и это надо признать, баронесса уже дала ему весьма дельный совет, суть которого он, правда, понял не сразу, но сам совет этим не обесценивался.

Сейчас Винченцо поспешно схватил старуху за локоть.

— Вы хотите сказать, меня могут… шантажировать тем, что мне дорого? — тоже шёпотом спросил он.

— Разумеется. Пинелло-Лючиани не успел до припадка договориться с вами о покупке ларца?

— Нет.

— Но… вы же держите в руках его жизнь. Помните, он может и убийц нанять. Не выпускайте ларец из рук. Открыть его он не сможет, и ему все равно будете нужны вы. На вашем месте любой разумный человек упредил бы его. — Лисьи глаза старухи обрели на миг волчье выражение.

— Уничтожить его вольт? — задумчиво спросил Винченцо.

— Конечно. Целее будете, поверьте, — змеёй прошипела старуха и торопливо отошла, заметив входящего графа Филиппо Боминако.

Нельзя сказать, что Джустиниани не понял донну Марию. Понял и даже признал за её милостью немалую житейскую мудрость. Винченцо достаточно насмотрелся на Нардолини, Рокальмуто, Убальдини и Пинелло-Лючиани, чтобы не видеть, что эти люди способны на всё. Да, они могли шантажировать его, могли и попытаться снова уничтожить, причём, не церемонясь — из-за угла в спину.

Винченцо и так непростительно запаздывал с постижением истины, и не хватало, чтобы Катарина или Елена пострадали из-за него.

Но уничтожить вольты? Это казалось ему неблагородным, и, хоть от этих людей ответного благородства было не дождаться, подобные методы претили. Убивать кокаиниста или припадочного — это немыслимо.

На соболезновании Винченцо неожиданно выпал повод немного повеселиться.

Маркиз Марио ди Чиньоло, тоже пришедший разделить скорбь Массерано, горько посетовал, что Гвидо Джустиниани словно забирает к себе всех, кто был в его круге. Мистика, просто мистика.

Винченцо важно кивнул, про себя же подумал, что сам он, что и говорить, основательно помог дорогому дядюшке составить себе отличную компанию в преисподней.

На похороны Ипполиты Массерано Винченцо Джустиниани не пошёл. Он затворился в библиотеке, как монах в келье, и покидал дом, только отправляясь на мессу. С отцом Джулио он обговорил случившиеся с графиней Ипполитой, причём Винченцо отказался каяться в приговоре мерзавке сам и не стал лишать ветчины своего кота-фамильяра, потом поделился беспокойством по поводу сказанного донной Марией. Что делать со смертельно опасными сатанинскими безделушками? Они жгли руки и бесили Винченцо.

— Ты считаешь, что, даже если ты раздашь эти чёртовы куклы — тебя всё равно не оставят в покое?

— Не оставят, — покачал головой Винченцо. — Я начал кое-что понимать. Они, рабы дьявола, хотят сделать меня своим рабом. И ни перед чем не остановятся. Я вижу то, чего они не видят, и могу то, что они не могут. Я им нужен.

— Но постой, — недоверчиво обронил монах. — Я же видел их. Корчащийся в падучей, наркоман с потрескавшимися ноздрями и безногий старик на костылях. Только этот, с бородкой, шевелился без посторонней помощи. Не Бог весть какая армия.

— Не армия, — согласился Джустиниани, — но добавить сюда нужно, как я понимаю, твоего коллегу Гвидо Веральди и Энрико Бьянко. А против шести подонков, пусть даже хромых и припадочных, я бессилен, тем более, сам понимаешь, неизвестно, как, где и когда ударят.

— Да, сын мой, вляпался ты.

— Только твоих попрёков мне и недоставало, — досадливо вздохнул Джустиниани, — никуда я не вляпывался. — Он нервно прошёлся по крипте. — Провести жизнь среди книг, молиться Господу, жениться, обзавестись сыновьями, воспитать их достойными людьми, путешествовать, может быть, написать книгу по палеографии… Что греховного было в моих желаниях? Нет же, невесть откуда мне падает на голову дьявольское наваждение. За что? А главное, что делать, Господи, что делать?

— Молись, Бог поможет. Но отмечу вскользь, пока ты подлинно для этих людей стал молотом. Молотом ведьм и колдунов.

Джустиниани усмехнулся.

— Для этого многого не нужно, отче. Всего-навсего провести небольшое auto de fe, так сказать, и зашвырнуть наследство Гвидо в камин. Но я не представляю Конгрегацию веры, хоть иногда и ощущаю в себе некоторые задатки отцов-инквизиторов. Однако в итоге, чтобы смертно не нагрешить, мне придётся просто уйти в затвор, не высовывать нос из библиотеки. Господи, ещё и девчонка на шее… — пробормотал Винченцо с досадой, потом ещё больше нахмурился, — я говорил тебе, кстати, что в ларце есть и кукла моей несостоявшейся невесты? Интересно, что Глория хотела от Гвидо? На каком гибельном желании поймали её бесы?

Винченцо задал этот вопрос без всякой задней мысли, никак не думая, что когда-нибудь получит ответ.

Тем не менее, по возвращении домой его ждала Глория Монтекорато, приехавшая чуть раньше. Джустиниани изумился: сегодня она выглядела просто ужасно, глаза были тусклы и блеклы, щеки отвисли, кожа казалась землистой.

— Дорогая, что с вами? — Джустиниани подивился вполне искренне.

— Зачем ты это делаешь? — прошипела Глория вместо ответа, — зачем тебе это нужно?

— Что именно? — снова удивился Винченцо, ибо совершенно не понял Глорию.

— Я постоянно слышу твой голос, ты говоришь со мной и требуешь, чтобы я повесилась, ты и на Рокальмуто наводишь свои проклятые чары, но я тоже кое-что умею, помни…Ты просто подлец, мстительный подлец! Но Гвидо обещал мне славу великого медиума! И у меня великий Учитель! Запомни, найдутся и посильнее тебя! Мстишь, да, мстишь? — лицо Глории были перекошено, глаза вылезали из орбит.

Джустиниани сначала просто оторопел, потом насторожился. Никаких чар он ни на Глорию, ни на Рокальмуто не наводил. Даже не думал. Он услышал о чарах от её светлости герцогини Поланти и прочёл в книгах Гвидо, но уже успел забыть мерзкую и кощунственную обрядность этих дьявольских наговоров, и потому несправедливые обвинения в колдовстве и мстительности подлинно задели его.

При этом Винченцо затруднился бы сказать, какое из обвинений ранило его больнее.

Но тут сказанное Глорией дошло до него в полноте. Он толкает её к самоубийству? Что за нелепость?

Неожиданно Джустиниани вспомнил слова Джованны. Новый мессия…

— А ты уверена, что это я говорю с тобой, а не твой Аштар Шерана?

Трудно было описать впечатление, произведённое на Глорию этим именем. Зрачки её расширились, на губах выступила пена.