И тут в стальное судно ударила молния, корпус «Арго», естественно, сразу наэлектризовался. Чего ни коснись — везде проскакивали искры. Но каждый находящийся на борту человек прошел длительные и жесткие тренировки. Никому эти разряды вреда не причинили.

Хлопоты и беспокойство доставляло то (хотя члены экипажа и надели асбестовые рукавицы), что все тонкие предметы — тросы, штанги — стали раскаляться, как нить электрической лампочки. Но, к счастью, они скоро остыли, поскольку хлынул дождь, да такой сильный, какого никому, за исключением Дона Мелу, не доводилось видеть, и лил он такой сплошной стеной, что стало трудно дышать. Команде пришлось надеть маски и дыхательные аппараты.

Молния за молнией и раскат грома за раскатом! Рыдающая буря! Волны высотой с дом и белая пена!

«Арго» отвоевывал метр за метром, все машины работали в полную силу, преодолевая дикую мощь урагана. Мотористы и кочегары в машинном отделении трудились не покладая рук, привязавшись толстыми канатами, чтобы страшная бортовая и килевая качка не опрокинула их в огонь топок.

И наконец они достигли центра урагана. Но что за зрелище предстало перед ними! На поверхности моря, которая была здесь совершенно зеркальной, потому что ураган просто вымел отсюда волны, плясало исполинское чудовище! Оно стояло на одной ноге, утолщающееся кверху, выглядело, как юла величиной с гору, и вращалось вокруг себя с такой скоростью, что детали его сливались в единое целое.

— Тум-тум гуммиластикум! — восторженно воскликнул профессор, придерживая рукой очки, которые ливень постоянно пытался смыть с его носа.

— Не могли бы вы нам объяснить попроще? — пробормотал Дон Мелу. — Мы ведь только простые моряки и…

— Не мешайте профессору проводить исследование, — перебила его ассистентка Сара, — для него — это единственная возможность! Наше вращающееся чудовище произошло, наверное, еще во времена зарождения жизни на Земле. Ему должно быть больше миллиарда лет. Сегодня от него остались только микроскопические разновидности, которые крайне редко можно обнаружить в томатном соусе или — еще реже — в чернилах. Это, видимо, единственный сохранившийся экземпляр такого размера.

— Но мы здесь для того, — прокричал капитан сквозь свист бури, — чтобы ликвидировать причину «Бродячего урагана». Значит, профессор должен нам объяснить, как остановить этого монстра!

— На такой вопрос, — сказал профессор, — я, разумеется, тоже не отвечу. Наука еще не занималась его изучением.

— Хорошо, — сказал капитан, — тогда мы попробуем его обстрелять и посмотрим, что получится.

— Какая жалость! — сокрушался профессор. — Обстрелять единственный экземпляр тум-тум гуммиластикум!

Но протонную пушку уже нацелили на гигантский волчок.

— Огонь! — скомандовал капитан.

Голубой кинжал пламени километровой длины вырвался из двух стволов. Никто, конечно, ничего не услышал, поскольку протонная пушка стреляет, как известно, протонными зарядами.

Огненное ядро полетело к тум-туму, но, схваченное огромной юлой, отскочило в сторону. Оно стало кружиться вокруг волчка, с каждым витком все быстрее, пока его не швырнуло вверх, где оно и исчезло в черных облаках.

— Так у нас ничего не получится! — воскликнул капитан Гордон. — Нам обязательно нужно приблизиться к объекту!

— Мы не можем подойти ближе, — закричал в ответ Дон Мелу, — машины уже работают в полную силу, но этого хватает только на то, чтобы нас не отбросило назад!

— У вас есть предложения, профессор? — спросил капитан.

Но профессор Эйзенштейн только пожал плечами. Его ассистентки тоже ничего не могли посоветовать. Похоже, что их экспедицию можно было считать неудавшейся.

В эту минуту кто-то потянул профессора за рукав. Перед ним стояла красивая аборигенка.

— Малумба! — сказала она с прелестной гримаской. — Малумба ойситу соно! Эрвеини самба инсалту лелобиндура. Крамуна хой бени садоган!

— Бабалу? — удивился профессор. — Диди маха фенози инду ге доинен малумба?

Красивая аборигенка кивнула и добавила:

— Додо ум анфу шуламат вавада.

— Ой-ой. — Профессор задумчиво почесал подбородок.

— Что она хочет? — спросил первый рулевой.

— Она утверждает, — объяснил профессор, — что у ее народа есть старинная песня, которая способна усыпить «Бродячий ураган», если кто-нибудь отважится ему ее спеть.

— Только бы не рассмеяться, — пробормотал Дон Мелу, — колыбельная для урагана!

— Как вы думаете, профессор, — спросила ассистентка Сара, — такое возможно?

— Заранее ничего нельзя отвергать, — ответил профессор Эйзенштейн, — в преданиях туземцев нередко скрывается правдивое зерно. Возможно, существуют такие частоты звуковых колебаний, которые по-особому воздействуют на тум-тум гуммиластикум. Просто мы еще слишком мало знаем о его жизни.

— Вреда не будет, — решил капитан, — давайте попробуем. Попросите ее спеть.

Профессор повернулся к красивой аборигенке и сказал:

— Малумба диди ойзафал хуна-хуна, ваваду?

Момозан кивнула и начала напевать очень своеобразный мотив, который состоял из немногих повторяющихся тонов.

— Эни мени аллубени. Ванна тау зузура мени!

При этом она хлопала в ладоши и в такт подпрыгивала.

Мелодия была простая, и слова легко запоминались. Некоторые члены экспедиции начали подпевать, их становилось все больше, и вскоре уже вся команда пела, хлопала в ладоши и подпрыгивала в такт. Было немножко странно наблюдать, как старый морской волк Дон Мелу и профессор пели и хлопали в ладоши, будто маленькие ребятишки на детской площадке.

И случилось то, во что никто не верил. Гигантский волчок стал кружиться все медленнее и медленнее и, наконец, замер и начал погружаться в глубину. Бездонная толща воды с ревом сомкнулась над ним. Ураган моментально затих, дождь прекратился, небо прояснилось, и море совершенно успокоилось. «Арго» лег в дрейф на такой зеркальной глади, словно здесь никогда не нарушались мир и покой.

— Друзья! — сказал капитан Гордон и внимательно посмотрел каждому члену команды в лицо. — Это мы сами совершили! — Он всегда был немногословен, и все это знали. Тем значительнее прозвучали его заключительные слова: — Я горжусь вами!

— По-моему, — сказала девочка, которая пришла с маленькой сестренкой, — здесь действительно прошел дождь, потому что я вся вымокла.

Над ними и вправду разразилась гроза, чему больше всех удивлялась девочка с маленькой сестренкой, поскольку, плавая на корабле, она совсем забыла, что боится грома и молний.

Они еще какое-то время обсуждали только что пережитое приключение и пересказывали друг другу особенно яркие эпизоды. Потом они разошлись по домам, чтобы высушиться.

Только один из них остался не доволен игрой — это был мальчик в очках. Прощаясь, он сказал Момо:

— Жаль, что мы утопили тум-тум гуммиластикум. Последний экземпляр этого вида! Я бы охотно занялся его изучением.

Но в одном все были единодушны — нигде не получается таких игр, как у Момо.

Если у кого-то много друзей, среди них всегда выделяются те, которые ближе других к сердцу, самые любимые. Так произошло и с Момо. Она имела двух самых близких друзей, которые каждый день приходили к ней и делились всем, что накипело на душе. Один был юн, а другой — стар. И Момо не могла бы сказать, кто из них ей нужнее.

Старика звали Беппо-Подметальщик улиц. На самом деле его, наверное, звали по-другому, но, поскольку он действительно подметал городские улицы и все его так называли, то и сам себя он так называл.

Беппо-Подметальщик жил недалеко от амфитеатра в хижине, которую собственноручно соорудил из битого кирпича, кусков волновой жести и разных плит. Необычайно маленького роста, он к тому же ходил, слегка согнувшись, так что казался не намного выше Момо. Свою крупную голову с торчащими клочьями седых волос он держал как-то вбок, а на носу у него ютились крошечные очки.