Мари рассмеялась, и Учитель — со своими длинными волосами и покрытыми алой кровью ладонями — невольно присоединился к ней, смеясь над своей неисправимой тягой к туманным аллегориям и любуясь женщиной, давно поселившейся в его сердце.

Из толпы раздался крик: «Кто-нибудь! Дайте мне что-нибудь сладкое!» Кричала толстая тётка-американка в кудряшках, склонившаяся над своим грузным спутником. Тот, по-прежнему смертельно бледный, сидел, прислонившись к одному из толстенных дубов парка. Возле него лежал прибор для измерения уровня сахара в крови. Несмотря на только что съеденный обильный обед, у диабетика с полувековым стажем начиналась инсулиновая кома. Полицейские, бросая боязливо-восхищённые взгляды на хиппи с акцентом, бросились на помощь к неожиданно излеченному фермеру. Тут кто-то заметил, что из тёмного пятна крови на гравии прямо на глазах показались стебельки цветов. В толпе несмело, а потом всё громче и громче зашептали, повторяя одно и то же слово. Наконец пришедший в себя священник правильно оценил обстановку и, бухнувшись на колени перед Учителем, возопил: «Чудо! Свершилось великое чудо!» Никто не стал с ним спорить. Толпа стремительно увеличивалась, всё больше выплёскиваясь за пределы «Угла». Свидетели происшедшего взахлёб пересказывали вновь прибывшим услышанное и увиденное. Многие пытались приблизиться поближе к человеку в потрёпанной одежде и прикоснуться к нему. Прочие кандидаты в пророки теперь даже и не думали о том, чтобы продолжить свои ораторские изыскания. Продавцы мороженого и сосисок закрывали свои лавчонки и спешили присоединиться к толпе. Словом, в Гайд-парке происходило нечто невероятное. И лишь один человек стоял в стороне и хладнокровно наблюдал за происходящим. На его загорелом лице яхтсмена были написаны брезгливость, тревога и глубокое неодобрение. Сегодня его банк покинули ещё трое управляющих директоров. В соседнем учреждении ушли пятеро. Эпидемия сумасшествия приобретала угрожающие масштабы. Кто-то должен был взять на себя смелость и остановить разрушительную деятельность бродячего гипнотизера. Наконец он обернулся к стоявшему сзади коренастому англичанину с короткой военной стрижкой и циничными глазами привычного и безнаказанного нарушителя законов.

— Что ж, парень действительно способен творить чудеса, но чудеса эти социально опасны!

— Что лучше, — спросил его начальник частного детективного агентства, — сделать из него опасного преступника и сдать властям или… гм… подвергнуть физическому воздействию?

— Милый, — ответил ему Председатель, — за те деньги, что мы вам платим, вы обязаны сделать и то и другое!

Поколебавшись, бывший страж порядка кивнул.

— Сегодня? — коротко спросил его финансист тоном, не допускающим возражений.

— Сегодня! — опять утвердительно кивнул бывший сотрудник Скотланд-Ярда.

На конспиративной квартире Главного Разведывательного Управления царила спартанская обстановка военно-холостяцкого жилья. Если бы не железная воля Полковника и домовитость Детектива, жилище сие давно бы превратилось в загаженную берлогу, подобную клетке оказавшихся в неволе хищников. Так как Полковник запретил подчинённым выходить на улицу без веской причины, Десантник с неинтеллигентным безразличием к окружающим курил прямо на кухне. На пластиковом столе с потёками кофе, чая и кетчупа стояла стеклянная банка, наполовину наполненная вонючими окурками. Сегодня утром у него наконец закончились «наши» сигареты с хитрым ура-патриотическим названием и удушающим ароматом, сделанные в России транснациональной корпорацией. Узнав, сколько в здешних палестинах стоили «кислородные палочки» местного производства, Десантник пожадничал и вот уже полдня занимался тем, что докуривал выуживаемые из банки «бычки». Брюнет с Детективом ничего не говорили, а лишь хмуро ждали, когда проклятый жлоб доберётся до дна. Они он души надеялись, что на этом этапе жадность возьмёт своё и наконец заставит их молодого соратника бросить вредную привычку. Десантник, разумеется, заметил угрюмую реакцию своих коллег на ядрёные облака дыма, расползавшиеся по квартире, но, в своей обычной манере самоуверенного ничтожества, не только не мучался угрызениями совести, а, наоборот, подливал масла в огонь, рассказывая истории наподобие этой:

— Так вот, господа офицеры, служил я тогда срочную в Чечне, во время второго, так сказать, покорения Кавказа. Наша рота стояла в горах, на границе с грёбаной Грузией. Кстати сказать, у нас в России по-прежнему танков больше, чем у них жителей, в стране полный пафос, но гонору у них!.. Ну да ладно… В общем, на горе было пусто, холодно и сыро. Местное население дикое: ни водки, ни анаши, ни телевизора. На местных баб страшных посмотришь, так потом ихние долбанутые мужики не успокоятся, пока твои яйца на заборе не повесят! Днём скука, а ночью стрельба со всех сторон. Вертолётчики, гниды, летать к нам боялись. Соглашались только за деньги, суки дешёвые! А какие же у нас, в десантуре, деньги? Мы же не на равнине — реквизировать не хрен, блок-постов нет! Жрать приходилось то, что в лесу найдём. Про курево уж и не говорю: беда! Когда заканчивалось, приходилось по расположению ходить, собирать окурки пожирнее, да на «буржуйке» сушить. Когда же у нас заканчивались, брали банку да подавались в аул к местным. Но там тоже не густо было: ишаки ихние успевали до нас съедать!

Брюнет представил юного Десантника, отбирающего окурки у ишаков на глазах диких горцев. Его затошнило. Тот же безмятежно продолжал:

— Повезло только раз, когда пошли лагерь боевиков брать. Никаких бандитов там, конечно, уже не было. Как всегда, кто-то предупредил о нашей «секретной операции». Забрали всё, сволочи! Зато оставили груды классных «бычков»! И всё «Мальборо» да «Кэмэл»! Жировали, гниды!

По счастью, в этот момент появились Полковник с Хлорофосом. Хотя глаза последнего были открыты, он находился в состоянии транса и едва передвигался. Открывший дверь Детектив всполошился и бросился готовить постель, а потом на кухню — заваривать какие-то африканские травы. Десантник, с самого начала почему-то невзлюбивший старшего коллегу, смотрел на него с плохо скрываемым презрением и злорадством. Полковник вновь с тревогой отметил наличие сего конфликта. Он в который раз попенял себе за то, что не прислушался к своим собственным сомнениям, возникшим ещё на том этапе, когда плечистый идиот мочился на деревья, слоняясь вокруг заброшенной школы. С другой стороны, при нынешней ситуации с кадрами выбирать было не из кого. Прямо скажем, ГРУ, которое раньше могло приглашать в свои ряды сливки советской молодёжи, стремительно и неизбежно деградировало, будучи вынужденным принимать тех, кто десять лет назад не продвинулся бы дальше майорской должности в районном военкомате. Опытный разведчик с равнодушной тоской подумал о том, что такие, как Десантник, не смогут добыть не то что секрет атомной бомбы, а и прогноз погоды за прошедшую неделю. Равнодушной же его тоска была потому, что государство проигравшего пролетариата и хамского капитализма по каким-то неизвестным ему причинам решило довести до ручки учителей, врачей и военных. Это отбивало даже у малочисленных оставшихся ещё молодых патриотов всякое желание служить властям, по своим привычкам удивительно напоминавшим незабвенный Советский Союз. С тем отличием, что новоявленное российское чиновничество было гораздо более многочисленным и вороватым. В очередной раз вздохнув, Полковник посмотрел на Хлорофоса, потёр свои несколько выдающиеся уши и вернулся к руководству операцией. Его проницательные голубые глаза встретились с сочувственным взглядом Брюнета. Вздохнув, начальник экспедиции попросил его:

— Слушай, съезди к технарям в миссии да прояви плёнку! Думаю, ничего не получилось, но всё равно попробуй! Помнишь Аналитика?

Тут Полковник поделился с сослуживцем деталями увиденного в устричном баре и своей интригующей теорией по поводу личности белокурой богини. Перед тем как уйти выполнять поручение, Брюнет вспомнил о важном деле: