– Дух Чингисхана пребывает в знамени девяти ячьих хвостов, – сказал Аргун, – Кто укротит его? Он сказал однажды: «Мои сыновья и их сыновья будут носить расшитые золотом одежды. Будут есть сладости и мясо, скакать на превосходных жеребцах. Сжимать в своих объятиях молодых и прекрасных женщин. И забудут, что обязаны всем этим нам». Он был прав.

Кублай-хан покачал головой.

– Ты не понял ничего из сказанного мною, Аргун. Дух Чингисхана, живущий в знамени нашего народа, будет укрощен, так как у монголов есть живой вождь, не подчиняющийся словам мертвых. Мне хотелось бы верить, что ты будешь служить мне верно, как служил моему деду. Но ты предал Арика Буку, и я знаю, что ты предашь меня, если я не оправдаю твоих ожиданий. Ты верен только самой империи – не отдельному человеку, а мечте. В этом ты похож на Дзамугу, которого так давно убил. Это делает тебя опасным. Быть может, мне следует убить тебя, но я надеюсь все-таки использовать тебя каким-либо образом. Сейчас не зли меня и исчезни с моих глаз.

Аргун отвернулся, глаза его сверкали холодным огнем, похожим на солнце, отраженное ото льда. Он не взглянул на Дзебу, но Тайтаро и Юкио напряглись, когда он прошел мимо них.

– Пусть монах выйдет вперед, – сказал Кублай. – Я хочу поговорить с этим замечательным Дзебу.

Юкио наклонился, чтобы взять носилки, но Дзебу схватил его за руку. Больной, измотанный, раненый, он придумал план, который вселил новую жизнь в его истерзанное болью тело. Он попросит Великого Хана освободить Танико.

Это могло означать смерть для них обоих. В лучшем случае Кублай ответит отказом. Но Дзебу не представится другая возможность вырвать ее из рук Великого Хана.

– Помоги мне встать, – прошептал он Юкио. Он не мог приблизиться к Кублай-хану на носилках. Он должен был предстать перед ним во весь рост, стоя на ногах.

– Ты не должен вставать, – сказал Юкио. Дзебу повернулся к Тайтаро, который посмотрел на него и ничего не сказал.

– Помоги мне встать, я сказал. – Он попытался встать, заскрипев зубами от боли в сломанных ребрах. Увидев, что он полон решимости, Юкио перекинул правую руку Дзебу себе через плечо и помог ему встать на ноги. Тайтаро молча зашел с другой стороны и обнял Дзебу за талию. Поддерживая его с двух сторон, они вышли вперед.

От стоящих вокруг него людей Дзебу услышал одобрительные возгласы, слова хвалы. Монголы высоко ценили силу и выносливость.

Лицо Кублай-хана колебалось в глазах Дзебу. Блеск золотого трона в свете свисающих с потолка ламп резал глаза. Пройти несколько шагов от носилок, чтобы предстать перед глазами Великого Хана, казалось для Дзебу таким же мучительным, как вся процедура посвящения, которую он прошел так много лет назад. Он начал кланяться, чтобы упасть ниц. Тайтаро и Юкио, подумав, что он теряет сознание, подхватили его. Кублай посмотрел ему в глаза и поднял вверх руку.

– Кланяться нет необходимости, монах. Выздоравливай и тогда падай у моих ног девять раз, согласно нашему обычаю. Ты сильный, храбрый воин. Мне нетрудно поверить, что твой отец был монголом. Это очевидно если не по твоему внешнему виду, то по подвигам, совершенным тобой. – Люди, стоявшие вокруг Кублая и Дзебу, громко выразили свое согласие.

– За то, что я стою перед вами живой, я должен благодарить не только монгольскую кровь, но и тренировку, полученную мною в Ордене, – хрипло проговорил Дзебу.

– Твой Орден интересует меня, – сказал Кублай. – Нам, монголам, нужны более полные ответы относительно жизни, мира, богов, чем могут нам дать наши шаманы.

Дзебу пожал речами:

– Мы, зиндзя, никому не поклоняемся, мой хан.

Пульсирующая боль в разорванных мышцах его левой руки не прекращалась ни на минуту.

– Никаким богам? Какое унылое существование. Не понимаю, как вы можете быть такими отважными воинами, не веря в богов. Самые свирепые бойцы, с которыми нам доводилось встречаться, верили в одного бога, подобно нам, мусульманам и христианам. Но оставим религиозные дискуссии на то время, когда ты будешь лучше себя чувствовать. Сейчас же хочу сказать тебе: я сожалею, что не мог быть до конца справедливым к тебе.

– Сохранив мне жизнь, вы показали достаточную степень справедливости, мой хан. – Слова Кублая вселили в него надежду, что хан благосклонно выслушает его просьбу. Сердце Дзебу забилось быстрее.

– Юкио, – сказал Кублай-хан. – Сколько человек ты потерял, прежде чем Уриангкатай прекратил бой между тобой и людьми Торлука?

Юкио поклонился:

– Почти триста человек, мой хан.

– Тебе заплатят золотом из моей сокровищницы за каждого из них. И я отдам под твою команду шестьсот человек из тумена Торлука. Ты обучишь их своим методам ведения войны.

Торлук, молчавший с той поры, как они вошли в юрту Великого Хана, подал голос:

– Мой хан, со всем уважением к вашим пожеланиям, монголы не пожелают служить под началом чужеземного командира.

Кублай посмотрел на Торлука своими бездонными черными глазами.

– Ты сам отберешь эти шестьсот человек. И лучше будет, если среди них окажутся самые достойные из твоих людей. Ты объяснишь, что тем, кто не будет верно служить и повиноваться тумен-баши Юкио, отрубят левую руку и изгонят из Орды.

Из глаз Торлука исчезли все чувства.

– Да, мой хан.

– Теперь, – сказал Кублай, – что будем делать с Дзебу? Ты оказал мне честь, встав передо мною, но я не смею держать тебя более на ногах. Ты сильно пострадал от рук Аргуна.

– Аргун просто следовал законам вашего народа, мой хан, – просипел Дзебу. – Вы ничем мне не обязаны. Вы сняли проклятие с моей семьи и с меня, и я благодарен вам. – Он тщательно подбирал слова, борясь с волнами головокружения и тошноты, которые пытались бросить его на пол юрты. Не выставлять никаких требований, обращаться только к великодушию Великого Хана, казалось, по своей сути, наиболее достойным для зиндзя. Он знал, что хотеть так неистово, как он хотел воссоединения с Танико, совсем не подобало зиндзя и что он из-за этого, возможно, обречен на провал. Но победит он или проиграет, необходимо было действовать.

– Твоя семья и ты сам терпели муки из-за приказа моего Прародителя, – сказал Кублай. – Я могу изменить его методы правления, но никогда не выскажу предположения, что он правил неверно. Тем не менее ты верно служил мне и получил тяжелую рану. Я хочу наградить тебя за храбрость и стойкость.

Великий Хан сам выразил его просьбу. С той же уверенностью, с какой он владел мечом в бою, направляемый Сущностью, Дзебу заговорил:

– Мой хан, вы можете оказать мне неоценимую услугу, если расположены подобным образом.

Кублай выглядел удивленным, как будто не ожидал услышать от Дзебу никаких просьб. Потом улыбнулся и медленно наклонил голову.

– Если смогу, я выполню твою просьбу.

Сердце Дзебу стучало, кровь шумела в ушах.

– Это мелочь для Великого Хана, но для меня имеет огромное значение. При Великом Хане состоит одна женщина, которая не является его женой. Она оказывает ему мелкие услуги. Случилось так, что она – моя соотечественница. Я знал ее в Стране Восходящего Солнца. Я прошу Великого Хана отдать эту женщину мне.

В юрте воцарилась гробовая тишина. Кублай, не отрываясь, смотрел на Дзебу. В помещении раздались шепот и смех. Кублай бросил гневный взгляд на засмеявшихся, и вновь повисла тишина. Лицо Кублая стало мрачным и темным. «Все пропало, – подумал Дзебу. – Я только навлек его гнев на себя и Танико».

– Как зовут эту женщину?

Дзебу попытался поклониться, несмотря на боль, пронзившую его грудь и спину.

– Ее зовут Танико, мой хан. Она из рода Шима из Камакуры.

Вновь воцарилась тишина, пока Кублай пристально рассматривал Дзебу.

– Ты смеешь просить у меня женщину из моего окружения?

– У Великого Хана их так много, – выпалил Дзебу. – Я думал, что он не заметит потери одной из них. – На этот раз смех раздался, несмотря на гневные взгляды Кублая. Нахальный ответ мог показаться глупым, но Дзебу понял, что Сущность вела его по правильному пути. Монгольские офицеры сейчас симпатизировали ему.