Танико попросила одну из служанок медленно обходить ее с большим зеркалом в руках. Держа маленькое зеркало в своей руке, она откинула волосы на одну сторону и осмотрела заднюю часть шеи. Белоснежная, нежная, беззащитная. Так она и должна была выглядеть.

Она чувствовала, что красный цвет более всего подходит ей для обольщения, и потому выбрала костюм, состоящий из нескольких слоев одежд красного цвета. Хотя в качестве верхней одежды она выбрала богато расшитый халат светло-зеленого цвета. В нем она выглядела молодой и невинной. Невинность будет скрывать чувства – темно-красный халат. Под всем этим на ней было три нижних платья различных оттенков тускло-фиолетового цвета, выглядывавших из-под воротника, рукавов и подола.

Когда она полностью оделась, из-под падающего свободными складками шелка были видны только ее лицо и кончики пальцев. Две китаянки, помогавшие ей одеваться, старались казаться спокойными и безразличными, но Танико несколько раз перехватывала их быстрые, любопытные взгляды. Она будет осмеяна сегодня? Танико могла себе представить, как насмехались бы придворные Хэйан Кё над монгольской женщиной, попытавшейся в своем национальном костюме произвести хорошее впечатление.

Но она также понимала, что никогда еще не пыталась так приукрасить себя со времени смерти Кийоси. Хоригава, быть может, надеялся, что она будет унижена, но она сорвет его планы. Она не позволит унизить себя. Танико вновь воззвала к Богу Безграничного Света.

Одна из служанок по ее приказанию подоткнула кусок ткани за ворот ее одежд, чтобы предохранить их от загрязнения. Она уселась на подушки и подвинула к себе шкатулку с красками, попросив одну из служанок подержать зеркало. Сначала она нанесла на лицо слой белой краски. С этого момента ее лицо должно было оставаться совершенно неподвижным. Она не могла ни улыбнуться, ни заплакать. Макнув кисточку в сосуд с красной краской, она подвела губы – в виде лука на верхней губе, более тонкой линией – на нижней. Рот, которым ее наградила природа, был слишком широк, чтобы соответствовать требованиям красоты. Румянами она нанесла на обеих щеках одинаковые круги. Теперь ее лицо не принадлежало отдельной женщине. Это было лицо идеальной Женщины. С равным результатом оно могло принадлежать богине солнца, императрице, крестьянке или Танико.

Она бросила взгляд на двух китаянок. Те не смеялись, а благоговейно взирали на нее, будто на статую в незнакомом им храме.

Пришло время открыть шкатулку с украшениями. «Каким дураком был Хоригава, оставив мне все это, – подумала она. – С таким оружием я не могу не одержать победу». Она выбрала нефритовое ожерелье с фигуркой сидящего Будды, а в волосы – перламутровую бабочку.

Она сделала все, что хотела. Взглянула в круглое отверстие на потолке войлочного шатра. Небо было сине-фиолетовым. Солнце, должно быть, уже садилось. Буркина велела ей быть готовой к закату.

Танико сидела на подушках и ждала. Вспомнив о материалах для письма, она указала на шкатулку, украшенную видом деревьев и гор, стоявшую на сундуке для одежды.

– Если на ваши вещи попадут чернила… – запротестовала одна из служанок.

– Этого со мной никогда не случалось.

У нее не было желания записать что-либо в подголовную книгу. Оно придет позже, когда она будет знать, что ожидает ее в дальнейшем. Сейчас ей хотелось попытаться сложить стихотворение. Она начала тереть чернильный брусок о камень. Одна из служанок вызвалась сделать это для нее, но Танико отмахнулась. Когда чернила были готовы, в ее голове уже сложилось стихотворение. Она обмакнула кисточку и написала:

Она откинулась назад, размышляя, что может означать это стихотворение. Две служанки почтительно сидели у стены шатра так, что Танико не могла их видеть, если сама этого не хотела. «По крайней мере, они считают меня знатной госпожой», – подумала она.

Но как к ней отнесутся сегодня вечером? Не было ли все это хитростью? Разговор с Буркиной, тщательная подготовка, – не совершалось ли все это лишь для того, чтобы шайка монголов смогла насладиться ею во время попойки? Нет, несмотря на то что Буркина производила впечатление жесткой женщины, она показалась ей честной. Вероятно, один из военачальников – хан, командующий тысячей или десятью тысячами, – получит ее этой ночью. А быть может, он найдет ее слишком маленькой и странной и с презрением отошлет к грязным солдатам.

Сейчас она могла понять в полной мере, как Дзебу чувствовал себя, живя среди людей, которым казался странным.

Она не должна обманывать себя. Даже если этот монгольский генерал посчитает ее приятной, что она приобретет от этого? Мужчина, совершенно ей безразличный, войдет в ее тело, будет им наслаждаться. Как в те, первые годы с Хоригавой. Отвратительно. А. она должна будет симулировать наслаждение. И все это только для того, чтобы иметь возможность есть, спать и оставаться в живых. Ей все еще не хотелось убивать себя, но сколько мук она позволит себе вынести только для того, чтобы продолжать жить?

Рано или поздно она надоест этому высокопоставленному монголу, и он, как предсказывал Хоригава, отвергнет ее. Какая любовь может возникнуть между людьми, вышедшими из таких разных народов?

Рано или поздно она начнет медленное падение от высокопоставленных монголов к самым низким. Все может закончиться только одним – Хоригава отомстит ей.

Она сидела, глядя на кончики пальцев, торчащие из рукавов. Служанки молчали, молчала и она. Мрачные мысли, одна за другой, пробегали в ее голове. Она с грустью предалась размышлениям о своей жизни. Никогда еще ей не было позволено решать что-либо самой и для себя. Она всегда оставалась предметом прихотей одного или другого мужчины.

Ей хотелось плакать, но она сдерживала слезы. Она не смела обезобразить свое лицо, иначе великий монгол не захочет даже посмотреть на нее. Необходимо отвлечься от этих мыслей.

Ей был известен только один способ сделать это. Она произнесла про себя: «Почтение Амиде Будде» – и повторяла высказывание снова и снова. Взывать к Богу Безграничного Света вслух ей не хотелось. И кроме того, она могла охрипнуть прежде, чем за ней придет Буркина.

Через некоторое время ей удалось добиться того, что повторения про себя стали совпадать с ее дыханием, и она мысленно взывала к богу на выдохе, как будто делала это вслух. В те моменты, когда ее мысли возвращались к несчастьям, ожидающим ее, она мягко обращала их к богу.

Она увидела Амиду Будду сидящим в раю. Лицо его было круглым и золотистым, как солнце. Чуть заметной улыбкой оно выражало безграничное спокойствие. Постепенно она смогла увидеть его всего, сидящего в облаках, скрестив руки на коленях, окруженного группами ангелов и сидящих бодхисаттв.

Полный покой окружил ее. Она забыла о всех печалях. Забыла о времени.

Лицо Будды сменило загорелое лицо Буркины, встревожено смотревшей на нее.

– Прошу извинить, что тебе пришлось ждать так долго. Здесь всегда так много всего происходит.

Танико улыбнулась:

– Все в порядке.

Буркина не сводила с нее глаз.

– Что случилось с тобой? Ты приняла арабское лекарство?

Все еще улыбаясь, Танико покачала головой.

– Лекарство? Нет. Я просто пыталась последовать твоему совету. Больше я не боюсь ничего.

Буркина кивнула:

– Я чувствовала, что у тебя есть такие способности. Хорошо. Нам пора.

Несмотря на произнесенные ею самой слова, Танико ощутила едва заметный страх, когда поднималась на ноги. Что случится с ней сейчас?

Буркина оценивающе оглядела ее.

– Идти нам совсем недалеко. Надеюсь, тебе будет не слишком жарко во всех этих одеждах. Ты выглядишь очень привлекательно, хотя несколько странно. Я никогда не видела женщины, одетой как ты, но все это к лучшему.