– Но она мать мальчика. Она любит его.

– Она все еще замужем за мной, – сказал Хоригава. – По закону я – отец ребенка. Я говорю, что он должен жить у господина Согамори.

Пораженный Риуичи уставился на него.

– Таким образом, женщина не является помехой, Риуичи-сан, – сказал Согамори.

– У меня появилась еще одна мысль, ваше превосходительство, – сказал Хоригава. – Чтобы обеспечить надлежащий контроль за ней, я перевезу ее в свой дом. – Он повернулся к Риуичи и оскалил свои черные зубы. – Ты нес бремя заботы о ней достаточно долго.

Риуичи охватил ужас. «Она покончит с собой», – подумал он.

– Нет, в этом нет необходимости.

– Пусть ее перевезут в дом Хоригавы в то же время, когда мальчика привезут сюда. – Согамори невесело рассмеялся. – В доме Риуичи восстановится мир и покой.

– Мое путешествие в Китай по указанию вашего превосходительства, – произнес Хоригава, – будет очень напряженным. Быть может, пройдет год или более, прежде чем я вернусь. Мне будут необходимы сопровождение и помощь жены. Я был настолько погружен в исполнение своих государственных обязанностей, что у меня не было времени искать новую. В этой поездке мне придется обходиться той, что я уже имею.

«Но Танико ненавидит тебя, – подумал Риуичи. – Ты убил ее дочь, теперь помогаешь похитить сына. Милостивый Будда, она потеряла Кийоси, а сейчас потеряет Ацуи. А потом снова попадет в руки Хоригавы. Это несомненно сведет ее с ума».

– Юкио сбежал в Китай после убийства моего сына, – задумчиво произнес Согамори. – Но у меня остался еще один Муратомо, через которого я отомщу, Слушай, Риуичи.

Риуичи, сжавшись, отступил назад.

– Да, мой господин.

– Пошли своего самого быстрого гонца к брату, Шиме-но Бокудену, в Камакуру. Сообщи ему, что имперский канцлер считает дальнейшее существование Муратомо-но Хидейори опасным для спокойствия империи. Он приказывает немедленно казнить Хидейори. Его голову должен доставить мне тот же гонец.

«Если бы здесь был Бокуден, – подумал Риуичи, – он знал бы, что сделать». Среди всех прочих тревог смерть Хидейори волновала его меньше всего. Хидейори не принес ничего хорошего в дом Шимы, а Юкио разрушил весь их маленький мирок. У Риуичи не было слез для Муратомо.

– Как пожелаете, мой господин.

– Другому Муратомо не удастся укрыться от вашего гнева в Китае, ваше превосходительство, – произнес Хоригава. – Через меня ваша месть настигнет его в Срединной империи.

– Князь Хоригава – замечательный человек, Риуичи-сан, – сказал Согамори. – Он мал телом, но в этой маленькой голове удерживается весь китайский язык, и не только его классика, но и все торговые и военные термины. Князь может обратиться к императору Сун, а также переброситься парой слов с самым жалким моряком в порту. Послания, которые он повезет в Китай, и информация, которую привезет оттуда, очень ценны для меня. Если ему нужна твоя племянница, он должен получить ее.

– Я понимаю, мой господин, – дрожащим голосом произнес Риуичи.

– Я пошлю вместе с тобой повозку для мальчика, Риуичи-сан. Не позволяй своей семье вновь меня тревожить.

Хоригава встал.

– Я поеду сам, в собственной повозке, и привезу жену домой. – Он поклонился Согамори. – Не соизволит ли ваше превосходительство послать с нами нескольких своих самураев для сопровождения?

– Прикажи начальнику стражи выделить для сопровождения двадцать самураев.

В полном отчаянии Риуичи поклонился, развернулся и, волоча ноги, вышел из зала.

Танико и Ацуи играли, когда услышали шум от въехавших в ворота поместья Шимы повозок и всадников. Рука Ацуи, готовая поставить на поле белый камешек, который стал бы угрожать всей линии черных камешков Танико в углу поля, застыла в воздухе. Он медленно опустил камешек, и они посмотрели друг на друга.

Шума было больше, чем когда уезжал дядя Риуичи со своими всадниками, таким образом можно было предположить, что вернулось больше лошадей, а быть может, и больше повозок. Беспокойство, не оставлявшее Танико все утро, сменилось ужасом. Отодвинув доску для игры в го, она привлекла к себе Ацуи.

Через некоторое время экран шози в ее комнату отодвинулся, и в щели появилось заплаканное лицо тети Цогао. Один взгляд, и страх Танико перерос в дикий, отчаянный ужас. Ее тетя беспомощно покачала головой.

– Твой дядя требует Ацуи в главный зал.

Танико не разжимала рук, обнимавших мальчика.

– Если ему нужен Ацуи, ему придется прийти сюда и оторвать его от меня.

Цогао, зарыдав, ушла. Ацуи плакал в объятиях Танико. Она похлопала его по узенькому плечику под зеленым шелком.

– Мама, убей меня, как ты убила того человека, а потом убей себя. В Чистой Земле мы встретимся с отцом.

Танико прикусила губу.

– Перед тобой долгая жизнь, Ацуи-тян. Лучше я потеряю тебя, чем причиню вред. И даже в худшие моменты моей жизни я никогда не хотела убить себя. Предоставь свою судьбу Амиде. Почтение Амиде Будде.

– Почтение Амиде Будде, – повторил Ацуи.

В комнату вошел Риуичи. За ним появилась низенькая, до ненависти знакомая фигура в высоком черном лакированном головном уборе.

– Хорошего тебе дня, Танико-сан, – сказал Хоригава, обнажив свои черные зубы в широкой ухмылке.

С криком ярости Танико схватила первый попавшийся под руку предмет. Им оказалась зажженная масляная лампа. Она бросила ее в Хоригаву, который, смеясь, уклонился. Риуичи испустил тревожный крик, когда маленькие оранжевые языки пламени побежали по бумажной стене. Слуга с кувшином воды бросился на огонь и залил его, Риуичи потушил оставшиеся огоньки одеялом.

– Я вижу, госпожа Танико не оставила попыток поджечь чей-либо дом, – сказал Хоригава.

– Ты заронил в голову Согамори эту мысль, – произнесла Танико, обуреваемая желанием броситься на мужа и задушить его.

Хоригава развел руками.

– Наоборот. Я пытался убедить господина Согамори, что отпрыск душевнобольной женщины низкого происхождения вряд ли заслуживает его внимания. Но он настаивал. Я здесь только для того, чтобы убедиться, что его желания выполняются. По закону ты – моя жена, а этот мальчик – мой сын. Он будет усыновлен господином Согамори, а ты, начиная с этого момента, будешь жить у меня.

«У него. Меня посылают назад, к Хоригаве». Ее разум помутился от потрясения. На мгновение ей действительно захотелось покончить с собой. Все, что приносило ей счастье в последние годы, ушло, как будто проглоченное землетрясением.

Она встала на колени и прижала к себе Ацуи.

– Мы не поедем.

– Этот человек – не мой отец, – хныкал Ацуи.

– Конечно, нет, – сказала Танико сквозь сжатые зубы. – Он не способен быть чьим-либо отцом.

Риуичи умолял Хоригаву:

– Она вам не нужна как жена, ваше высочество. Я позабочусь, чтобы она не тревожила господина Согамори.

Выражение лица Хоригавы изменилось. Его щеки покраснели под белой пудрой придворного. Глаза сузились, тонкие губы растянулись, обнажая черные зубы. Хриплым от ненависти голосом он произнес:

– Она моя жена. Моя. Я поступлю с ней так, как считаю нужным. Не вмешивайся в это, Риуичи. – Хоригава отвернулся от Риуичи и сквозь ставни позвал своих людей, стоявших на террасе.

– Танико, – сказал Риуичи, – быть может, если ты позволишь забрать мальчика безо всяких сцен, нам удастся уговорить князя Хоригаву разрешить тебе остаться с нами.

– Не вводи себя в заблуждение, дядя, – холодно произнесла Танико. – У князя со мной старые счеты. Что касается тебя, ты подвел меня, когда я более всего в тебе нуждалась. Теперь я не хочу оставаться у тебя.

– Постарайся понять, Танико. Весь мир сгибается перед господином Согамори, как трава под ветром. Я не мог вынести этого.

– Я думала, что самурай может вынести все.

Двое мужчин в красных шелковых куртках и штанах по щиколотку длиной, с длинными мечами на поясе ввалились в комнату. Они выглядели немного робко, попав в комнату женщины, не защищенной ширмой. Встав у стены и отведя глаза от Танико, они вопросительно смотрели на Хоригаву.