В Одиннадцатом месяце Танико определила, что, как иногда называли это придворные дамы, она не одна. Она была поражена, и первой реакцией ее была радость. Танико не думала, что когда-либо захочет иметь ребенка после смерти дочери. Еще два месяца после того, как она окончательно убедилась в этом, она скрывала свое состояние от Кийоси. Она не знала, будет ли он рад или, наоборот, рассержен, когда узнает.

Однажды ночью он прикоснулся кончиками пальцев к ее голому животу:

– Я думаю, вы посещаете слишком много пиров и пьете слишком много саке. Кажется, вы значительно округлились в бедрах.

Танико улыбнулась, потом рассмеялась. Кийоси, улыбаясь, смотрел на нее. Наконец она сказала:

– Неужели вы не можете догадаться, почему мой живот стал полнее?

– Сказано, как и подобает настоящей деревенской девчонке. Да, я догадывался. Чувствовал, что вы изменились. О, Танико-сан, я рад. Я надеялся, что в один из дней вы сообщите мне эту новость.

– Вы рады? Почему? У вас уже есть много сыновей и дочерей.

Он улыбнулся:

– Мне хотелось наградить тебя особенным даром!

Она протянула ему руки, и они прижались друг к другу.

Объемные наряды, которые носили знатные женщины Хэйан Кё, помогли скрыть беременность до последнего момента. Танико была способна, как и хотела, сопровождать Кийоси в короткие путешествия, ходить на пиры и другие праздники, появляться иногда на публике одна. Врач, служивший Такаши во время войны и мира, наблюдавший за здоровьем Согамори уже более тридцати лет, осмотрел Танико и дал свои рекомендации, пообещав быть на месте, когда наступит время родов. Танико надеялась, что роды будут менее болезненными и продолжительными, чем первые.

Ее надежды осуществились. Она почувствовала первые схватки на рассвете четырнадцатого дня Пятого месяца Года Петуха. К середине утра врач Такаши и повитуха, вызванная им, были в комнате для родов особняка Шимы. Чуть после полудня Танико мучительно напряглась в последний раз, и повитуха вытащила ребенка из ее тела.

– Его будут звать Ацуи, – сказала Танико, когда врач показал ей мальчика.

Кийоси пришел к ней и ребенку на закате. Удивительно, но с ним был его отец. Сквозь панели комнаты для родов Танико слышала шум сопровождающих Согамори конных самураев. Риуичи был вне себя от радости и волнения. Присутствие Согамори наполнило дом так, будто сама гора Хиэй спустилась в город и ходит среди людей.

– Нас не может быть слишком много! – сказал он. – Мальчик Ацуи является Такаши и с материнской, и с отцовской сторон. Он научится военному искусству, но он также научится поэзии, музыке, каллиграфии и танцам. Он, не смущаясь, сможет предстать перед самим императором. – Согамори сурово взглянул на Танико: – Вы позаботитесь об этом! Пока он останется у вас. Для его образования будет предоставлено все.

Танико взглянула на стоящего рядом с отцом Кийоси. В присутствии Согамори молодой человек казался приниженным, юношей без собственной головы на плечах. Танико видела, что Кийоси может быть более мудрым из них двоих, но, как говорили многие, именно воля и сила Согамори обеспечили могущественность Такаши.

Она почувствовала холод от зловещего слова Согамори – «пока». Кийоси ободряюще улыбнулся ей. «Завтра, – подумала она, – он придет, и мы будем разговаривать, как всегда».

Глава 23

Ранней весной двадцать третьего года жизни Дзебу он и Моко расположились лагерем рядом с воротами Расёмон, ведущими в Хэйан Кё, с группой самураев, переодетых в торговцев шелком. Они были собраны оставшимися в живых вожаками Муратомо, чтобы попытаться спасти из Рокухары Муратомо-но Юкио, которому, по слухам, угрожала опасность быть убитым подозрительным Согамори.

– Мальчик служит постоянным позором Согамори, – сказал Сензо Сабуро, предводитель отряда Дзебу. – Он напоминает Согамори, что Такаши убили его отца и деда, его старших братьев. Тиран не сможет успокоиться, пока не уничтожит все – поколения Муратомо.

Как выяснилось, ни один из самураев не был раньше в Хэйан Кё, кроме Дзебу и Моко, и никто из них не видел Рокухару. После совета самураи согласились, что в город первым должен отправиться Дзебу, в качестве разведчика.

– Оденься воинствующим монахом-буддистом, сохеем, Дзебу, – сказал Сензо Сабуро. – Ступай в город и наведи справки о Юкио. Осмотри Рокухару и Доложи мне, как сильно она охраняется и как мы сможем освободить господина Юкио. И побрей свою голову, Дзебу. Только твои рыжие волосы вызывают подозрения. В мире достаточно высоких монахов и крестьян.

Пока Моко брил ему голову, Дзебу достал из потайного кармана свиток с подсчетом мечей.

– Я собрал уже девяносто девять мечей. Остался всего один.

– Шике, это твое собирание мечей – полное безумие!

– Да, очень глупое занятие. Но в один из моментов я поддался порыву и дал клятву. Когда я добуду еще один меч, смогу прекратить.

После нескольких часов блуждания по широким проспектам и более узким боковым улицам Хэйан Кё с нагинатой на плече Дзебу чувствовал разочарование. Ему было нелегко добиться хоть слова от людей на улице или в лавке, а те, с которыми он разговаривал, приходили в ужас от разговоров с незнакомцем. Стоило ему только упомянуть имя «Муратомо», и разговор резко прерывался. Молодые люди в красных одеждах, патрулирующие улицы города по призыву Согамори, держали в страхе всех. Несколько раз Дзебу встречался с группами этих людей и предусмотрительно, как и другие жители столицы, переходил на другую сторону улицы.

Никто ничего не сказал Дзебу о состоянии господина Юкио, где его содержат в Рокухаре, как хорошо охраняют, каковы силы самураев. Но Такаши были настолько непопулярными, что на его осторожные вопросы все отвечали не враждебностью, а простым предупреждением, что он сует нос в дела, которые лучше оставить в покое. Дзебу решил, что он сам осмотрит цитадель Такаши и доложит о возможной силе обороны. Это хоть как-то оправдает его поход в город.

Потом оказалось, что эта экспедиция одного человека в город сможет принести еще один результат. В самое темное время ночи неторопливо идущий в западном направлении к реке Камо Дзебу услышал игру на флейте. Кто-то играл в манере восточных провинций. Было что-то почти волшебное в чистом, нежном звуке, разносившемся в тихом ночном воздухе. Дзебу с благодарностью улыбнулся.

Он вступил на мост Годзо через реку Камо. Это был именно тот мост, по которому он впервые вошел в Хэйан Кё вместе с Танико. В безлунной тьме Дзебу едва различил три башни Рокухары на другой стороне реки.

Потом он увидел на мосту приближавшегося к нему флейтиста, Это был мужчина в зелено-желтом охотничьем костюме, с длинным мечом на поясе. Он был небольшого роста, стройный и выглядел очень молодо. Его длинные черные волосы, не связанные, свисали ниже плеч. Самурайского узла на голове не было, но меч был самурайским. Он действительно очень молод. Странно, что такой мальчик так поздно ходит по улицам!

Сражаться и, возможно, убить этого флейтиста только ради того, чтобы добыть последний меч, слишком стыдно. Но вооруженный человек на улицах Хэйан Кё мог занимать только сторону Такаши. Быть может, это один из молодых громил Согамори, сменившийся с дежурства и снявший красный плащ. Если так, настала пора научить его смирению.

Опустив нагинату с плеча, Дзебу встал наизготовку, загородив юноше проход по мосту.

– Ты очень хорошо играешь!

– Спасибо, сохей, – вежливо поблагодарил мальчик, слегка подняв брови при взгляде на длинное оружие в руках Дзебу. – Чем могу вам служить?

– Мне нужен твой меч. Отдай его мне, и я позволю тебе пройти.

Юноша медленно убрал флейту в футляр, вынул из-за пояса веер и щелчком раскрыл его. Он был белым с красным диском по центру. Что, черт возьми, он собирается с ним делать? Дзебу увидел, что мальчик был очень приятного вида, хотя глаза под высоким лбом были крупнее обычных, что придавало ему чуть женскую смазливость. Когда он улыбался, были видны немного выступающие вперед зубы.