Присутствовало еще одно лицо, о котором Хоригава не знал. Госпожа Акими оставила свою повозку на некотором расстоянии от особняка Хоригавы и, завернувшись в плащ и надев капюшон, проделала остальной путь пешком. Танико впустила ее через боковые ворота.
Танико с мукой понимала рискованность своего плана. Она могла неверно оценить Согамори. Его встреча на пиру с Акими могла иметь противоположный ее намерениям эффект. Это могло даже спровоцировать его действия против мальчика Юкио и самой Акими. Что касалось Хоригавы, даже если бы план удался, только ками мог знать, что предпримет этот жестокий и кровожадный человек. Танико послала Акими в пустую комнату на женской половине, пообещав прийти к ней в нужное время.
Когда гости расселись, Хоригава сделал знак Танико, и она, наполнив горячим саке чашу с круглым дном, пустила ее по течению. В качестве хозяина декламацию начал Хоригава, который поймал чашу, отпил из нее и произнес:
Раздались смех и аплодисменты. Никто не сомневался, что жертвенные соломенные собаки олицетворяли потерпевших поражение Муратомо. Со стороны некоторых придворных, однако, Танико услышала шепот неодобрения. Уже много сотен лет лучшие люди столицы рассматривали сражения и кровопролития как занятия, достойные только диких животных и, естественно, недостойные написания о них стихов.
Следующий гость выловил чашу из воды, отпил саке и произнес:
Большинство гостей рассмеялись, громче всех – Согамори. Танико посмотрела мимо него на прекрасного Кийоси, задумчиво глядевшего на воду.
Хоригава задал тон пиру, и большинство гостей, подобно ему, декламировали стихотворения на тему войны, многие из которых были старинными китайскими военными балладами. Некоторые, не согласные с этим, декламировали стихотворения на темы, более подходящие пиру у извилистой воды: цветы, времена года, луна. Когда это происходило, Танико замечала, как сердито смотрел на нарушителя Согамори. Было ясно, что он хочет отпраздновать свой триумф.
Когда престарелый знаток литературы прочитал старомодным величавым стилем стихотворение об отражении луны в воде, Согамори резко встал. Пока сидящий рядом с ученым вельможа пил саке и готовился читать, Согамори тихо отступил от ручья и достал из рукава темный маленький предмет, формой напоминавший вишню. Он подошел к фонарю, поджег у вишни черенок и бросил ее в сторону уважаемого ученого.
Внезапно раздался звук, похожий на раскат грома, сверкнула ослепительная вспышка. Старый ученый вскочил на ноги и чуть не упал в ручей. Танико была поражена и напугана. Резкий, сильный запах заполнил сад. Клубы дыма обволокли карликовые сосны. Как будто Согамори выпустил безобразного, злого духа.
Испуганная тишина нависла над пиром. Ее нарушил смех Согамори.
– Есть новый предмет для поэзии! – негромко заявил он. Танико взглянула на Кийоси, тот опустил голову, неотрывно глядя на ручей, на лице его застыло выражение смущения, смешанного с отвращением.
Хоригава, который должен был прийти в ярость от подобной выходки, подошел к Согамори и произнес:
– В высшей степени удивительно! Уважаемый министр Левых занялся колдовством?
Согамори рассмеялся и сел:
– Никакого колдовства! Всего лишь китайская игрушка. У меня на службе появился новый человек, варвар из-за моря. Он принес мне коробку этих маленьких громовых шариков. Удивительная новинка, не правда ли?
Танико задумалась о варваре, служащем у Согамори. Быть может, он из той же земли, откуда и отец Дзебу? Дзебу ничего не рассказывал об этих ужасных шаровых молниях…
Очередь читать стихи дошла до Согамори. Он встал, выставил вперед грудь и громко прочел китайское стихотворение о бое, который случился более тысячи лет назад:
Стихотворение было встречено одобрительным шепотом. Танико заметила, что старый ученый, ставший жертвой выходки Согамори, покинул пир. Через несколько стихотворений настала очередь Кийоси. Постарается ли он соответствовать своему отцу в воинственности? Кийоси не вставал, взгляд его был задумчивым и далеким. Он заговорил по-китайски так тихо, что гостям Хоригавы пришлось напрягать слух:
Когда Кийоси закончил, воцарилась мертвая тишина. Он пустил чашу по течению и смотрел на нее, как будто был совсем один. Все устремили взгляды на Согамори. Если его раздражали стихотворения, в которых не упоминалось о войне, то что он сделает, услышав, как сын прочитал стихотворение, в котором поэт сожалеет о ней? Человек справа от Кийоси взял чашу из воды и держал ее в дрожащей руке, боясь произнести хоть слово.
– Кто это написал? – спросил Согамори низким, хриплым голосом.
– Ду Фу, уважаемый отец, – ответил Кийоси. – Один из великих поэтов династии Тан.
Согамори кивнул:
– Какое сострадание! Какая глубина чувства! Действительно, этот поэт понимает страдания разрываемой войной страны. – С выражением скорби на лице Согамори потянулся за чашей, взял ее и сделал большой глоток.
Внезапно он улыбнулся Кийоси.
– В поэзии у моего сына безукоризненный вкус! – гордо заявил он. – А его победа в императорском дворце доказывает, что ему нет равных в бою!
Танико услышала облегченные вздохи гостей. «Непредсказуемый человек этот Согамори! – подумала она. – Изменчивый». Невозможно было предугадать, как он себя поведет, когда она заманит его в уединенное место сада для встречи с Акими.
Слуги поднесли кушанья, и декламация продолжилась. Еще одна чаша саке была пущена по течению, потом еще одна. Все стали меньше обращать внимание на формальности.
Люди вставали и ходили. Ухаживания, которыми постоянно занимались придворные, сократили число гостей у ручья, когда тот или иной мужчина или женщина тайно ускользали для встречи под покровом деревьев. Среди тех гостей, кто оставался на своих местах, разговор постепенно сменил декламацию.
Танико тихо отошла от Хоригавы, сделав служанке знак прислуживать ему и сидящим рядом с ним. Она поспешила в комнату, в которой спрятала Акими. – Настало время!
– Танико-сан, я в ужасе! Что, если мы потерпим неудачу?
– Я тоже в ужасе. Но что нам остается делать?
– Ты не должна была делать так много. Я всегда буду благодарна тебе, Танико-сан.
Вернувшись на пир, Танико развернула веер, специально расписанный ею для этого случая, и взяла блюдо с подслащенными фруктами. Она поднесла блюдо Хоригаве, Согамори и Кийоси, погруженным в спор.
– Гниды порождают вшей! – категорически заявил Хоригава.
– Уже дважды за последние годы Такаши были инициаторами публичных казней, – сказал Кийоси. – Многие считают это скандальным. Мы потеряли доброе расположение многих влиятельных людей, многих семей и людей в целом, так как они смотрят на эти убийства с ужасом.
Танико предложила Согамори ломтик апельсина, нанизанный на деревянную палочку. Грузный глава Такаши широко улыбнулся ей. Танико увидела, что он был очень красив лет двадцать назад.
