Джимми тщетно пытался освободиться — тяжелая цепь, которой его приковали к столбу на рыночной площади, ни в какую не поддавалась. Прочные звенья не разомкнуть, Огромный замок не взломать. Джимми в отчаянии стукнул цепью о мостовую — раздался оглушительный грохот. Потом парень поднял голову и посмотрел на башенные часы — было десять минут четвертого. Он просидел на цепи уже больше двух часов. Как же все-таки злобно над ним подшутили!
Полная луна медленно плыла над пустынной рыночной площадью: в серебристом свете то появлялись, то исчезали какие-то странные тени. Легкий ветер немного поиграл опавшими листьями, потом нашел где-то пакет и принялся им шуршать, а когда надоело, подобрался к мальчику и дунул на него ночной прохладой. "Хорошо, хоть дождя нет, — думал Джимми, дрожа от озноба всем своим тщедушным телом. — Да и зима, к счастью, еще не скоро".
С тех пор как его посадили тут на цепь, площадь оставалась совсем безлюдной: только бездомный рыжий кот однажды нарушил его одиночество. Набравшись храбрости, бродяга подошел к мальчику, понюхал его ботинки и отправился дальше но своим делам. Летом, пожалуй, у Джимми было бы больше шансов обратиться к кому-нибудь за помощью: мимо наверняка прошла бы какая-нибудь парочка влюбленных, которые могли бы его освободить. Осенними ночами людям не до прогулок. Странно, однако, другое: обычно центр города по ночам патрулировали полицейские — они охраняли магазины, рестораны, банки, — сегодня почему-то стражей порядка тоже не было видно.
Джимми растерянно озирался, смотрел на закрытые ставнями витрины и темные окна лавок и ресторанов, окружавших рыночную площадь. Бедолага знал, что ему предстоит просидеть на цепи еще несколько часов, прежде чем проснется рабочий люд и первые посетители придут завтракать вон в то кафе на углу.
Мальчику вдруг почему-то стало страшно. Он сидел на холодной мостовой, один, в темноте, на цепи, и ему казалось, что его все предали. Больше всего на свете несчастный теперь хотел одного: пережить эту ночь. Как он мог быть настолько глуп, чтобы думать, будто нравится Мэри!
В центре площади стоял старинный особняк, в котором размещалась администрация рынка, — там всем заправлял мистер Клэй. Сейчас здание выглядело каким-то призрачным и зловещим. Джимми вдруг увидел на фасаде дома, под самой крышей, просторную нишу, из темноты которой глядела на рыночную площадь скульптура неведомого существа.
Мальчик никогда раньше не замечал ее. Впрочем, ничего удивительного: зачем бы ему понадобилось глазеть на эту дурацкую статую? Что в ней хорошего? Пыльная, грязная, вся в трещинах — кому такая вообще нужна? Зато теперь ему представилась возможность вдоволь наглядеться на это страшилище: человекообразное, с тощим туловищем, обернутым в темные перепончатые крылья, и свиным рылом. Единственный немигающий глаз монстра сейчас, кажется, смотрел прямо на Джимми. Мальчик вздрогнул.
О ужас! Неужели эта тварь зашевелилась? Нет, не может быть! Привидится же такое со страху!..
Наполеон Джимсон от природы был трусоват. Едва почуяв опасность, он давал деру — длинные тощие ноги обычно не подводили хозяина и успешно выносили его из всяких передряг.
Когда Наполеон был маленький, он бегал быстрее всех во дворе, так что никто из обидчиков не мог его догнать. В искусстве ретироваться и путать следы ему не было равных. Особенно часто мальчику доставалось из-за странного имени. Он всей душой ненавидел свое дурацкое имя и не мог простить мать за то, что она его так назвала. Впрочем, матери прощения и не требовалось: малыш ее почти не помнил. Она оставила сына вскоре после того, как ее оставил его отец.
Соседские дети, все как один, были жестоки с Наполеоном. И откуда только берется такая черствость в крохотных существах? Помнится, даже те из них, кого мальчик не считал своими врагами, присоединялись к общему хору голосов, распевавших злую дразнилку:
А Наполеон мечтал о тихой спокойной жизни, хотел, чтобы его оставили наконец в покое. И вот как все обернулось! На этот раз ему даже сбежать не удалось…
Стрелки часов кое-как добрались до четверти четвертого. Как долго тянется ночь! Ветер усилился, заколыхал ветви деревьев — воздух наполнился ароматом перезрелых яблок.
Джимми от нечего делать рассматривал рыночные прилавки и дома, теснившиеся по краю площади: старинные особняки вперемежку с совсем новыми зданиями. Его внимание на некоторое время привлекла изящная арка между пабом и пиццерией. Вдруг в ее темном проеме мелькнула какая-то тень: не иначе, крыса юркнула в подворотню.
Мальчик еще раз попытался освободиться. На этот раз без особой надежды. Клэй приковал его на совесть: наручники впились в тонкие запястья и причиняли сильную боль при каждом рывке. Тяжеленная цепь дважды обвивалась вокруг столба. Она была не слишком длинной, так что отойти далеко пленник не мог.
Раздался бой часов на башне. Джимми вдруг почувствовал на себе леденящий взгляд статуи — и окаменел от ужаса. Парень едва нашел в себе силы посмотреть на страшилище. Темная фигура шагнула из ниши на карниз, тяжело качнулись огромные перепончатые крылья. Мальчик на миг зажмурился, а когда открыл глаза, вокруг было совсем темно: набежавшее облако закрыло луну, не позволив Джимми увидеть то, чего просто не могло быть.
Несчастный пленник замер: от одной мысли о том, что вот-вот над его головой может раздаться шум огромных крыльев мальчика била дрожь.
Когда луна снова вышла из-за облаков, Джимми увидел, что ниша действительно пуста. Над площадью широкими кругами носилось безобразное крылатое чудовище. Мальчик закричал от ужаса, и, видимо услышав его вопль, монстр изменил траекторию полета и двинулся в его направлении. Страшилище все приближалось, росло буквально на глазах…
Когда жить в родном городе стало совсем невыносимо, Наполеон на попутках добрался до Лондона и стал еще одним жителем столичных трущоб. Здесь он всем говорил, что его зовут Джимми. Той зимой, помнится, его приютили какие-то бродяги.
Джимми был довольно трудолюбив, но найти постоянную работу в городе оказалось не так-то просто. Он в основном занимался тем, что присматривал возле паба за повозками и тележками, пока их владельцы пили пиво. За это смышленого мальчугана кормили: разными пирожками и конфетами, — малыш был сам не свой до шоколада.
Простые бродяги его не обижали, считали своим, зато ему не давали покоя всякие пьяницы, извращенцы и наркоманы. А опаснее всех были уличные грабители.
Как-то вечером трое таких головорезов напали на мальчика в торговом квартале:
— Давай-ка, Джим, поделись парочкой фунтов со своими давнишними приятелями!
Они стали медленно наступать, в свете фонаря блеснуло лезвие ножа — парень ловко увернулся и побежал. Длинные ноги, как всегда, не подвели.
Когда пришла весна, Джимми уехал из Лондона — решил поселиться где-нибудь на юге, подальше от столицы…
Черная громадина спикировала на землю в нескольких ярдах от прикованного к столбу пленника. Приземление оказалось невероятно легким, словно чудище было полым изнутри. Свернув крылья, страшилище замерло, уставившись на Джимми. Того колотила дрожь.
Огромная чешуйчатая тварь, кто бы она ни была, выглядела ужасно, а пристальный взгляд ее единственного глаза, казалось, навек пригвоздил мальчика к земле. От бестии пахло, как из той выгребной ямы, в которую Джимми однажды чуть не свалился. Несчастный не мог поверить собственным глазам: неужели перед ним действительно статуя? Доказательством тому, впрочем, служили пятна птичьего помета, густо покрывавшие чешую чудища.
Страшилище двинулось в сторону пленника, тяжело переваливаясь на коротких кривых лапах. Раздался скрежет когтей о булыжную мостовую. Тварь неумолимо приближалась, поводя из стороны в сторону свиным рылом, — должно быть, принюхивалась.
