Алей молчал. Он прислушивался к интуиции, пытался лайфхакерским чутьём угадать, насколько опасна его затея, но шестое чувство молчало. Казалось, угрозы нет.

– Ладно, – сказал Алей. – Как его выключить?

– А точно так же. Команда «спать».

– Итак, – медленно проговорил Алей, – я иду в Старицу и ищу человека… Определяю параллель. Потом бужу демона и приказываю ему открывать путь. Так?

Вася уставился на него и недоумённо заморгал, а потом с досадой хлопнул себя по лбу.

– Совсем я обалдел на старости лет, – воскликнул он, – пардон! Не вздумай его в Старице будить. Старица не для таких, как он, писана. Я толком не знаю, что из этого выйдет, но что эпическая дрянь, говорю точно. Пожалеем все.

– Ясно, – сказал Алей. – Возвращаюсь из Старицы и бужу демона. Так?

– Так.

– Спасибо. Я понял. Можно приступать?

Админ вздохнул и встал.

Алей выжидающе смотрел на него.

– Алик, – проговорил Вася, глядя куда-то наискосок, – я бы тебе помог. Честно. Но… ты Ясеню сын, ты его знаешь более-менее, а он к тебе вроде хорошо относится. А я его, если честно, боюсь. Не понимаю я его. Что он делает, чего хочет, во что это выльется – всё мраком покрыто. Так что ты тоже, того… осторожнее. Не лети сломя голову. Мало ли.

Алей прикрыл глаза, дотронулся пальцами до холодного бока прокси-змеи.

– Спасибо.

Вася протянул руку. На этот раз рукопожатие вселенского админа оказалось настоящим, мужским.

Они вышли в холл. Хозяин дома отпер дверь, привалился плечом к стене, дружелюбно щурясь.

Осень улыбнулась ему.

– До встречи, – сказала она. Шагнула к Полохову и аккуратно поцеловала его в щёку. – Спасибо, Вася.

Тот разулыбался и растаял.

– Да ладно, я-то что, я всегда готов хорошему человеку, обращайтесь…

Осень скрылась за металлической дверью.

И вдруг Васю снова перекосило. Жутковато оскалившись, он ухватил Алея за рукав и дёрнул к себе. Алей не противился, только недоумённо поднял брови. Сейчас Полохова ему было почти жалко. Неудобная комплектация у вселенского админа, конфликтуют устройства.

– Хочешь, тайну открою? – жарко, азартно выдохнул Вася и, не дожидаясь согласия, поведал: – На самом деле она – человек.

Иней шёл торопливо и путался в собственных ногах, потому что всё время выворачивал голову – смотрел на папу. Крепко, как маленький, он держался за папину руку, но совсем этого не стеснялся. Пусть все видят, что у этого мальчика есть папа! Самый потрясающий на свете папа, настоящий! Щеки болели от улыбки. И папа тоже улыбался, нет-нет, да и поглядывал на Инея весёлым раскосым глазом. На плече у него, как влитой, сидел Инеев рюкзак. Папа быстро понял, что рюкзак тяжёлый, и отобрал его у Инея. «Ого! – нахмурился он, взвесив рюкзак на руке. – Ну ты даёшь, парень. Даже мне тяжело! Что ж ты туда напихал-то? Ну нет, я тебя научу, как рюкзак в поход собирать. Пойдём в поход, а, Инька?»

Иней счастливо кивал. За папой он пошёл бы на край света.

Вечерние огни разливались вокруг золотым морем. Гудели автомобили, шины шуршали по асфальту, неслась музыка из магнитол. Иней жмурился и глубоко вздыхал: дыхание перехватывало от радости.

Казалось, они с папой и собираются на край света.

– Автобус! – воскликнул вдруг папа. – Наш! Инька, побежали ловить!

И они сломя голову ринулись к стеклянному домику остановки. Влетели в распахнутые двери, и двери сомкнулись позади, автобус двинулся с места. Поздним вечером он шёл к метро полупустым. Папа уселся, поставил Инеев рюкзак на колени, а Инею отдал держать свою сумку.

– Пап, – спросил Иней, забравшись на сиденье с ногами, – а куда мы едем?

– Сейчас – на вокзал, – ответил Ясень. – А там за город поедем, на дачу. Лето ж наступило! В городе ловить нечего. Будем на даче жить, в лесу. Научу тебя рыбу ловить, а захочешь – стрелять научу, на охоту пойдём вместе. Жизнь!

Вроде бы шире улыбаться было невозможно, но Иней сумел.

Автобус шёл-шёл, не торопясь, дышал железным брюхом, как зверь. Спустя пару остановок Иней чуть успокоился и сел нормально.

– Пап, – сказал он, – а мы Алю к нам позовём?

Ясень зыркнул на него через плечо и состроил рожу.

– Какой он тебе Аля? – сказал с шутливым укором. – Тоже мне, девочку нашёл. Алик он! Позовём, конечно, куда ж без него-то. Соскучился я по нему, Инька, если б ты знал, как.

– А маму позовём?

Ясень помолчал, двинул бровью, покосился в окно.

– Позовём, – ответил, – если захочет… Знаешь, чего? Твоего, как его… Клёна тоже позовём. Большим собакам надо на природе бегать.

Иней засмеялся, сморщив нос.

– Да Лушка убежит, – сказал он, – дурочка она совсем! Она и тут убегала уже.

Папа подумал.

– Она кто, Лушка-то? – спросил он. – Колли? Колли – пастухи, Иньк. Там рядом фермер живёт. Лушка будет за его овцами следить и не убежит от них никуда. Инстинкт!

– Овцы? – трепетно спросил Иней. – Там настоящие овцы есть?

Ясень фыркнул.

– Ну не пластмассовые же. И овцы, и коровы, и лошадки. Парного молочка попьёшь, поздоровеешь. А то совсем ты бледный у меня, как в шкафу рос. Ты на море был хоть когда-нибудь?

– Неа, – робко ответил Иней и подумал: «Неужели мы и к морю поедем?!»

Всё это было так необыкновенно, так прекрасно. Как в мечтах. Именно так, как должно быть, когда случается чудо и возвращается папа.

– На море тоже повезу тебя, – решительно сказал папа. – Но это уж на следующий год, извиняй. Как-то я не сообразил.

– Ничего, – прошептал Иней. Счастье подступало к горлу, как слёзы. Он начинал уже бояться, что счастья станет ещё больше, потому что оно не помещалось внутри, и он не знал, что с ним делать.

– А в этом году, – продолжал папа, – научишься на лошади ездить. Сидел когда-нибудь на лошади?

Инею вспомнилось, как однажды к супермаркету рядом с домом две девчонки привели лошадь. Иней возвращался с мамой из поликлиники, увидел лошадь и даже дышать перестал. Она была коричневая (вроде, правильно – каряя?) и грустная. Девчонки предлагали прохожим покататься, за деньги. Лошадь притягивала Инея как магнитом, и он решился подёргать маму за рукав. «Инечка, у нас денег нет», – устало сказала мама. Иней хотел погладить лошадь, раз уж покататься нельзя, но мама крепче перехватила его руку и увела.

– Неа, – повторил он и поднял на папу неверящий взгляд.

– Ну, что за дела, – улыбнулся папа как ни в чём не бывало. – Какой ты монгол, без лошади?

У Инея поплыло в глазах. Он не смог ничего ответить. Он уставился на собственные колени, крепко обнял папину сумку и замер, зажмурившись, баюкая своё счастье.

Приехали на вокзал, купили билеты, сели в электричку. В будний день поздно вечером электричка, идущая в дачный край, оказалась совсем пустой. В вагоне их было двое. Стемнело. Лампы в вагоне горели тускло, а когда электричка покинула городскую черту, за окнами воцарилась тьма. От непривычного нервного возбуждения Иней дрожал, как в ознобе, но всё же его начало клонить в сон. Он не подавал виду, потому что очень хотелось поговорить с папой. Папа расспрашивал про Алика и Лёньку, обещал, что научит Инея косить траву косой, стругать доски и сажать деревья, потом стал рассказывать про восхождения на горы, про охоту и лошадей; Иней слушал, слушал, слушал уже не слова, а только папин голос, улыбался сквозь дрёму.

– Эх ты, – проговорил вдруг папа тихо и ласково, – да ты спишь у меня, Инька… Ложись давай, ехать долго.

Он пристроил на коленях сумку, снял куртку и потянул Инея к себе. Иней улёгся папе на колени, на сумку головой, а папа укрыл его курткой. Стало тепло и так спокойно-спокойно, как никогда в жизни, кажется, не было. Папа положил руку Инею на плечо и откинулся на спинку скамьи. Ровно стучали колёса. Иней уснул почти мгновенно, и снился ему папа – верхом на лошади, посреди табуна, над движущимися, как волны, гривами и спинами – карими, рыжими, вороными…