К счастью, нашли раздувальный мех, и благодаря этому полезному помощнику дуб зажегся и огонь дал некоторую теплоту.
Потом ощутили дрожь, с которой холод оставляет человеческое тело. А по количеству и силе этой дрожи Росвель узнал, как близко он и его товарищи находились к смерти. Каюта была так мала, так узка и так загромождена, что почти тотчас же заметили перемену атмосферы. А так как из теплоты ничего не было потеряно, то действие было не только видимо, но даже приятно. Посмотрев на термометр,
Росвель увидал, что ртуть значительно расширилась и уже поднялась из шарика вверх по трубочке.
— Слава Всевышнему за все его милосердие! — вскричал Стимсон, бросая мех в сторону. — Я чувствую теплоту огня, и эта теплота спасет еще всех живых.
Тогда он поднял крышки и посмотрел в различные горшки, находившиеся подле огня. Лед скоро таял и можно было ощутить жар огня. В эту-то минуту с одной из постелей послышался слабый голос.
— Гарднер, — говорил этот голос умоляющим тоном, — если вы имеете жалость к человеческому существу, находящемуся в страшном положении, так дайте мне глоток кофе, чтоб согреться. Ах! Как приятен его запах и как он должен быть хорош для желудка! Я три дня ничего не ел.
Это был Дагге, моряк, так давно испытанный, человек с железным здоровьем, человек, страстный к золоту, сосредоточивавший в себе всю силу, необходимую для человека, одержимого любовью к прибыли.
Лишь только Росвель узнал об участи Дагге, то поспешил ему помочь. К счастью, был горячий кофе, такой горячий, какой только может вынести человеческий желудок. Дагге дали два или три глотка этой жидкости, и звук его голоса тотчас же обнаружил то действие, которое произвел на него кофе.
— Мне очень плохо, Гарднер, — сказал капитан Дагге, — и я боюсь, что мы все здесь находимся в одинаковом состоянии. Я боролся с холодом так долго, как только может вынести природа человеческая, но мне пришлось уступить.
— Сколько осталось ваших людей, Дагге? Скажите нам, где мы найдем их?
— Я думаю, Росвель, что им более ничего не нужно в этой жизни. Второй офицер и два матроса сидели в каюте, когда я бросился на постель, и боюсь, чтобы они не умерли. Я уговаривал их также лечь, но сон уже овладел ими.
— В каюте есть трое, которые не нуждаются в помощи, потому что замерзли, но должны же быть еще. Я вижу еще двух на постелях. Что ты скажешь об этом малом?
— Душа еще не оставила тела, сударь, но она готова отправиться.
Это был молодой человек, по имени Лев, один из самых красивых и самых сильных людей экипажа. Осматривая его члены, нашли, что ни один из них еще не замерз совершенно, хотя кровообращение было готово остановиться, и довольно было одного часа подобного холода для его совершенного умерщвления. Осматривая члены Дагге, Росвель ужаснулся сделанному им открытию: ноги, голени, руки несчастного виньярдского капитана были столь же тверды, как льдины. Росвель тотчас же послал за снегом, чтобы оттирать обмороженных. Мертвые тела вынесли из каюты и положили на лед.
Экипаж «Морского Льва» состоял из пятнадцати матросов, одним меньше, чем на другой шхуне. Четверо из них умерли на дороге между разбитым кораблем и домом; три тела нашли в каюте и вытащили еще двух умерших на койках. Капитан Дагге, повар и Лев, прибавленные к прочим, составили двенадцать, только еще о трех людях из экипажа ничего не знали. Когда спросили у Льва, что с ними сделалось, то он сказал, что один из трех замерз в пещерах несколько дней тому назад, а двое прочих отправились в сарай в последнюю метель, не будучи в состоянии сносить холод в разбитом корабле. А так как эти двое не приходили еще в дом, когда Росвель вышел из него, то нельзя было сомневаться в их смерти. Итак, из пятнадцати человек, отплывших из Виньярда и презревших опасности из любви к прибыли, осталось только трое; на двоих можно было смотреть, как на находившихся в сомнительном положении. Лев был один человек из всего экипажа, который был в добром здоровье и еще мог служить.
Глава XXIV
Моя нога опирается на ледяную гору, тогда как ветер свищет кругом меня; когда ночь спустилась, мой глаз различил свет маяка. Я морская птица, морская птица, морская птица, одинокая в своем отчаянье; морская птица, морская птица, морская птица, единственное здесь существо.
Когда вытащили тела из каюты и члены Дагге были обложены льдом, то Росвель посмотрел на термометр. Он поднялся на двадцать градусов выше нуля. Это уже был жар в сравнении с той температурой, которая стояла раньше, и это можно было заметить. Вышедшие люди скоро возвратились и объявили, что погода улучшилась. Через час могли видеть, что термометр, находившийся снаружи, показывал два градуса выше нуля. Эта перемена произошла от ветра, подувшего немного с юга. Моряки сняли шкуры и позволили погаснуть огню, который зажгли с таким старанием.
Когда встали утром, то было еще более перемены в погоде. Сильный ветер пригнал большой дождик. Оттепель была так же сильна, как мороз чрезмерен. В этой стране перемена погоды всегда очень скора, от зимы к весне переход столь же быстр, как и от осени к зиме. Мы употребляем слова весна и осень в обыкновенном смысле, но в сущности эти два времени года почти не существуют в южных морях. Обыкновенно зима переходит прямо к лету, такому лету, какое только может там быть.
Несмотря на благоприятную перемену погоды, Росвель, когда вышел на другой день утром, вполне убедился в том, что лето еще не наступило. Надо было, чтобы прошло еще несколько недель, прежде чем лед с бухты исчезнет и даже до тех пор, когда можно будет спустить шлюпки в море. В одном отношении люди, находившиеся еще в живых, выиграли от ужасных потерь Дагге: запасы обоих кораблей могли теперь служить одному, и Росвель, рассудив о случившихся обстоятельствах, уверился в том, что Провидение, может быть, сберегло переживших от больших лишений, если не от всех зол голода.
Между тем была оттепель и такая, какую можно вообразить себе в таком климате, в котором встречались все крайности. Снег, находившийся на горах, скоро начал сходить потоками в долину и, падая с различных высот, образовывал прекрасные каскады. Весь снег, находившийся на утесах, исчез, и ледяные обломки быстро начали терять свою величину. Сначала Росвель боялся за разбитый корабль, думая, что его снесет водой в море. За этим опасением скоро последовало другое, что он будет разбит огромными ледяными кусками, образовавшими пещеры, среди которых он находился и которые теперь начали менять свое положение, смотря по тому, как вода подмывала их основание. Росвель подумал презреть на несколько времени бурю и перенести Дагге в сарай на ручной тележке, но увидав потоки воды, текшие с утесов, отказался от этой мысли, как неисполнимой. Итак, ему должно было провести еще ночь на разбитом корабле.
Северо-восточный ветер, дождь и оттепель овладели всем островом, когда наши смельчаки вышли посмотреть погоду. Когда вынесли термометр на воздух, то он показывал шестьдесят два градуса, и моряки сняли вторые рубашки и самые тяжелые платья. Снег почти совершенно исчез, и лед много потерял из своих обширных размеров. Что касается дома, то он был цел и кругом его не было снега.
Росвель, поручив разбитый корабль своему второму офицеру, отправился на мыс. Лев, молодой моряк, которого Росвель спас от смерти, сопровождал его, получив у него позволение вступить в ойстер-пондский экипаж. Оба пришли в дом прежде ночи, где нашли Газара и его товарищей очень беспокоившихся о судьбе ушедших. Рассказ о происшедшем на другой шхуне произвел большое впечатление на наших моряков, и Росвель в этот вечер прочел молитвы перед собранием.
На другой день утром ветер, дувший с севера, продолжал быть тихим. Охотники за тюленями не видали подобной погоды с тех пор, как прибыли на остров, и действие, которое она на них произвела, их оживило и ободрило. После завтрака Росвель дошел даже до губы, чтобы видеть состояние своего собственного корабля или, скорее, того, что от него осталось. В нем находилась большая куча снега, и он дал приказание некоторым из своих людей очистить его. Около полудня весь этот снег исчез.