— Хорошо! — согласился Прекрасный Лоран, пожимая ему руку.

Он вырвал листок из записной книжки, торопливо набросал на нем несколько слов и вручил индейцу.

Тот сложил листок, спрятал его в кожаный мешочек, который носил на шее, и беззаботно удалился после того, как каждый из присутствующих Береговых братьев крепко обнял его на прощание; вскоре он уже сидел верхом на лошади и в сопровождении одного спутника мчался во весь опор в сторону побережья, переправившись через реку вброд.

Едва достигнув морского берега, Хосе спрыгнул наземь, отдал свою лошадь спутнику и приказал ему возвращаться

в форт, потом молниеносно разделся, свернул узелком свою одежду, крепко привязал ее себе на голову, вошел в воду и продолжал идти, пока мог достать ногами дна; наконец он бросился вплавь и быстро поплыл по направлению к флоту, который действительно, как он и предвидел, находился теперь на расстоянии самое большее одной мили от берега.

Согласно договору с Лораном, Монбар в три часа ночи дал сигнал сниматься с якоря и выйти из устья Сан-Хуана.

На заре флот был уже неподалеку от Чагреса, к которому шел на всех парусах.

С подзорной трубой в руках Монбар в волнении расхаживал взад и вперед по шканцам адмиральского судна; ежеминутно он останавливался, чтобы навести трубу на город и на форт Сан-Лоренсо, качал головой и вновь начинал ходить с задумчивым видом и нахмурив брови.

Приближался час грозной и решительной борьбы. От смелой операции, предпринимаемой теперь Лораном, зависел успех экспедиции, вся тяжелая ответственность которой лежала на одном командующем экспедиции.

Чем ближе флот подходил к берегу, тем явственнее Монбар усматривал положение дела и тем беспокойнее становился.

Действительно, не имея карты и полагаясь исключительно на сведения более или менее точные, доставленные его шпионами и несколькими перебежчиками, адмирал не знал, что форт Сан-Лоренсо, построенный в устье реки Чагрес, неприступный со стороны моря и усиленный береговыми батареями, является истинным ключом к позиции; что прежде всего следовало овладеть им, а там уж идти на штурм города, подступы к которому он защищал.

Адмирал раскаивался, что приказал Лорану напасть на форт только тогда, когда сражение будет уже завязано: оно должно было начаться именно взятием форта. Монбар этого не знал, так как все время думал, что форт находится за чертой города и защищает его со стороны суши; только теперь доказательство противного было у него перед глазами.

Он находился в большом недоумении и не знал, что делать.

Бомбардировать форт было чистым безумием: подобная попытка не могла увенчаться успехом, а между тем легко повлекла бы за собой гибель флота и окончательный крах всей экспедиции Береговых братьев. Не лучше ли было,пока не поздно, повернуть назад, встать вне пределов досягаемости выстрелов артиллерии форта и прибегнуть к какому-нибудь иному способу овладеть им, не подвергаясь риску потерпеть постыдное и непоправимое поражение.

Монбар остановился на этом решении и, хотя и к величайшему своему сожалению, уже готов был скомандовать поворот назад, когда внезапно на носу корабля поднялся переполох; Монбар увидел, как какой-то почти обнаженный человек, с которого струилась вода, вскочил на палубу и был немедленно окружен флибустьерами.

Он тщетно выбивался из рук, которые держали его, и только кричал, что должен видеть адмирала. Монбар, привлеченный странной суматохой, вскоре подошел. Увидев незнакомца, он отстранил матросов движением руки и приказал ему следовать за собой.

Он узнал Хосе.

Тот поднял свой узелок, который упал к ногам адмирала, и, стряхнув с себя воду раза два или три, последовал за Монбаром.

Когда они остались одни на шканцах, Монбар вскричал:

— Как! Ты тут?!

— Собственной персоной, адмирал.

— Но каким способом ты добрался сюда?

— Вплавь.

— Гм! Ловкий же ты пловец, — сказал Монбар с улыбкой.

— Как все индейцы, адмирал, я получеловек-полурыба.

— Правда, но ты, вероятно, не для того приплыл сюда, чтобы пожать мою руку, которую я с такой дружбой всегда протягиваю тебе.

— Не отрицаю этого, адмирал, — сказал индеец, отвечая на горячее пожатие руки Монбара.

— Что же привело тебя ко мне?

— Поручение.

— Оно должно быть очень важно, клянусь честью!

— Чрезвычайно важно, по крайне мере я так полагаю.

— Полагаешь?

— Да, я должен вручить вам письмо, но не знаю его содержания.

— Ага! От кого же оно?

— От вашего брата-матроса Прекрасного Лорана.

— Черт возьми! Да ведь оно, верно, превратилось в кашу?

— Ничуть, не беспокойтесь!

— Давай же его скорее.

— С удовольствием, но с меня еще вода струится потоками.

— Ей-Богу, ты прав!

Адмирал махнул рукой, и двое матросов по приказанию Монбара подошли с тряпками и принялись так усердно вытирать ими индейца, что тот в одну минуту стал совсем сухим.

— Спасибо, — сказал он.

Тут Хосе развязал кожаный мешочек, вынул из него письмо и подал Монбару, который с живостью взял его и мигом пробежал глазами. Письмо состояло всего из нескольких строк, но вести, вероятно, заключало хорошие, потому что лицо флибустьера засветилось радостью.

— Видно, вы очень довольны, адмирал, — заметил Хосе, который тем временем спокойно одевался.

— Сам посуди, вот что пишет мне Лоран…

— К чему читать мне письмо, адмирал?

— Чтобы ты дополнил его своими объяснениями.

— В таком случае читайте, я слушаю.

— Вот оно, — сказал Монбар и принялся читать:

Брат-матрос!

Прибыв на указанное место, я увидел, что сведения, которыми ты располагаешь, ошибочны. Следовать твоим указаниям буквально — значило бы обречь себя на неудачу, тебя — на верное поражение, а флот, пожалуй, и на полный разгром и гибель.

Я взял на себя смелость изменить разработанный тобою план и действовать без промедления.

Теперь форт в моей власти, и ты можешь войти на рейд без опасения. Испанский флаг я оставляю на форте, чтобы обмануть и вернее уничтожить батареи врага. Хосе даст тебе самые подробные сведения о том, что произошло (он вел себя достойно, как и всегда).

Если я виновен в том, что взял на себя ответственность и изменил твои планы, то отдаю себя на твой справедливый суд. Как командующие войсками, мы должны подавать личный пример повиновения и воинской дисциплины.

Потери наши велики, но каков успех!

Пожимает твою руку всем сердцем преданный тебе

Лоран Форт Сан-Лоренсо-де-Чагрес, 5 часов утра

— Честная душа! — невольно шепотом вырвалось у Монбара, когда он кончил читать. — Он опять выручил нас!.. Следуй за мной, Хосе.

— Куда, адмирал?

— В мою каюту, черт побери! Думаю, ты сильно устал и проголодался, ведь тебе, видать, пришлось перенести немало тяжких испытаний со вчерашнего дня.

— Признаться, это так.

— Так пойдем со мной перекусим, а между тем ты мне расскажешь, что у вас там творилось.

Они спустились в адмиральскую каюту, где действительно уже был подан завтрак.

— Скорее за стол! — весело воскликнул Монбар. — Твое здоровье, Хосе.

— Ваше здоровье, адмирал!

— Ну, теперь рассказывай, как вы там рубились с испанцами, да смотри, не забудь об интересных подробностях.

— Очень охотно, адмирал, передам все, что знаю.

В эту минуту в каюту вошел Медвежонок Железная Голова.

— Адмирал, — обратился он к Монбару, — не пройдет и получаса, как мы будем под огнем форта Сан-Лоренсо. Каковы будут ваши приказания?

— Сесть к этому столу, завтракать с нами и внимательно слушать, что будет рассказывать наш друг Хосе; больше пока делать нечего, любезный мой Медвежонок, клянусь тебе честью.

Медвежонок знал своего друга как нельзя лучше; ему ни минуты не приходило в голову, чтобы тот мог поднять его на смех или без важного повода отпускать подобные шутки в их настоящем опасном положении. Принимая во внимание внезапное появление Хосе, да еще таким странным образом, не трудно было предположить, что случилось нечто важное и Монбар сейчас сообщит ему об этом.