Мэдди видела, как менялось выражение его лица: от шока до панической неуверенности, сменившейся бесстрастием.

— Что я должен ответить на это? — спросил он с вызовом.

— Что я нужна тебе, — ответила Мэдди, чувствуя, как рушатся надежды. Возможно, он неравнодушен к ней, но ей этого мало.

— Ради бога, Мэдди, не устраивай мелодраму. Конечно, ты мне нравишься, иначе секс не был бы так хорош.

Она глухо засмеялась. Как она могла быть такой доверчивой? Неужели опыт родителей ничему не научил ее? Ее мать пожертвовала всем ради отца, который был просто не способен сделать другого человека счастливым.

— Ты действительно не понимаешь, о чем я? — пробормотала она, удивляясь собственной глупости и борясь с отчаянием, готовым поглотить ее.

В Корнуолле они почти никуда не выходили, занимаясь любовью каждую свободную минуту. С тех пор как она поняла, что любит Рэя, долгие, ленивые, интимные вечера стали для нее свидетельством их растущей привязанности, доверия, зарождавшегося чувства. Мэдди ошиблась. Они ничего не значили для Рэя.

— Что я должен понять?

— Я полюбила тебя, Рэй.

Он отшатнулся как от огня:

— С ума сошла. Зачем?

«Думала, что нужна тебе так же, как ты нужен мне», — собиралась сказать Мэдди, но слова замерли в горле. Какой смысл? Она увидела в его глазах ужас в ответ на признание в любви. Этого было достаточно, чтобы все ее глупые надежды и мечты окончательно умерли.

— Я ухожу, — прошептала она прерывисто, едва сдерживая готовые хлынуть слезы.

Рэй использовал ее, потому что она позволила ему. В этом есть и ее вина.

Она повернулась, чтобы идти, но Рэй схватил ее за талию:

— Ты не любишь меня, Мэдди. Тебе просто показалось. Ты даже не знаешь меня.

Она вырвалась из его рук:

— Я знаю тебя лучше, чем ты думаешь. Секс заменяет тебе близость. Никто не смеет приблизиться к тебе. Ты скорее оттолкнешь меня, чем признаешься, что нуждаешься в другом человеке.

— Неправда, я не отталкиваю тебя! — закричал Рэй ей вслед, когда она нетвердой походкой направилась к двери. — Пожалуйста, останься. — Ему не хватало воздуха. — Вернись. Ты слышишь? Я хочу, чтобы ты осталась!

Мэдди открыла дверь, не рискуя обернуться.

— А я хочу, чтобы ты любил меня, но знаю, что это невозможно. — И, не обращая внимания на его окрики, подхватила юбку и бросилась бежать.

Мэдди отпустила такси перед крыльцом коттеджа. От усталости она с трудом переставляла ноги. В окне гостиной горел свет, и она поблагодарила судьбу, что в спешке перед отъездом забыла выключить лампу. Ей казалось, она отсутствовала вечность, хотя с тех пор прошло только шестнадцать дней.

Она не представляла, как вошла бы ночью в пустой темный дом. Возможно, с истерикой. Предыдущую ночь она провела в лондонской квартире брата Кэла, скупо отвечая на вопросы о том, что с ней случилось, почему она в вечернем платье и без багажа. Десятичасовая поездка домой на поездах с двумя пересадками стала серьезным испытанием. Хорошо еще, что Кэл выдал ей для путешествия спортивный костюм одной из своих многочисленных подружек.

Шаря под половицей в поисках запасного ключа, Мэдди отказывалась думать о том, как получит назад оставленные в пентхаусе вещи и как объяснит Рут свой побег. Через пару дней она достаточно придет в себя, чтобы вести переговоры с Рут и помощницей Рэя. Она прикусила губу: контакты с ним самим исключены.

Почти дома, в безопасности. Главное — не развалиться на части теперь, когда самое страшное позади, твердила про себя Мэдди. События последних дней показали, что она сильнее, чем думала. После унизительного и болезненного объяснения с Рэем ее уже ничем не испугаешь.

Она поискала ключ еще пару секунд и, не найдя, на всякий случай толкнула дверь. К ее удивлению, она распахнулась. Мэдди почти не удивилась, что оставила коттедж незапертым. Лишнее доказательство умопомрачения, до которого она дошла за последний месяц.

В прихожей она скинула одолженное у Кэла пальто и вошла в слабо освещенную гостиную, но остановилась в изумлении, увидев, что в очаге горит огонь. Прежде чем она успела испугаться, раздался голос:

— Привет, Мадлен. Долго же ты добиралась.

Она круто повернулась, прижимая руки к бешено стучащему сердцу.

— Что ты здесь делаешь? — прошептала она.

Рэй встал из кресла, выпрямился во весь рост, почти коснувшись головой балок потолка, и шагнул к ней. Хромота никак не сказывалась на уверенности его движений.

— Пришел сказать, что люблю тебя.

Сердце подскочило в груди, но голос рассудка оказался сильнее.

— Замолчи. — На сей раз ей некуда бежать: она у себя дома, и ей придется принять бой. — Лучше промолчать, чем соврать.

Она оттолкнула Рэя изо всех сил, но не смогла остановить его. Он притянул ее к себе:

— Я говорю правду.

Мэдди сжала кулаки. Слезы, которые она сдерживала все это время, хлынули из глаз неудержимым потоком. Она колотила в его грудь, страдая от унижения и горя.

— И зачем ты только явился в мою жизнь? — рыдала она. — Я не верила в любовь и не хотела верить…

Злость и обида потихоньку улеглись. Рэй гладил ее по голове, как ребенка.

— Не плачь.

На мгновение она расслабилась под его защитой, но скоро к ней снова вернулось отрезвляющее ощущение реальности. Мэдди вытерла слезы, на смену которым пришло ледяное спокойствие.

— Уходи. — Если его эрекция не могла служить доказательством истинных намерений, тогда что могло? — Я знаю, зачем ты здесь. Этот номер не пройдет. Ты не способен любить, и мне известно почему. Пустые слова не вернут меня в твою постель.

Сначала Рэй испытал мучительную боль, взорвавшую последний рубеж защиты. Ему хотелось схватить ее, встряхнуть, крикнуть, что контролировать его реакцию на нее выше человеческих сил. За последние двадцать четыре часа он побывал в аду, который выкопал для себя собственными руками.

Рэй прошел через унижение, когда хромота помешала ему догнать убегающую Мэдди. Потом были бесконечные звонки в надежде отыскать ее, отчаянная попытка дождаться ее в коттедже. Из-за собственной трусости он потерял единственное, в чем нуждался в жизни. А теперь она обвинила его во лжи ради секса.

Как он мог думать, что признанием легко вернет Мэдди? Он, не задумываясь, использовал ее, в полной мере заслужив недоверие и презрение.

Несмотря на жгучее чувство вины, Рэй не собирался отступать. Он скоротал шесть часов ожидания в коттедже, строя планы, как исправить ошибку. В голову приходило все: от похищения и шантажа до униженной мольбы на коленях. Он не допускал только одной мысли — что позволит ей уйти.

Она призналась, что любит его, а значит, у него был шанс. Еще Рэй рассчитывал на милосердие. Мэдди была самым добрым и сострадательным человеком, которого ему доводилось встречать в жизни. Она не способна на жестокость.

— Ты думаешь, что я не могу любить тебя? — спросил он.

Ее губы задрожали.

— Можешь, но не позволишь себе.

Он кивнул, не отводя взгляда:

— Откуда такая уверенность?

Глядя на ее бледное лицо с темными кругами под глазами, на безвольно опущенные плечи, он мечтал только об одном — взять ее на руки, унести в постель и ласками вернуть к жизни. Однако на этот раз Рэй не мог позволить себе легкого пути. Он должен выслушать ее, а потом рассказать правду. И надеяться, что Мэдди поймет его. Он приподнял ее подбородок, не позволяя отвернуться:

— Что ты знаешь, Мэдди?

— Ты так и не смог оправиться после смерти родителей.

Вспышка острой боли в его глазах поразила Мэдди. Она вдруг осознала, что ее собственная вина в том, что произошло, неизмеримо больше, чем вина Рэя. Он никогда не хотел от нее ничего, кроме плотских утех, а возвращал в сто раз больше. Любовь заставила ее самовольно изменить условия их соглашения, потребовать того, что Рэй не мог ей дать. Лишив его выбора, она навлекла на себя несчастье. Он честно признавался, что не хочет ее любви.