Брат должен был вернуться 1 января, но за то, что он там хорошо себя вёл, его отпустили на день раньше, и он застал Гриню, когда тот упражнялся в игре на гитаре. Младший страшно испугался и весь сжался, ожидая, что брат снова его ударит, но Юра вдруг попросил:
– Ну-ка, сыграй ещё!
И Гриня сыграл. Сбиваясь от волнения и радости с ритма, но сыграл. Послушав, Юра снял со стены ещё одну гитару, и братья поехали в Люберцы, к Юркиному приятелю, который в этот момент собирал рок-н-ролльный состав. Вскоре на свет появилась группа, получившая романтическое название «Альтаир». Ансамбль репетировал в ДК завода имени Ухтомского, знаменитого «Сельхозмаша». Гриня был самым младшим из музыкантов «Альтаира», но уже вскоре стал настоящим лидером группы.
Вскоре у Грини появилась первая собственная гитара: чешская «Иолана», модного красного цвета, с тремя звукоснимателями и рычагом. Гриня старался не расставаться с ней, играя порой буквально с утра до утра. Его руки покрылись мозолями, и испуганная мать кричала:
– Брось гитару, а то рак приключится!
Но признание было уже совсем близко.
Однажды «Альтаир» приехал в Москву, где ребятам предложили отыграть вечер для работников вертолётного завода, основная площадка которого находится в Москве, но в Люберцах тоже есть цех, где делают вертолёты. На этот концерт пришёл певец из «Весёлых Ребят» Александр Лерман. Когда он увидел, что гитаристу всего четырнадцать лет, но он уже играет с «квакушкой» и фуззом, иногда перекидывая гитару за спиной, как это делал Джимми Хендрикс, то подошёл и восторженно спросил:
– Ребята, где вы научились так играть?
– В Лыткарине! В Люберцах! – гордо ответили музыканты.
В Люберцах была танцплощадка, популярная на всю округу. Она вмещала до тысячи человек и была предметом вожделенных мечтаний многих рокеров. Но группам там играть не давали. Там на танцах играл биг-бенд Юрия Завражина, из которого вышли звёзды нашего джаза. Как рассказывают очевидцы, вернее, танцоры той самой танцплощадки, этот оркестр великолепно исполнял танго и вальсы, но народу хотелось чего-то более реактивного, сравнимого по мощи с гулом космических двигателей на Байконуре. Однако Завражин лишь два-три раза за вечер «опускался» до того, чтобы исполнить какой-нибудь модный быстрый танец.
«Альтаир» играл свой рок-н-ролл на танцах в Жулебине (сейчас это уже Москва). Танцы проходили в бывшем кулацком доме, куда набивалось столько народу, сколько изба могла вместить. Если человек сто туда можно было вместить, значит, двести там бывало всегда. Музыканты собирали деньги прямо в ладошку, куда им ссыпали железные рубли.
На танцы в Жулебино со своей группой приезжал и Саша Барыкин, и многие другие музыканты, так как они знали, что в конце концов одну-две песни они обязательно сыграют. Этот живой обмен стимулировал всех, и Гринину группу в том числе. Сами они тоже не сидели на одном месте и иногда отправлялись себя показать на танцплощадки в Царицыно или в Пушкино и давали такого жару, что потом за ними ходили толпы новоявленных поклонников.
Вскоре «Альтаир» из кулацкого дома перебрался на более крупную площадку, в Токарево, что у въезда в Лыткарино. Туда приезжали ребята и из Лыткарина, и из Люберец, и из Бронниц, и из Малаховки, и даже из самой Москвы. Танцы там бывали каждую неделю, по субботам и воскресеньям, но помимо этого «Альтаир» каждую неделю играл ещё по два-три сейшена да плюс школьные и студенческие вечера, то есть наши музыканты выступали практически каждый день.
Гриша ушёл из школы после окончания восьмого класса, и теперь зарабатывал тем, что играл в группе. Но большинство его одноклассников проучились до 10-го, и на выпускной бал они решили пригласить Гринину группу – это был настоящий шик, потому что концерт «Альтаира» тогда стоил уже 100 рублей. В школе от этой суммы, разумеется, пришли в ужас!
– Ну-ка, кто там руководитель?! Приведите его сюда! – закричала директриса.
Гриня пришёл в свою же школу в рваных джинсах, в смысле – в хипповых штанах.
– Вам платить?! За что?! – разбушевалась директриса, опознав в модном музыканте своего бывшего ученика.
– Ну, я же работаю музыкантом, я этим зарабатываю себе на хлеб! – скромно ответил Гриня.
Директриса отказалась заплатить музыкантам такие «огромные», по её мнению, деньги, и десятиклассники заявили: «Тогда нам не надо устраивать выпускной вечер!..» В итоге директор школы вновь пригласила к себе Гриню и, пеняя ему, что он всё же бывший её ученик, уломала музыкантов на 80 рублей гонорара…
Однажды наши герои, подхватив гитары, отправились на танцы в Люберцы. Поначалу их было человек пять рокеров и около тридцати болельщиков рок-н-ролла. Они подошли к танцплощадке в тот момент, когда джаз-бенд Завражина объявил небольшой перерыв. Тогда команда Безуглого ударила по струнам своих гитар и прямо у танцплощадки начала собственный импровизированный концерт. Народ прижался лицами к решётке, отделявшей танцплощадку от парка, напряжённо вслушиваясь в гитарные аккорды. Музыканты успели сыграть лишь пару песен: «битловскую» «O! Darling» и «Satisfaction» «Роллингов», – как джазмены снова вышли на эстраду, и рёв золочёных духовых заглушил звук простецких акустических гитар. Рокеры, не переставая играть, поплелись прочь от негостеприимной танцплощадки. И тут случилось невероятное: люди, до того заполнявшие танцплощадку, позабыв о танцах, поспешили вслед за рок-н-ролльщиками, и вскоре уже целая демонстрация двинулась в сторону Москвы по Старорязанской дороге. По пути к ним присоединялись ещё люди с гитарами: Александр Бырыкин и музыканты его группы «Аллегро», Андрей Выпов, который считался лучшим гитаристом Люберец и который первым поддержал Сашу Барыкина, когда в 1982 году Владимир Кузьмин увёл у него инструментальный состав. В колонну вливались и просто любители рок-н-ролла. Они шли, танцуя, и на сто голосов пели лихую песню «О-бэби-бэби-бала-бала».
Гитара у Безуглого была вся в крови, потому что ему приходилось очень сильно бить по струнам, и в результате он сбил пальцы в кровь, но не замечал ни боли в пальцах, ни крови на гитаре, и всё играл, играл и играл…
Безугловский «Альтаир» первым из рок-составов стал играть на танцплощадке в Люберцах. Впрочем, они успели дать там лишь два выступления, потому что концерты «Альтаира» мало походили на обычные танцы. Это была лавина освобождённого звука, когда Гриня буквально завязывал гитарные аккорды в тугой узел, отчего звук получался более интенсивным, и люберецкому отделу культуры это показалось чересчур, тем более что после чешских событий 1968 года все учреждения культуры на местах получили сверху указивку тщательно пресекать свободу музыкальной импровизации, как опасную тенденцию, ведущую к подрыву коммунистического строя. В итоге «Альтаир» вежливо, но настойчиво попросили покинуть танцплощадку в Люберцах.
…Когда Гриня вернулся из армии, его взяли на работу в Люберецкий парк заведующим культмассовым сектором. На своё первое вечернее дежурство он пришёл с красной повязкой на руке с важной надписью «Администратор». На танцплощадке в Люберцах тогда играл ансамбль «Золотой Сентябрь», в котором на барабанах работал будущий музыкант группы «Аракс» Анатолий Абрамов, а пел Миша Файбушевич, вскоре ангажированный в ВИА «Весёлые Ребята». «Золотой Сентябрь» специализировался на песнях группы Slade, исполняя репертуар этих отвязных англичан, что называется, один в один. Когда «Золотой Сентябрь» отыграл пару песен, Грине тоже захотелось показать, на что он способен. Безуглый снял красную повязку и взял в руки гитару.
– Слова Джимми Хендрикса, музыка – моя! – заявил он.
Гриня начал играть, а Толя Абрамов на барабанах и Ваня Смирнов на гитаре подхватили его настроение. Все танцы, обжимания и поцелуи в темноте немедленно прекратились, и народ выстроился вокруг гитариста, который с невероятной виртуозностью извлекал из своей гитары всё новые и новые аккорды. Какой-то парень пробуравил в стене слушателей лазейку, выскочил в первый ряд и упал на колени перед Гриней. «Успел, успел…» – шепнули его губы, и парень с закрытыми глазами поплыл, подхваченный мощным блюзовым потоком.
