Я подумала о своей матери и сестре, о том, как много раз мы кончали тем, что засыпали в приюте. И я должна была думать, что все это было основой чего-то более серьезного? Я не могла в это поверить.

— Не думаю, — ответила я. — А ты?

— Возможно. Иногда мне кажется, что некоторые вещи происходят не просто так. Даже если и выглядят случайными.

— Типа отчаявшейся актрисы, закончившей в запертой библиотеке серийного убийцы?

— Этому должна быть причина. У судьбы должна быть причина.

— Тогда, судьба — идиотка, — ответила я.

— В любом случае, себя я серийным убийцей не считаю.

— Правда? Ты же убиваешь людей. Это ведь и есть определение серийному убийце, разве нет?

— Я, скорее, наемник.

— Наемник?

— Я работаю на правительство. Я не такой, как некоторые мои друзья. Я не мститель. Их ко мне приводят. И раз они приходят ко мне — я знаю, что они плохие люди.

— Ты собираешься убить меня?

Я пыталась задать ему вопрос легко, но он, взяв руками мои плечи, повернул меня к себе лицом.

— Сара, я очень старался вытащить тебя из этого. И это сложно. Я не уверен в том, что сумею сделать с тобой.

Не похоже, что он лгал. Но опять же, он поступал так ради выживания. Лгал людям, заставляя их чувствовать себя в безопасности, а потом пытал их и убивал. Почувствовав мою неуверенность, он мимоходом задел своей рукой мою щеку. Его ладонь была теплой на моей коже. Я всеми силами старалась держать дистанцию, чтобы не упасть туда, к нему. Я чувствовала себя полной идиоткой, решив довериться ему, но, в то же время, я хотела доверить ему свое сердце.

Я проглотила это чувство. Это притворство. Все — притворство. Но стены между реальностью и притворством стали рушиться, и я влюбилась в него, несмотря на все рациональные чувства, призывающие меня не делать этого. Не в убийцу, а в мужчину. Мужчину, который сидел передо мной, мучаясь от своего решения. Мужчину, не сумевшего меня убить.

— Я сожалею, что мы так встретились. Сожалею. Я бы хотел увидеть тебя настоящую. Не актрису. Настоящую Сару.

Он взял мои руки в свои. Я подалась вперед, чего не понимала, чего не могла принять логической частью своего разума. Пришлось отпрянуть назад. Мне было необходимо от него отстраниться.

Я потянула свои руки обратно от него, закрывая книгу. И посмотрела вниз, на обложку.

— Если есть смысл в страданиях, то в чем смысл твоей жизни? Причинять страдания другим людям?

— Это стабильная работа.

Внезапный гнев ударил по мне. Я этого не хотела. Гладкий разговор циничного Риена. Риена, который убивал и не парился. Я знала, что в нем было больше, чем он показывал, и мне очень не хотелось, чтобы он вновь от меня закрывался.

— Ты просишь меня показать себя настоящую. Тогда вот тебе шутка. Ты, ведь, тоже не настоящий, — ответила я.

— Ты думаешь, что знаешь меня настоящего? — спросил он. Его голос походил на низкое рычание, но я слишком расстроилась, чтобы заботиться об опасности.

— Вот именно, Риен. Я не знаю тебя настоящего. Я ничего о тебе не знаю. Но хочу узнать.

— Ты хочешь этого?

Я кивнула. Я хотела уйти, и если я пойму его, возможно, мне удастся убедить его отпустить меня. Сейчас я не знала, что происходило в его голове. Более того, я чувствовала непреодолимую потребность понять, почему он сделал то, что сделал. Почему он взял меня, коснулся. Почему доставил мне удовольствие, в то время как другим — одну лишь боль. Почему держал меня здесь, вместо того чтобы убить.

«Если бы я поняла его, — подумала я. — У меня бы появилась власть».

Он встал, взяв книгу из моих рук. Я тихо ждала, пока он подходил к книжному шкафу и заполнял книгой пустое место. Со щелчком и громыханием, книжный шкаф затворился. Мы с Риеном остались в библиотеке наедине. Стены казались ближе, чем прежде. Они возвышались над нами обоими. Он вернулся и сел на диван, наклоняясь ко мне так, будто мы были заговорщиками. Я вновь увидела блеск в его глазах, но он моргнул, и слезы пропали. Он сглотнул, отчего его кадык резко дернулся. Затем он откашлялся и заговорил.

— Позволь рассказать о себе. 

Риен 

Я изучал лицо Сары. Ее искрящиеся зеленые глаза были погружены в бледные пустоты. Ей необходимо было выйти на улицу. Она походила на цветок, нуждающийся в солнечном свете и гниющий без него. Я не мог ее здесь держать. Но и не мог отпустить без порицания нас обоих. Сердце разрывалось.

? Ты говорила о страданиях, ? начал я. ? Но физические страдания – не самая тяжелая их разновидность.

Она неуверенно повернулась ко мне лицом. Она не понимала. Конечно, нет. Ей приходилось сносить лишь физические страдания. Холодные ночи без крыши над головой. Боль в желудке от голода. Боль от руки, сжимающей горло. Моей руки.

? Когда-то я полюбил девушку, ? начал я.

? Кем она была?

? Молодой девушкой из другого посольства. Мы были хорошими друзьями. Ее звали Микаэла.

Я выдохнул. В комнате, кажется, стало душнее, теперь, когда я закрыл дверь. Воздух же стал более густым, как вата.

? Правда, моя семья не хотела нашей дружбы. Они знали, что дружба приведет к любви. А моя мать особенно не хотела видеть меня влюблённым в кого-то.

Сара нахмурилась. Ошибался ли я, оставаясь там? Нет. Не с ней. Из всех знакомых мне девушек, лишь Сара сумела заглянуть под поверхностное зло. Может быть, в самом деле увидев меня. Я не мог сдержаться.

? Моя мама была самим злом. Возможно, даже большим злом, коим обратился я. Оба моих родителя ненавидели видеть меня счастливым, если только не они были тому причиной. А они все мне давали. Все, чего я когда-либо хотел. Все давали, но ее отняли.

Я закрыл глаза, дыхание судорогой прошлось по телу. Я видел ее лицо в своей голове, ее темно-каштановые локоны. Боль, сопровождающая воспоминания о ней, пронзила меня, словно лезвие. Дыши, Риен.

? Почему?

Я стиснул челюсть.

? Потому что она была недостаточно хороша для нашей семьи. Они запретили мне играть с ней. Они сказали, что ее семья предатели, у которых были не те взгляды, на которых стояла наша страна. Как видишь, они были коммунистами. А однажды отец вернулся с работы и застал нас прячущихся на чердаке, где мы вместе читали книгу. Я не мог опозорить свою семью, полюбив кого-то из столь низкой семьи. Из столь позорной семьи.

Брови Сары сошлись на лбу. Сострадание заполнило ее взор. Настоящее? Никто не мог испытывать такого сострадания к убийце, но она смотрела на меня без тени фальши.

? Что произошло? ? спросила она.

Мог ли я ей доверять? Не знаю. Было в ней что-то такое, что заставляло меня этого хотеть. Я никогда прежде никому не рассказывал эту историю. Поднявшись, я стал лицом к книжному шкафу. Голос мой был ровным и спокойным, когда я заговорил.

? Облава на их посольство. Искали предателя. Они... они сожгли здание. Вся ее семья была внутри.

Горящие каштановые кудри. Пламя ползло по моим воспоминаниям. Я прикрыл глаза.

? Они даже не подожгли его сами, понимаешь? Они наняли людей, которые сделали это за них. Потому что не хотели испачкаться. Они хотели прекрасную семью, прекрасного сына, делающего все, что они пожелают. Но их руки все равно были в крови. Они были злом, истинным злом. И когда я убивал тех мужчин на своем столе, я думал об этом зле, понимая, что поступаю правильно.

Я оглянулся на Сару. Слезы сбегали по ее щекам. Крокодильи слезы? Не знаю. Да и не важно. Я онемел, продолжая. Она не понимала, но сейчас, когда я заговорил, у меня не было сил остановиться.

? И я сбежал. Пришел сюда. Стал убивать тех людей, которые хотели уйти от своего злого прошлого. Для меня нет иного выхода. В своих снах я вижу, как она горит.

Я увлажнил свои губы.

? Страдание каким-то образом перестает быть страданием после того, как обнаруживается его смысл, ? процитировал я. ? Мои же страдания не имели смысла, пока я не взялся за эту работу. Я беру эти страдания и дарю их другим. Единственный вид торговли, имеющий смысл. Они держат меня в здравом уме. И моя жизнь здесь прекрасна. Или была таковой, до тебя.