А через секунду мой начальник уже стоял сбоку, тихо смеясь:

— Не знал, что ты так боишься пауков… — не придал совершенно никакого значения своим недавним манипуляциям этот нахалюга, потянув меня за руку дальше. — Пойдём, а то из-за тебя, с таким-то пристрастием к камню, мы на площади окажемся только к утру.

Ответить хотя бы что-то у меня не получилось.

Я находилась в натуральном шоке… конкретном таком, с жутким дополнением — активно бушующей фантазией.

«Он реально возбуждён?!» — набатом бил один и тот же вопрос, не требующий ответа из-за эрегированного члена, явно упирающегося ещё недавно в мою пятую точку. — «На меня?! С ума сойти!!!»

Остальную часть сада Тюильри прошли в гробовой тишине, слушая восклицающие аханья туристов и городской шум, в котором едва различался щебет птичьего населения достопримечательности Парижа.

Когда до меня начало доходить, что двигаемся мы в направлении огромного, переливающегося яркими огнями, словно гирляндами, колеса обозрения, я резко остановилась.

— Не пойду.

— Соколова, ну, пожалуйста! — взмолился Тимофей, умоляя глазами, напоминающими глаза Кота в Сапогах.

— Нет, я сказала! Вы не подумали, что я высоты боюсь?! — возмущение выперло наружу.

— Я тоже боюсь высоты, но приехать в Москву, так и не поднявшись в высь и не осмотрев весь Париж, когда была возможность… — ты будешь жалеть об этом всю свою оставшуюся жизнь! — Нервно закусив губу, задержала дыхание, размышляя над словами молодого начальника. — Соколова, не будь трусишкой! В конце концов, не забывай, что ты стоишь на площади Согласия! Хитрый прищур вызвал у меня нервное хихиканье.

«Что с ним не так? Почему он на себя не похож? Где тот козёл, который ещё два дня назад выматывал мне нервы своими дурацкими поручениями? Что на мальчишнике я сделала не так?!»

Тимофей Орлов

Зайдя в застеклённую, медленно двигающуюся кабинку колеса обозрения, предварительно пропустив Дарину вперёд, не мог поверить собственной удаче.

«Она согласилась! Боже! Что сподвигло её пойти мне на уступки?! Эту вечную строптивицу?! Неужели волшебное «пожалуйста»?! Да в жизни не поверю!» — счастливая улыбка, впервые не выражающая самодовольства или высокомерия, которое за определённое количество времени работы с обществом успело закрепиться в модели моего поведения, не сходила с губ.

Лицо девушки немного побледнело от страха, но тем не менее, она действительно была рядом со мной.

— Спасибо, — присел на скамейку рядом с милой колючей помощницей, с удовольствием применяя ещё одно волшебное слово.

— Я согласилась, потому что, думаю, вы окажетесь правы… ну… на счёт запоздалых сожалений… Так что не льстите себе и своему обаянию.

Запоздалая язвительность дала о себе знать, выражая крайнее нервозное состояние. Но не только оно говорило об испуге моей сладкой Пышки. Пальцы Дарины были сцеплены между собой так крепко, что побелели от усилий.

— Я могу тебя отвлечь, — еле сдерживая победную улыбку, предвкушал повторение той поездки с девушкой на машине, во время которой Соколова продержала мою руку всю дорогу, внимая каждому слову, лишь бы отвлечься от боязни скорости.

— Постараюсь справится сама, — мрачно заметила девушка, слегка прикрывая глаза, когда кабинка вышла на боковую сторону, постепенно поднимая нас вверх. — О, Господи… зачем я только согласилась?

От нервного шепота любимой почувствовал, как ёкнуло что-то под коленками. Весть организм восстал, требуя, чтобы я немедленно что-то сделал.

Это ощущение трепета и любви было настолько концентрированным, что примитивное желание секса потерялось на их фоне.

«Да. Ты, действительно, любишь её! Если бы просто желал, давно привычным способом навешал девушке макаронных изделий на ушки…» — возник в голове простой вывод.

— Дарина, пожалуйста, открой глаза… сама же о сожалениях говорила. — Девушка закусила нервно губу. Одного этого хватило, чтобы желание снова напомнило о себе. — Пропустишь всю прелесть аттракциона!

— Мамочки, — воскликнула помощница, весьма вовремя последовав моему совету. — Как высоко!

— В Лазаревском выше…

Под нами сиял огнями Париж. Это было настолько великолепно, что моё оправдание казалось бестолковым.

Глянув на девушку, заметил восторг на её лице. Краски вернулись, и розовый румянец сделал девушку ещё очаровательнее.

— Боже! Какая же красота! — выдохнула моя Прелесть, от одного вида на которую у меня уже руки начинали дрожать.

«Чёрт! Ещё чуть-чуть, и точно буду, как Голлум, носится вокруг Пышки…»

— Ты же причитала, что высоты боишься? — прокомментировал ёрзанье Соколовой, пододвинувшейся ко мне, так как с моей стороны виднелась Эйфелева башня.

— Будете смеяться, но с вами всё кажется не таким страшным — хитро улыбнулась Дарина, окончательно расслабляясь.

— В сравнении или рядом?

— Возможно всё…

Девушка рассмеялась, и её переливчатый смех снова сыграл со мной злую шутку, бросив в жар.

— А сейчас тебя можно поцеловать?

Как и в первый раз, Дарина удивлённо распахнула выразительные глаза, которые внезапно приобрели голубой оттенок под яркими лампами обогреваемой кабинки.

«Это значит, она не злится?»

— Опять просто так спрашиваете? — тихо спросила Соколова, старательно скрывая свои эмоции за ехидной улыбкой.

Прядь волос упала ей на лицо, отказываясь быть заправленной за ухом.

«Очаровательная ведьма…»

— Нет. Не просто… и тогда я не просто спросил. Мне очень хочется тебя поцеловать.

Мимика девушки выражала крайнюю степень сомнения.

— В моём представлении, когда мужчина чего-то сильно хочет, то просто это делает… берёт или что-то там ещё… не знаю… — растерянность быстро заменила привычная назидательность. — Так что не надо начинать сна…

Резко подавшись вперёд, я, наконец, притянул девушку к себе, до одури благодарный её привычке поучать. Приникнув к губам сладкой Клубнички, успевшей только ойкнуть, от неожиданности открыв рот, ещё раз убедился в их мягкости и необычайном вкусе.

«Матерь Божья… какая же она сладкая!»

Дарина

Дышать было нечем.

Весь воздух я выпустила ещё на стадии шока, когда Орлов неожиданно резко притянул меня к себе.

Его рука крепко прижимала меня к себе, очутившись за спиной, пока вторая цепко держала за затылок, не позволяя увернуться.

Но это было лишним!

Мимо меня летела такая радуга цветов и красок, что никакому «Skittles» и не снилось!

Как и в первый раз… на том дурацком мальчишнике, где я проявила весь арсенал своей кошмарной натуры, сознание превратилось в вату, абсолютно потеряв свою мыслительную функцию.

Когда язык Тимофея коснулся моего, непонятным образом проскальзывая в мой рот, мне показалось, что не кровь бежит по моим венам, а настоящий ток. Позвоночник пронзило разрядом, как только мужская рука, будто чувствуя малейшие изменения в моём теле, медленно проследовала от грудного отдела к поясничному.

Томный стон отразился от стен кабинки, и до меня не сразу дошло, что он принадлежит мне.

— Ммм… Les jeunes… descendez-vous…[1]

Резко вздрогнув, дёрнулась в сторону, когда дверца кабинки открылась, и молодой паренёк, красный от смущения, точно рак, неловко переминался с ноги на ногу, глядя на нас.

— Nous ferons un tour de plus…[2]— чуть ли не рыкнул на француза Орлов, явно выговаривая парню претензии.

А меня затопила отчаянная благодарность!

«Боже! Я ему отвечала!!!» — чуть ли не истерика вопила в каждой извилине, претендуя на должность тех самых тараканов, которые ловко пляшут в умишках влюблённых красоток.

— НЕТ! — резко подхватилась с места, замечая, что долговязый мальчишка собирается захлопнуть дверь.