Король оперся на локоть, уставился в землю, грудь его по-прежнему высоко вздымалась. Кьюлаэра чуть-чуть отодвинул меч. Наконец король отдышался и ответил:

— Я нарушил клятву — это моя судьба. Да, я отнесу золото богу.

— Мы не можем доверять ему, пока рядом с ним Мэлконсэй, — сказала Китишейн.

Король бросил на неподвижное тело дворецкого налитый кровью взгляд:

— Не бойтесь. Он предал меня, уговорив нарушить договор с Аграпаксом, шаг за шагом он привел меня к тому, что я начал помогать Боленкару, истязая свой народ. Он не будет больше моим дворецким.

— Что ты собираешься с ним сделать? — с тревогой спросила Луа.

— Я расквитаюсь с ним, остальное тебя не касается.

Кьюлаэра бросил на Китишейн исполненный сомнения взгляд, девушка едва заметно кивнула. Воин повернулся к королю.

— Тебе много о чем придется позаботиться, помимо устранения Мэлконсэя и заботы о нуждах своего народа. Мы сами отвезем богу золото.

Луа встревоженно вскрикнула, Йокот тоже забеспокоился, а Китишейн кивнула, хотя в глазах ее не было радости.

— Я был бы вам благодарен за это, — сказал, подумав, король, — но как я могу быть уверен, что вы, забрав золото, не отправитесь своей дорогой?

— Не сомневайся. — В голосе Миротворца слышалась такая искренность, что король изумленно посмотрел на мудреца, взгляд которого пронзал насквозь. — Мы сами отнесем золото улину. Верь мне.

— Хорошо, — ответил король, не в силах отвести от Миротворца глаз.

Мудрец кивнул и отвел взгляд. Король с облегчением обернулся к Кьюлаэре.

— Как ни странно, но я благодарен тебе. — Задержав взгляд на молодом воине, он добавил:

— Не сомневаюсь, что ты благородного происхождения.

Кьюлаэра засмеялся, а король, опешив, смотрел на своего соперника, не понимая, что сказал смешного.

Для сундука с сокровищами груз был невелик — большой ящик, чуть шире фута, чуть ниже фута, дюймов в девять глубиной, обшитый кожей, перехваченный медными полосами, — но двое солдат покраснели от натуги, когда принесли и поставили его между королем и Кьюлаэрой. Кьюлаэра посмотрел на ящик и возмутился:

— Это все? Выручка за первый урожай за много лет?

— Один золотой слиток стоит столько же, сколько весь первый урожай с наших полей, — ответил король, — другой — столько же, сколько первое потомство нашего скота. Перед тобой выручка за первый урожай за двадцать шесть лет.

Кьюлаэра не поверил и взглянул на Миротворца. Мудрец кивнул:

— Золото очень тяжелое, Кьюлаэра. Одна монетка стоит очень дорого. — Он повернулся к королю. — Но это только первый урожай, а твой народ снимает не по одному урожаю в год. У тебя на самом деле должны быть горы золота.

— Не так много, как вам кажется, — сказал король. — Большая часть была вложена в роскошную обстановку моего замка, в доспехи и оружие моих солдат, истрачена на жену и детей.

Кьюлаэра нахмурился:

— Что же ты тогда вернешь людям?

— Зерно, плоды и мясо, что я забрал у них этой осенью, как вы мне велели, — и впредь буду брать у них намного меньше.

— Ты должен забрать из чужого дворца домой своих жену и детей, — сказала Китишейн. Король улыбнулся:

— О, для того чтобы держать их там, золота осталось вполне достаточно. У них нет особого желания возвращаться сюда.

Китишейн посмотрела ему в глаза и поняла, что он не стремится во что бы то ни стало вернуть родных. Тем дворцовым жителям он наверняка казался неотесанным мужланом, а жизнь в его королевстве — скучным заточением. Она посочувствовала и королю, и королеве и понадеялась, что Кьюлаэра не будет настаивать на том, чтобы король отдал все золото.

Он не стал настаивать.

— С пропитанием ясно. Как поступишь с их одеждой и жилищами?

— Тут и золото не потребуется. Я буду оставлять им большую часть сотканной ими одежды, и когда они это поймут, то, не сомневаюсь, будут ткать гораздо больше. А с жилищами так: если я буду заставлять их меньше работать на моих полях и в замке, у них будет больше времени для того, чтобы чинить свои дома.

Точнее было бы сказать «хибары», но цель была благородна, и Китишейн не стала придираться.

Король повернулся к Миротворцу:

— Но как я теперь буду их защищать без моих заколдованных доспехов?

— Твой народ станет твоими доспехами, — резко ответил мудрец, — а ты должен будешь позаботиться о своем теле. Кроме того, ты владеешь знанием боевого искусства, знаешь, как воевать — этому научил тебя улин, и обладаешь волшебным мечом. Заслужи преданность крестьян, и ты снова станешь бичом варваров и разбойников с больших дорог.

— Надежда есть, — согласился король. — Мэлконсэй мертв, так что есть надежда.

— А жена, которую он тебе нашел? — тихо спросила Луа.

— Да. — Кьюлаэра поднял сундук и замер, потрясенный тем, насколько тот оказался тяжел.

Двое стражников, что принесли его, изумились еще больше и с ужасом покосились на Кьюлаэру. Сердито пыхтя, Кьюлаэра взвалил груз на плечо и сказал:

— Твоя жена разгневается, когда узнает, что богатства исчезли.

Король грустно улыбнулся:

— Она не захочет возвращаться в захудалое королевство, когда есть возможность преспокойно жить при дворе Высокого Монарха. Если вам придется снова пройти этой дорогой, вы увидите, насколько улучшится жизнь народа.

Когда они снова тронулись в путь, Китишейн сказала.

— Его жена не останется при дворе Высокого Монарха, узнав, что Мэлконсэй мертв или изгнан.

Глаза Миротворца согласно блеснули.

— Точно замечено. Откуда ты знаешь?

— Не то чтобы я знала. Просто предположила, — резко ответила девушка. — Все просто: жена — создание Боленкара, такое же, каким был Мэлконсэй, иначе дворецкий не остановил бы свой выбор на ней.

Луа испуганно вскрикнула:

— Что же будет с королем?

— Если нам придется снова побывать здесь, — мрачно произнес Миротворец, — мы узнаем, кто из них овдовел.

— Тогда давайте больше не будем возвращаться сюда!

Йокота как будто что-то озарило.

— А королевские солдаты, вдруг они тоже создания Боленкара?

Мудрец кивнул, чуть заметно улыбнувшись. Йокот развернулся, стал танцевать и бормотать. Как раз вовремя: в воздухе вспыхнули огненные цветы, в которые превратились пущенные в их спины стрелы.