В Бронницах я купил вина, еды и поехал дальше, в Виноградово. Ехал и вспоминал, как в прошлом году мчался этой же дорогой с друзьями. С Баламутом и Бельмондо.

"Они не поедут на Ягноб, – думал я, вспоминая лица друзей. – Баламут куда-то исчез месяц назад. Оставил Софии записку, что хочет прошвырнуться, отдохнуть от бытовухи и ее адюльтеров и исчез. Последнее письмо из Могочи прислал. Все хорошо, мол, живу под скамейкой на второй платформе, все тип-топ, скоро буду, целую. И подпись – "Гражданин Вселенной".

А Бельмондо совсем плохой стал. Упадок и разложение. Лежит целыми днями на даче в мезонине, никого к себе не пускает, даже меня не пустил, не ест почти ничего. И, что самое странное, не пьет. Вероника суетилась, суетилась, да и сделала себе новую прическу. Теперь ходит к ней совершенно открыто какой-то азик с рынка, нет, не спекулянт простой, а их генералиссимус. Лысый в ноль, очень внушительный, на "Мерседесе" синем ездит. Если Бельмондо очухается от своего тихого помешательства и прекратит от людей прятаться, то придется нам с целым государством в государстве разбираться. А может, у него, того, аппарат забарахлил? Вот и прячет его от Вероники в мезонине? Может такое быть? Запросто. И у Баламута может, тем более пьет...

Эх, годы, годы... Никакой алмаз не поможет девку по-юношески трахнуть... Не то, чтобы силенок маловато стало, надоело просто. Новенького хочется. Групповухой, что ли заняться? Или пол поменять? Нет... Провинциал я... Мне влюбиться надо... Давно не влюблялся...

Так кого же с собой взять? Не одному же с Анастасией ехать? Валеру Веретенникова уговорить? А что? У него как раз очередной бытовой кризис намечается. Прошел, короче, земную жизнь до середины. Везде побывал, денег заработал кучу, в квартире не то, что полы и двери, гвозди даже поменял. На импортные, без вредного электромагнетизма и антистрессовыми шляпками... Позвоню-ка ему из Виноградова.

К моему удивлению Веретенников согласился приехать. "Совсем дошел, наверное, до ручки", – подумал я, направляясь на рынок за парным мясом для шашлыка.

Валерия Веретенникова я знал с момента своего поступления в Лабораторию ДМАКС (дешифрирования материалов аэрокосмических съемок) Научного геоинформационного центра РАН. Некоторое время после нашего знакомства он относился ко мне настороженно, однако, выпив несколько бутылок спирта "Рояль", мы стали близкими друзьями.

Ребята в лаборатории были хоть куда, все с красными дипломами, все бывалые полевики, все с юмором и понятием. Веселые были времена! Взрывы смеха поминутно раздавались из нашей комнаты. Мы брались за любую работу, дешифрировали Москву, по разновременным снимкам изучали берега Каспия и Арала, искали месторождения олова в Приморье и алмазов в Архангельской области, однажды даже подрядились искать с помощью космо– и аэрофотоснимков топляк на дне Волги. И нашли дистанционный метод поисков, хотя и сами не ожидали. А заказчик сбежал, не заплатив сполна. Отмыл деньги и исчез в неизвестном направлении.

...Нет, ребята мы были тогда хоть куда... Раскусили бы все на свете, любую задачу решили, даже бомбу из манной каши сделали бы, хотя работали практически даром, даже на обеды в столовой не хватало... Ели, что бог пошлет, особенно когда впереди Гайдар шагал. Кандидат географических наук Валерий Анатольевич Веретенников, например, приносил из дома высокую восемьсот граммовую банку с потерявшими всякую самобытность остатками супа, осторожно откручивал крышку, опускал внутрь большой кипятильник, разогревал и, пряча глаза, ел с достоинством. Чтобы доставать до дна глубокой банки, ложку в конце трапезы ему приходилось держать за самый кончик ручки.

А наш умный и расчетливый третейский судья, кандидат геолого-минералогических наук и компьютерный бог Александр Иванович Свитнев, из месяца в месяц приносил с собой горбушку серого хлеба, две маленькие бугристые картофелины и яичко, круглое в своей незначительности. Все это он бережно располагал на ведомости планового ремонта атомных электростанций (до нас десятый этаж арбатской "книжки" с гастрономом и пивбаром "Жигули" занимало солидное министерство)... Расположив, озирал внимательно справа налево. Затем деловито чистил, солил и, сделав тучную паузу для растяжки удовольствия, ел. Сосредоточенно жуя и виновато на нас поглядывая.

Я же разгрызал окаменевший горько-соленый отечественный бульонный кубик (иначе бы он растворялся часами), выплевывал в граненый стакан, заливал кипятком, посыпал зеленым луком, росшим на подоконнике в пенопластовой коробке из-под компьютера, и затем пил, обжигаясь и заедая черным хлебом.

Наше светило, Алексей Сергеевич Викторов, доктор наук и будущий член-корреспондент Российской академии наук, держал марку и потому посылал лаборантку в буфет за крохотной булочкой (коврижкой, пирожком, пряником). Ел он, торжествующе на нас поглядывая. Опоздавшие к началу трапезы пытались угадать, что же ему на этот раз принесла лаборантка, но, как правило, тщетно – то, что ел наш стокилограммовый босс, надежно укрывалось большим и указательным его пальцами...

А как мы квасили! Усаживались за чайным столом, отгороженном от входной двери огромными министерскими сейфами, пили популярный тогда в народе спирт "Рояль", заправленный водой и апельсиновым "инвайтом", закусывали помидорами, росшими на подоконнике в пенопластовой коробке, и хлебом, оставшимся с обеда, разговаривали обо всем на свете. А когда выпивка кончалась (или просто надоедал спирт), шли пить пиво в скверик, в котором задумчивый Гоголь прогуливал игривых бронзовых львов.

"Гоголя" "проходили" только мы с Валерой. Отправив домой насупившегося от передозировки Свитнева, шли попадать в какую-нибудь историю – у собранного до последнего нейрона и застегнутого до последней пуговицы Веретенникова "Гоголь" напрочь отключал торможение. Одна из историй, не самая, может быть характерная, случилась в один из предновогодних вечеров: основательно пьяные, но при галстуках и в начищенных до блеска ботинках, мы просили милостыню в переходе с "Чеховской" на "Пушкинскую"! “Подайте бедным кандидатам наук на пропитание! Подайте старшим научным сотрудникам на исследования!”

Это было что-то! Охрипли начисто... За полчаса нам подали пакет лежалых сушек с маком, свежую пролетарскую газету “Правда” и мелочи на пару банок импортного пива... А люди – нехороши! Ой, нехороши! Вернее, на три четверти – нехороши... Именно столько в шапке Веретенникова было только что отмененной советской мелочи..."

Потом наши дела пошли лучше. Глава небольшой мебельной фирмы, базировавшейся где-то в Черемушках в здании функционирующего детского сада, заказал нашей лаборатории разработку методики аэрокосмического экологического мониторинга Ямбургского газоконденсатного месторождения (вот она, фантастика – мебельная фирма и аэрокосмические методы!). И почти целый год мы получали приличные для российских ученых деньги. Мебельный делец с ямбургскими знакомствами, конечно, наварился круче, но зато на наш обеденный стол начали заглядывать и колбаска копченая, и ветчинка, и марочные вина[10].

Но со временем мы опять скатились на 70-90 долларов со всеми надбавками за степени и заслуги. Скатились, и начали разбегаться. Первым ушел Свитнев, потом Веретенников, последним ушел я. Валерка очень неплохо устроился в какой-то английской фирме, занимающейся инженерно-геологическими изысканиями в СНГ, а я, поработав по контракту с полгода в Белуджистане (искал золото и все, что попадется), залег на должности программиста второй категории в МГТС.

Но программиста из меня не вышло, только задницу отсидел, до сих пор старушкам в общественном транспорте места уступаю. Как раз к этому времени напрочь созрели отношения с Верой Юрьевной, третьей, нет, четвертой моей женой (не дай бог кому-нибудь на нее нарваться с ее маменькой!), и я уехал в Приморье и там, волею судеб и климата, заделался хроническим авантюристом...