Мне казалось, что Пегги считала такое поведение неприемлемым. А всех этих орущих детей невоспитанными. Для восьмилетнего ребенка у нее было необыкновенное чувство такта, достойное Нэнси Митфорд. Все эти ужасные люди, конечно же, не имели никакого представления о том, как следует себя вести в супермаркете. Простонародье. Для меня же это было гораздо больше, чем проявление невоспитанности в магазине.

Когда Сид бывала занята на работе, готовя очередной банкет в Вест-Энде, мы с Пегги вдвоем отправлялись за покупками в супермаркет. И я частенько наблюдал за папами и мамами, делающими покупки со своими родными детьми, и думал: «Ну, чему же тут можно позавидовать?»

Когда наблюдаешь за перебранкой между родителями и их родными детьми, что же тут хорошего? Особенно в многолюдном супермаркете незадолго до его закрытия было легко поверить, что не все у них так уж замечательно, как кажется.

Мы с Пегги получали удовольствие. Может потому, что все же не так часто вдвоем отправлялись за покупками и от этого воспринимали все как маленькое приключение. Хотя теперь это случалось чаще и чаще, потому что «Еда, славная еда» набирала обороты. Мы радостно ходили по рядам, Пегги держала список предполагаемых покупок, сидя на удобном детском стульчике магазинной тележки, и хохотала, когдая начинал разгоняться и быстро катить тележку по проходам между рядами стеллажей с продуктами. И хотя для всех мы, должно быть, выглядели как еще один папаша с дочкой, у нас никогда не возникало перебранки, как между родными детьми и родителями.

Мы с Пегги всегда смеялись в супермаркете.

По крайней мере, так был о до сегодняшнего дня.

Во всем был виноват тигр Тони. Если бы у Пегги не имелось неисправимой привычки по три раза в день есть «Фростиз», то и этот поход в супермаркет прошел бы, так же спокойно и безобидно, как всегда.

Но тигр Тони все испортил.

— Теперь хлеб, — нахмурилась Пегги, читая список продуктов, составленный ее мамой.

— Купили, — ответил я.

— Молоко.

Я поднял вверх пластиковую бутылку с молоком пониженной жирности:

— Присутствует!

Пегги рассмеялась, потом прищурила глаза:

— Ту… Ту-ту…

— Туалетная бумага. Смотри, Пег. Мы взяли столько, что ей можно будет обмотаться нам всем!

— Тогда остался мой завтрак. — Мы находились в ряду по соседству с бакалеей, где на полках стояло множество ярких коробок с изображением призывно улыбающихся героев мультфильмов. — «Фростиз». Они самые кр-р-рутые!

— Нам не нужны «Фростиз», Пег. У нас есть дома кукурузные хлопья, и много.

— Но не «Фростиз», не с тигром Тони. Они кр-р-рутые!

Пегги обожала кукурузные хлопья «Фростиз». Или ей просто нравился тигр Тони со своей коронной фразой «Они кр-р-рутые!».

Уже несколько раз я был свидетелем их с мамой спора по поводу покупки «Фростиз».

Несмотря на то что Пегги любила только «Фростиз», Сид обычно покупала упаковки, в которые входили разные сорта зерновых хлопьев. И в нашем доме было неписаное правило, что Пегги должна съесть все пачки, прежде чем будут куплены новые, включая хлопья со вкусом какао, пшеничные и ненавистные «Особые К». Мы не могли покупать новую упаковку только потому, что она съела все «Фростиз».

Когда вопрос с «Фростиз» вставал в присутствии Сид, она, не обращая внимания на Пегги, просто шла дальше, в другой отдел, и тема отпадала сама собой. Со мной же Пегги чувствовала, что может взять верх и получить дополнительные «Фростиз».

— Гарри, мама так сказала, — заявила она, беря с полки огромную упаковку «Фростиз», и тигр Тони довольно ухмыльнулся, продолжая скалить зубы даже тогда, когда я взял у Пегги из рук упаковку и поставил ее на место.

— Ну, Гарри! Ты меня просто огорчаешь. Я серьезно.

— Нет, Пег, послушай. Мы придем и купим еще «Фростиз», когда ты съешь все остальные хлопья. Я обещаю. Ладно?

Ее лицо помрачнело.

— Мы купим их сейчас. Сию же минуту. Я не шучу. Ты понял, Гарри?

— Нет, Пег.

Она начала вылезать из тележки. Она была уже слишком большой для магазинной тележки, которая накренилась, и мне пришлось ее подхватить, чтобы она не упала.

— Господи Иисусе, Пег. Ты же башку себе разобьешь!

— Не ругайся, Гарри. Это грубо.

Она вытащила с полки коробку «Фростиз». Я отобрал ее у нее и швырнул назад. На нас начали обращать внимание. Точно так же, как мы с ней смотрели на сцену с Ронаном.

— Перестань так себя вести, Пег, и пойдем домой.

Я подошел, к ней, чтобы поднять и посадить назад в тележку, но она стала вырываться и дергаться.

— Не смей трогать меня, Гарри. Ты не мой отец.

— Что ты сказала?

— То, что слышал.

Я снова наклонился, чтобы поднять ее, но она отступила на два шага назад и громко сказала:

— Я хочу к маме. Ты не мой папа. Перестань притворяться, что ты мой папа.

Возле нас остановилась пожилая женщина с двумя банками кошачьих консервов и пачкой сухого корма для очень породистых котов в корзинке:

— С тобой все в порядке, дорогая?

— С ней все в порядке, — ответил я.

— Извините, — возразила любительница кошек. — Я обращаюсь не к вам. Я говорю с этой маленькой девочкой.

— Он притворяется моим папой, но он не мой папа, — проскулила Пегги, и в ту же секунду глаза ее стали жалостливыми. — Нет, на самом деле все не так.

— Ну вот, — вздохнул я. — Теперь еще тебе не хватает только расплакаться.

— Что за ужасный вы человек, — возмутилась пожилая женщина.

Мимо проходили Ронан с беременной мамой. Ронан успокоился и доедал очередной пакет чипсов.

— Ты в порядке, милая? — спросила эта мамаша.

— Она расстроена, — вздохнула пожилая любительница кошек. — Она хочет к своей мамочке.

— А кто тогда он? — спросила молодая мама, указывая на меня.

— Думаю, никто, — высказалась пожилая женщина.

— Вы кто? Вы ее папа?

— Нет, не совсем.

— Совсем даже нет, — вклинилась Пегги, обхватывая маму Ронана за ногу. — У моего папы мотоцикл.

Пожилая женщина погладила ее по голове. Ронан с подозрением уставился на меня. Вся его мордашка была покрыта крошками от чипсов. Как бы сказала моя мама, он сохранял их «на потом».

Тут вдруг появился бритоголовый представитель службы безопасности магазина, весь из себя в коричневой рубашке и с накачанными бицепсами:

— Что тут происходит?

— Это просто смешно! — воскликнул я. — Мы сейчас же идем домой.

Я протянул к Пегги руки, но она отшатнулась от меня так, словно у меня в руках была окровавленная бензопила.

— Пусть он меня не трогает!

— Он тебя не тронет, — заявила пожилая женщина.

— Пусть только попробует, — поддакнула мама Романа.

— Мам, — заревел ее сын, демонстрируя непрожеванные куски чипсов во рту.

— Сейчас разберемся, — заявил охранник.

Он подошел ко мне вплотную и легонько уперся мясистыми ладонями мне в грудь. Этот белокожий паренье волосами, подстриженными ежиком, и россыпью прыщей на розовой толстой шее. Через его плечо я видел, как пожилая женщина и молодая мама обнимают Пегги за плечи, бросая на меня гневные взгляды.

— Пройдемте, сэр. Нам надо побеседовать, — сказал охранник, беря меня за плечо. — Прошу пройти в кабинет директора, а там посмотрим, следует ли вызывать полицию.

Я в возмущении сбросил со своего плеча его руку:

— Полицию? Да вы с ума сошли.

— Вы приходитесь отцом этому ребенку?

— Я — муж ее матери.

— Мы разберемся.

— Никуда я с вами не пойду. Мы сейчас идем домой.

Легкий налет вежливости в поведении охранника мгновенно улетучился. Мне даже показалось, он обрадовался тому, что больше не надо сдерживаться.

— Ты, приятель, пойдешь сейчас со мной, — проговорил он тихо, но убедительно. — По-хорошему или по-плохому, но ты идешь со мной.

— С ума можно сойти. Просто невероятно, — сказал я, но позволил охраннику увести меня с собой, оставив Пегги с ее группой поддержки.

— Мам, — услышал я голос Ронана, — можно мне…