— Потому что очень накладно для нас отправлять его туда-сюда через Атлантический океан. К тому же это нарушит его режим. И он еще слишком маленький. Кто он, по-твоему? Тони Блэр? Ему всего семь лет.

— Он будет в порядке. Для него это будет приключением. Я должен его увидеть, я не могу ждать до лета. А деньги — не проблема.

— Неужели? — Она могла быть ужасно язвительной. — Для тебя, может быть и не проблема. Но работа Ричарда в компании «Брайдл-Уортингтон» не сложилась. — Пауза. — Он уволился.

— Господи, не может же он без конца менять работу! Ему придется просто взять себя в руки и вспомнить о своих обязанностях!

Ответом мне было долгое молчание. И я догадался, что моя бывшая жена уже раньше высказала Ричарду все, что она думала, почти такими же словами.

— Значит, он сейчас безработный?

— Нет, он сейчас осматривается. Но денег на поездку у нас нет.

— Я оплачу билет. Не беспокойся об этом, Джина. Я просто хочу увидеть моего сына. Хочу, чтобы он знал, что здесь у него тоже есть какая-то жизнь. У него ведь бывают каникулы? Отправь его сюда на Пасху. В любой день.

— Я об этом подумаю.

— Пожалуйста. — Приходилось умолять ее, чтобы я мог увидеть собственного сына. Но я почему-то совершеннона нее не злился. По неясной мне самому причине я скорее испытывал чувство, похожее на жалость. — Как там у вас жизнь?

— Побережье в Нью-Ингланд очаровательно. Много исторических мест. Всякие антикварные магазинчики и рыбацкие деревушки. Все эти названия, которые напоминают детство в Англии, — Ярмут, Портсмут. Здесь, кажется, есть даже маленький Хэмптон. Все эти английские названия, Гарри.

— Звучит заманчиво. Я рад за тебя, Джина.

— Но…

— Что?

Она перешла почти на шепот, как будто разговаривала не со мной, а сама с собой:

— Здесь, где мы живем, все не совсем так. В Хартфорде не так уж замечательно. Видишь ли, это большой, уродливый город. Тут высокая преступность. И мне немного — не знаю, как лучше сказать, — наверное, одиноко. Ричард каждый день отправляется в город искать работу. Пэт в школе.

— Учится хорошо?

— Очень хорошо. Он больше не слоняется по классу во время урока.

— Это отлично, Джина.

— Но я никого здесь не знаю. Днем все расходятся, вечером сидят дома. Все не совсем так, как я ожидала.

Тут, как мне показалось, она встрепенулась, вспомнив, с кем разговаривает:

— Но мы справимся. Привыкнем, и тогда все будет хорошо.

— Послушай, отправь Пэта сюда на неделю. Он побудет с моей мамой. Ему понравится. И она будет рада.

Я ничего не сказал Джине о маме, об опухоли размером с целую планету. Те времена прошли.

— Потому что ведь никогда не знаешь, что может случиться в жизни, правда?

— Это верно, — согласилась моя бывшая жена. — Никогда не знаешь, что может произойти с жизни.

Если бы вы увидели, как моя мама идет по улице, то могли бы принять ее за маленькую старушку, которая отправилась покупать еду для своей кошки. И очень бы ошиблись.

Начать с того, что она терпеть не может кошек, потому что считает, будто от них происходит жуткий беспорядок (хотя, как ни странно, она всегда наклонится погладить даже самую паршивую, блохастую кошку, встретившуюся у нее на пути).

Когда вы посмотрите на мою маму, вам может показаться, что вы очень хорошо ее знаете. Но вы опять ошибетесь, потому что совершенно не представляете, что она за человек.

Я знаю о ней только кое-что.

Она считает Долли Партон величайшей певицей и убеждена, что никто не смеет смеяться над ее фигурой. Мама может смотреть любые спортивные передачи по телевизору, но предпочтение отдает более жестким видам спорта: боксу, регби, традиционному футболу. Она не сомневается в том, что ее внук является самым красивым ребенком на свете, и это мнение она считает совершенно объективным и непредвзятым.

Еще кое-что о моей маме. С тех пор как умер мой отец, она временами чувствует себя невероятно одинокой. И не имеет никакого значения количество людей вокруг нее. Она боготворила моего отца и всегда, когда думает, что ее никто не слышит, разговаривает с его фотографиями. Для нее самым замечательным способом провести день является поход на кладбище, на его могилу.

Я знаю, что своей семье и друзьям она внушает невероятное чувство любви. Ее молодые соседи, например, с удовольствием чинят ей краны, а потом долго пьют вместе с ней чай. Целая армия ее седовласых подружек постоянно приглашает ее с собой за покупками в новые магазины, а ее братья звонят ей каждый день.

Моя мама добрая, приветливая и мужественная женщина. Очень мужественная. И хотя после наступления темноты закрывает на замок входную дверь, она всегда готова дать отпор любому хулигану. Когда Пэт был совсем еще маленьким, она пригрозила надрать уши шайке подростков, которые, по ее выражению, вконец разбушевались в местном пабе, носящем название «Вкусная кухня генерала Ли».

Я тогда очень на нее рассердился. Я боялся, что они могут пырнуть ее ножом, потому что в нашем жестоком современном мире даже маленькие старушки не могут чувствовать себя в безопасности. Но сейчас я был даже рад, что она так поступила. В этом ее суть. Такова она, моя мама. И я очень горжусь ею.

Она никогда не срывалась, как мой отец. Она была терпима ко всем жизненным проявлениям и верила в доброе начало в каждом человеке. Но когда она выходит из себя, то может и сама… разбушеваться, как она выражается.

Ее любимый брат, тот, который был ближе всего к ней по возрасту, любит напоминать ей об отметине, оставшейся на пианино в доме в Ист-Энде, где они выросли. Моя разъяренная мама, когда брат довел ее до белого каления своими поддразниваниями, метнула ему в голову нож, промахнувшись всего на несколько сантиметров. Нож вонзился в пианино и завибрировал так, как это бывает только в мультфильмах. Попытка убийства собственного брата — поступок, нехарактерный для нее. Она росла тихой, застенчивой девочкой, которую в школе дразнили за небольшой дефект речи. Причем дразнили не одноклассники, а учителя. В школе Ист-Энда царили порядки, как в работном доме у Диккенса. Мама всегда утверждала, что нож просто выскользнул из ее рук, а ее брат настаивал на том, что прицел был очень точным.

В доме, наполненном мальчишками, она находилась на положении королевы. Родители в ней души не чаяли и всячески способствовали тому, чтобы она считала себя особенной и неповторимой. Ее избаловали так, как балуют единственного ребенка.

Я знаю, что маму всегда любили. Она была единственной девочкой в большой семье, а потом единственной женщиной в нашей маленькой семье, в которой воспитывался я. Именно поэтому, я уверен, ей так хорошо удавалось дарить свою любовь. Я знаю наверняка, что и Пэт, и я сам пропали бы без нее. Мне даже трудно представить, каким будет мир, если в нем не будет больше моей мамы.

Она всегда полна жизни. Больше, чем кто-либо другой из всех известных мне людей. Она любит петь и танцевать. Любит посмеяться в самые трудные моменты, причем именно в самые трудные. Мы до сих пор улыбаемся, вспоминая, как она во время похорон моего отца стукнулась головой о гроб.

Только человек, который любит людей так, как моя мама, может стать таким одиноким, как она. По вечерам она тщательно планирует, какие передачи будет смотреть. Она любит новости, документальные передачи о реальных людях, но удивленно поднимает бровь, когда показывают проколотые языки и соски в программе «Шесть пьяных студентов в одной квартире». Я знаю, что она презирает мыльные оперы, хотя в прошлом, в восьмидесятых годах, она с удовольствием смотрела сериал «Даллас». Мультипликационные злодейства тоже ее развлекают.

Ну, что еще? Ах, да.

Я знаю, что моя мама терпеть не может ходить по врачам.

В конце концов, Текс не повез маму в больницу. Кажется, у него что-то случилось с машиной, хотя на самом деле, я подозреваю, у него просто сдали нервы.