Сейчас, через два года после периода зеленых спагетти, он уронил пульт. Тот громко стукнулся об пол.

— Опаньки! — воскликнул он, обводя стол глазами и ожидая, что все рассмеются.

Пегги и Сид не обратили на него внимания. Я подобрал пульт и сердито засунул его в карман фартука:

— Ты можешь хоть пять минут не думать о телевизоре?

У моего сына начал дрожать подбородок — явный признак того, что он с трудом сдерживает слезы. Пегги нарочито вздохнула.

— Пожалуйста, можно я сейчас выйду из-за стола? — произнесла она. — Я сегодня вечером очень занята.

— Подожди немного, — сказала Сид, не отрываясь от записей. — Можешь пойти и принести куклу Брюси-тайного агента, если хочешь. Они с Люси могут поговорить о предстоящей миссии, пока мы ждем Гарри.

— Да, осталось еще чуть-чуть, — сказал я, яростно помешивая соус. — Куклу Люси можно переодеть и после ужина.

— Да уж! — сказала Пегги. — Кто-то сегодня встал не с той ноги.

Сид подняла голову от своих записей:

— Все нормально, Гарри. Я поговорила с ней. Тебе не нужно ничего отвечать, дорогой.

— Если бы ты делала это почаще, мне не было бы необходимости отвечать, дорогая.

Моя жена отложила в сторону калькулятор и вздохнула:

— В любом случае, как долго ты еще собираешься готовить?-

— Не знаю. Это говяжий фарш. Он готовится целую вечность.

— Говядина? — спросила Пегги. — Ты сказал «говядина»? Я не ем говядину.

— Почему?

— Потому что мясо — это смертельно опасно. — Она выдержала театральную паузу. — Я разве тебе не говорила? Больше я не ем мяса, решила стать вегетарианкой. И ем теперь в основном одни овощи.

— Я тоже, — подключился Пэт. — Я тоже овощи. Теперь можно посмотретьтелевизор? Передача «Эй, кретин, а где мои штаны?» скоро начнется.

Я хотел, чтобы это застолье помогло нам почувствовать себя одной настоящей семьей. Только и всего. Не так уж много мне было нужно.

А может, именно этого я и добился? Потому что к тому времени, когда мои спагетти с подливкой были готовы, никто из нас друг с другом не разговаривал.

Эймон шел мне навстречу. Блант с Казуми все еще стояли на берегу. Он что-то говорил ей, почесывая свой выпирающий живот. Она качала головой, складывая фотооборудование. Они пошли к дому. Блант даже не предложил ей помочь нести сумки.

— Хорошо провел эту ночь? — спросил Эймон.

— Ничего не было.

— Эй, кто я такой, чтобы бросать в кого-то камень? Меня не касается, чем ты занимаешься в командировке.

— Я это и хотел сказать, Эймон. Ничего не было.

— Что-то вроде тантрического секса?

— Ничего.

Не было ничего — и было все. Потому что я впервые понял, что если у меня не получается иметь семью с моей женой, то, возможно, у меня получится это с кем-нибудь другим.

— Мне самому нравится немного позаниматься тантрическим сексом, — рассуждал Эймон. — Можно делать это часами, правда? Знаешь, какая моя любимая поза? Слесарь. Целый день сидишь дома и ждешь, а он не приходит.

Если бы мы спали вместе — или, скорее, если бы мы не только спали вместе, — мы чувствовали бы себя неловко. Или, что гораздо хуже, сейчас ощушали бы ложную близость, которую не заслужили. Но мы шли по берегу, удаляясь от дома, в котором в это время Блант интервьюировал Эймона, и между нами не наблюдалось никакой неловкости. Мы провели ночь в объятиях друг друга, только и всего. И то, что мы шли по каменистому берегу, со стороны моря наползали облака, а вдалеке показался первый туристический автобус, — все это представлялось самым естественным на свете.

— Надеюсь, что фотографии получились, — сказала Казуми. — Это мое первое задание от них. Фоторедактор, как бы это сказать, настоящая старая стерва. Она ни за что не даст никому повторного шанса.

— Снимки будут хорошими. Ты просто блестящий фотограф.

Она улыбнулась мне:

— Сладкие речи.

— Никакие не сладкие речи. Я видел твои фотографии. Ты снимала моего сына.

— Конечно. Пэта.

Мне нравилось, что она смогла уловить индивидуальность моего сына, что она показала его незаурядность. Мне действительно это очень нравилось.

— Я увижу тебя в Лондоне?

Она остановилась и посмотрела на море. Приближался еще один шторм. Облака, больше и темнее, чем вчера, низко нависали над поверхностью Атлантического океана, волны которого, вспениваясь, катились в сторону берега. Шторм быстро надвигался. Согласно народной мудрости Эймона, перед штормом нужно обязательно выпить пинту пива и послушать какой-нибудь хит группы «Коррз». Но все это, конечно, было сущей ерундой.

— Казуми?..

— Какой смысл?

— Смысл?

— Какой смысл видеться в Лондоне? — Она резко взяла меня за руку и потянула за обручальное кольцо. — Не снимается. Видишь? Не так это просто.

— Мы не сделали ничего плохого.

— Пока нет.

— Я буду ждать тебя на Примроуз-Хилл. На самой верхней точке, откуда виден весь город. В воскресенье утром. Часов в десять.

Начался дождь. Мы ушли по берегу довольно далеко от дома, которого почти совсем не было видно из-за густого тумана с моря.

— Сюда! — крикнула она и побежала вперед, врываясь в дождь.

Я последовал за ней к старой разрушенной лачуге, перед которой лежали остатки полусгнившей лодки. Дверь оказалась не заперта, внутри было темно. Пахло табаком и водорослями.

Жилице походило на заброшенный дом рыбака или на летний домик зажиточной баварской семьи.

Мы оба промокли насквозь. Я подумал, что именно сейчас наступил самый подходящий момент, чтобы сбросить промокшую одежду и упасть в объятия друг друга. Но она просто села на кухонный стол и, дрожа, стала проверять, в порядке ли фотоаппарат, который висел у нее на шее.

Я стоял у окна и смотрел, как наползает туман, слышал, но уже не видел волн, разбивающихся о скалы. Мне было холодно в мокрой одежде, но тут меня вдруг обхватили две руки и крепко сжали, согревая. То, в чем я нуждался.

Вот оно, подумал я. Ничего больше не надо. Просто два существа прижались друг к другу на западном побережье Ирландии. В поисках небольшого утешения. Ничего плохого.

— Я не приду на Примроуз-Хилл.

— Ладно.

— Я не приду в воскресенье утром.

— Хорошо.

— И ни в какой другой день.

— Ну, хорошо.

Я изловчился и повернулся к ней. Она подняла ко мне свое лицо, склонив голову набок. Я поцеловал ее и увидел совсем близко ее широко раскрытые карие глаза, блестевшие в туманных сумерках. По крыше стучал дождь, я чувствовал тепло ее тела сквозь мокрую одежду, ее губы, соленые от морских брызг.

«Вот оно как, — размышлял я. — Два замерзших существа, дрожащих в тумане. Только и всего. Гарри, не старайся превратить это во что-то, чего не может быть».

И тут я подумал о Джине и Сид. Я потерял двух самых лучших друзей, которые у меня были, только потому, что женился на них, завел с ними сексуальные отношения и надеялся на то, что все это будет длиться до конца жизни. У нас с Казуми никогда так далеко не зайдет. А может, уже зашло.

Но я знал, что это мгновение запомню. Я уберу его подальше, запру на замок и буду доставать только тогда, когда мне станет плохо и одиноко в этом мире. И этого будет достаточно.

Лелеять надежды о Примроуз-Хилл было уже слишком.