Но история, случившаяся в двумя милыми барышнями, больше походила на сложную шахматную партию, нежели на бред, каковым и представлялась в самом начале.
Чем больше Павел размышлял, тем больше у него возникало вопросов. Скажем, внезапная забывчивость гражданки Гладышевой Елены Федоровны — это что такое? Ни наркотиков, ни лекарственных препаратов, ни алкоголя в ее крови не обнаружено. А провал в памяти — вот он. Причем жуткенький какой-то провал. Все человек помнит, а давнюю приятельницу — нет.
Представить же себе, что Гладышева Е.Ф. изображает амнезию, можно, но такая версия вызывает глубокие сомнения. Он часто сталкивается по долгу службы с людьми, которые стремятся что-нибудь очень натурально сыграть: негодование, удивление, скорбь, мало ли что еще. И Павел Сторожук может с уверенностью утверждать, что прирожденных актеров до смешного мало. Всегда или почти всегда лгущий и притворяющийся человек «дает петуха». Потому что выступать на публике — это не просто искусство. Это еще и испытание для нервов, и огромное волевое усилие. Не сфальшивить, все время выглядеть естественным очень трудно. А нужно учитывать, что публика все время подвергает твои слова сомнению и имеет все основания оставаться скептиком…
И если Леночка Гладышева играла роль, а не являлась пострадавшей на самом деле, то она величайшая актриса.
Капитан Сторожук на всякий случай предусмотрел и такой вариант. Он полюбопытствовал, где интересы подруг могли пересекаться, и пока что ничего путного не обнаружил. Похоже, что ни у одной, ни у другой не имелось оснований для мести, глубокой неприязни или тайной ненависти. Копается, правда, стажер в их взаимоотношениях — ему это только на пользу, всегда навык пригодится.
Впрочем, Павел испытывал твердую уверенность в том, что не стоит и искать никакой «истории» в отношениях барышень. Но вот Вероникой Казанской кто-то явно интересуется. И эта версия его занимала гораздо больше.
Более того, неоднократно приходило ему в голову, что сама очаровательная Вероника Валентиновна могла бы рассказать ему много интересного, если бы только захотела. Но не захотела, увы. Порою Павел начинал думать, что он просто заработался и чересчур увлекся. Что на самом-то деле проблема выеденного яйца не стоит. Но тут же одергивал себя строго: то есть как это не стоит, если многочисленные фактики складываются в оч-чень непонятную картинку-головоломку?
Он видел такие несколько раз в игрушечном отделе какого-то большого магазина. Пухлощекий малыш, требуя купить себе сразу несколько ярких коробочек, очарованно назвал их «пузликами». Вот такие пузлики, братцы…
Выйдя из парадного, Сторожук уселся на лавочку под кустом сирени и закрыл глаза. Он очень устал, просто с ног валился, и вообще-то у него целых два выходных — что является редкостью и роскошью для человека его профессии. Но отдыхать дотошный капитан не собирался. Ему было чем заняться в свободное от работы время. Ждать Павлу пришлось недолго. Откуда-то из темноты вынырнула длинная худая тень. Стажер Миша слегка запыхался.
— Павел Сергеевич, я последил за тем типом, что вы сказали.
— Ну и?..
— Он живет во-он в том доме, наискосок, на первом этаже. Видите, окна светятся? Квартиру там снимает, неофициально, конечно. Никто бумаг не оформлял, поэтому мне так быстро все рассказали.
— Не понял…
— Ну, наш народ считает своим гражданским долгом оповещать родимые карательные органы об отдельных фактах нарушения порядка и законности и хищения лампочек в особо крупных размерах. Это же когда убийство, то никто ничего не видел и не слышал. А если там бабушка какая-нибудь дополнительно аж тридцать зеленых в месяц зашибает, сдавая комнату, то ее немедленно надо призвать к ответу. Словом, выложили мне всю подноготную. Снимает он квартиру не более чем два месяца, а до того его никто в этом районе не видел. Судя по выговору, россиянин. Кличут Петром Семеновичем, но не факт, что это его настоящее имя. Нигде не работает, наверняка не «челнок»: дома торчит постоянно или по улице шатается. Никто к нему не приходит, и даже злопыхатели не могут не признать, что человек он тихий и непьющий, даже обидно, что пожаловаться не на что. Вот, собственно, и все.
— Не так уж и мало, — скупо улыбнулся Сторожук. — Спасибо, Миша. Большое дело сделали.
— А что нам до этого типа? — спросил стажер.
— Знал бы, начал бы действовать. Это как в анекдоте: сердцем чую, а доказать не могу. Ты иди, иди домой. У меня завтра выходной, так что я сам этим Семеновичем займусь.
Стажер уже ушел, а Павел так и остался сидеть на лавочке под домом Ники Казанской.
Эх, поспрошать бы тебя, Петр Семенович, со всей строгостью, что ты высматриваешь да вынюхиваешь, но невозможно. Что инкриминировать такому приличному человеку? Что он квартиру снимает неофициально? Так полгорода таких «нарушителей». Повод поговорить действительно имеется, но это дело участкового, а не опера.
А что он под парадным каждый божий день делает? «Влюбился, гражданин начальник. Влюбился на старости лет по самые уши и любуюсь предметом своей страсти издали. И казните меня за это, если хотите».
Придется поверить несчастному влюбленному, ибо вреда никакого он не нанес. Присутствие любви или ее отсутствие — факт недоказуемый. И смотреть не запретишь. Даже кошка может смотреть на короля, не то что какой-нибудь задрипанный Петр Семенович на Веронику Валентиновну. На нее, рыжую и зеленоглазую, просто грех не смотреть.
Прошлое — как наемный убийца.
Оно догоняет тебя, подкрадывается исподтишка и наносит удар в спину.
Можно, конечно, пытаться спрятаться, убежать, но всю жизнь не побегаешь. В конце концов, это просто скучно и глупо. Гораздо проще остановиться и подождать своего преследователя. Возможно, удастся от него отбиться. А если нет, то хотя бы встретить лицом. В этом есть что-то достойное. И когда дела кажутся совсем безнадежными, то стоит вести себя хотя бы достойно, чтобы после не жалеть. Я свято верю, что там, за порогом, кто-то есть. Я не всегда согласна с Ним, и по многим вопросам у нас серьезные расхождения. Но в конечном итоге не только я буду спрашивать с Него, но и Он с меня. Говорят даже, что у Него преимущество.
Это и неудивительно. У Него самое высокое служебное положение изо всех известных.
Совершенно зря пытается Павел натолкнуть меня на мысль о том, что не все так просто. Я это знаю гораздо лучше, чем он может себе вообразить. И в какой-то момент у меня даже возникло искушение сложить чемоданы и постараться исчезнуть из этого города. Помотаться по стране — тьфу ты, прошу прощения — странам бывшего СНГ. А потом осесть где-нибудь и начать новую жизнь. Жить тихо, не высовываться, завести приличного недалекого мужа, троих детей и маленькую собаку (не люблю маленьких собак!) с авитаминозом. И чтобы муж регулярно не получал скромную инженерскую зарплату, дети орали и не слушались, а собака чесалась и линяла. Ко всему тому — нацепить еще на нос очки без диоптрий и сделать прическу дулькой. Ноги, правда, искривить не удастся. Зато вполне возможно носить простые колготы, чтобы постоянно сползали и пузырились на коленках, сутулиться и редко улыбаться. И тогда меня точно никто не узнает.
Одно из двух: или все равно узнают и достанут, или я повешусь, не выдержав этой «спокойной» жизни.
Хрен редьки не слаще.
До дивана я все-таки доползла, что свидетельствует о моей невероятной выносливости. А то, как я об этом рассказываю, говорит еще и о душераздирающей, редкой, можно сказать, скромности. Ничего не скажешь, я отношусь к себе со вполне понятной симпатией, — простите меня, если можете, за эту маленькую слабость. Одним словом, не буду я убегать и прятаться. Бесполезное и хлопотливое это дело. Кроме того, я не собираюсь изменять себе. И единственного раза вполне хватит на всю оставшуюся жизнь. А сколько ее осталось, меня волнует, но не так, чтобы слишком. Потому что хоть я и успела сделать не все, что намеревалась, но и не так мало, как кажется. И каждый новый день жизни представляется мне весьма щедрым подарком.