- Мне сказали, что ты пособница жрецов Сета, - пробормотал Джулиан севшим голосом.

- О, боги! - воскликнула дочь жреца Карены. - За что?! За что это мне? Лучше бы этот страшный человек убил меня тогда! Это так ужасно! Меня тут держат взаперти... Я не могу даже помыться... Я не вижу солнца... Они... Они мне угрожают... Они требуют от меня какие-то страшные вещи... - вскричала "жертва" произвола властей.

- Мэй, дорогая Мэй, - пролепетал Мэйфлауэр, и Дримс пожалел, что привел его сюда. Мальчишка был по уши влюблен в свою сестричку милосердия, а она разыгрывала перед ним невинную овечку. - Почему они думают, что это ты сделала?

- Не знаю, - прорыдала коварная девица. - Не знаю... Ты должен спасти меня, иначе я тут умру... Они меня замучают... Я их боюсь...

- Почему они так думают? - Мэйфлауэр вновь поцеловал ее руку.

- Они говорят, потому что тот страшный человек должен был меня убить, а не бросить перед дверью в подвал, - прошептала Мэй. - А потом... Потом ко мне заявился тот ужасный капитан... Одноглазый... Он мне такое предложил в обмен на его защиту! Джулиан! Это было так мерзко! Так низко! А мне так страшно одной ночами в пустом доме, но я... я отказала ему... Он разозлился, а на следующий день пришли эти оба капитана, одноглазый и ваш летчик. Они меня арестовали... Джулиан, что мне делать? Освободи меня... Освободи, - она плакала, плакала по-настоящему, и даже Ривс вдруг начал сомневаться в своих воспоминаниях об аресте Мэй. Вдруг он все это придумал, потому что с лестницы упал в ее доме? Не зря же Лэндхоуп периодически у него осведомляется, чем и когда Дримса опять по голове били. Может, амнезия?

- А что с твоими руками? - Джулиан погладил ее сбитые костяшки.

- Я отбивалась... Отбивалась от этого мерзкого капитана, - воскликнула Мэй. Конечно! Ха-ха! На соблазненного караульного она давеча напала. Троих солдат и пятерых ополченцев убила, прежде чем ее смогли поймать!

- Капитан Дримс сказал мне, что когда он пришел тебя аресто-вать, то ты пила чай с Грегором, тем самым мужчиной, что тебя взял в заложницы, - пролепетал Джулиан.

- Это ложь! Это все ложь! - воскликнула девушка. - Если меня начнут всерьез пытать, я подтвержу что угодно! Я не выдержу... Но заклинаю тебя, не верь им! Не верь! Я не могла убить своего отца!

- Убить отца? - удивился Мэйфлауэр.

- Да! - воскликнула она. - Они ужасные люди, ужасные! Как можно было подумать, что я способна совершить такое - убить моего отца? И что это я их пустила в карантинный флигель! Представляешь? Я их туда пустила и помогла обезоружить охрану? Они на меня все пытаются списать! Наверное, мне надо было согласиться на предложение о... о защите того страшного одноглазого капитана! Пусть я потеряла бы свою честь, но я страдала бы меньше, чем сейчас, оболганная, униженная, заточенная в кандалы! О, боги! За что?! За что мне все это?! - она разрыдалась, ткнувшись лбом в стальные прутья решетки.

- Про смерть твоего отца я ничего не слышал, - вдруг посе-рьезнел Мэйфлауэр. - И про обвинения в том, что ты пустила толпу в карантинный флигель...

- Они мне ставят это в вину! - с удвоенной силой заплакала Мэй, но младший лейтенант уже отодвинулся от решетки. - Ах, за что? Что я такого страшного совершила в жизни? Джулиан, ты один можешь спасти меня! Только ты! Молю тебя! Спаси меня! Я умру тут... Умру... Они приходят ко мне каждый день... Я отбиваюсь от них, но они мучают меня... Насколько еще у меня хватит сил отбиваться, я просто не знаю... С каждым днем они все наглее и злее... Джулиан, они покушаются на мою честь, они уже не один раз пытались сделать со мной это... Я отбиваюсь, но мои силы уходят... Я не могу больше так!!!

Мэй упала на колени на пол, продолжая сжимать руками прутья решетки. Тело ее била дрожь, в голосе была смертельная тоска, даже не отчаяние, а именно тоска. Казалось еще день-два, и девушка покончит с собой: разобьет голову о стену камеры или перегрызет себе вены...

- Мэй, в обвинении нет ни слова об убийстве твоего отца и о том, что ты способствовала падению охраны карантинного флигеля, - Джулиан сделал шаг от решетки камеры. - Я только что сам видел документы. И твои руки... Если бы ты отбивалась, тебя бы хватали за запястья, у тебя были бы сломаны ногти, на кистях остались бы синяки. У тебя же сбиты костяшки. Ты била. Не важно, нападала ты или защищалась, но ты дралась. Ты мне лжешь.

Мэйфлауэр отступил к противоположной стене коридора. Его мальчишеское лицо посерело, а побелевшие губы были плотно сжаты.

- Ты мне не веришь? - предприняла последнюю попытку перетянуть на свою сторону медика коварная девица.

- Я знаю капитана Дримса и капитана Лавджоя. Ни один из них не будет нападать на женщину, и уж точно не будет ее шантажировать и запугивать. Следствие же по делу нападения на флигель зашло в тупик. Никто не понимал, как сумели мятежники проникнуть в карантинный флигель, запертый изнутри, где были заперты палаты, куда не могли проникнуть извне без специального пропуска. Никто не понимал, почему охрана открыла дверь. Теперь я понял - это ты попросила тебя впустить, а потом напала на охрану, впустила мятежников, выпустила обезумевших пациентов и уничтожила результаты наших исследований вируса, - Мэйфлауэр смотрел на невесту с невыразимой болью и горечью. По его щекам текли самые настоящие слезы. Он на мгновение закрыл глаза, потом открыл их и нашел в себе силы взглянуть на ту, что была ему дороже жизни. Дороже Розми и всего этого мира. - Мэй, ты переиграла саму себя, - он покачал головой.

В это мгновение Мэй поняла, что проиграла. Он поднялась с пола камеры. Ее пальцы сжались на прутьях решетки, она приблизила лицо к ним, оскалилась и заявила:

- Да и хрен с вами, тварями! Все равно Повелитель захватит этот проклятый городишко! Вам не жить. Я умру, но вы все отправитесь вслед за мной! Жалкие твари.

Еще мгновение Джулиан смотрел на свою любовь. Ривсу очень хотелось его увести прочь, но он понимал, что не должен вмешиваться. Этот разговор принадлежит лишь Мэй и Джулиану.

- Прощай, Мэй. Мне очень жаль, - почти шепотом сказал парень и пошел прочь, гордо распрямив спину. Лицо его превратилось в каменную маску, глаза потухли, а плотно сжатые губы посинели.

- Мэйфлауэр, - позвал было его Дримс, когда парень проходил мимо, - Мэйфлауэр...

- Я все понял, - остановился мальчишка напротив Дримса. - Я видел войну и видел шпионов других стран. Среди них часто бывают женщины. Они ведут себя также. Слишком фальшиво и беззащитно - это всегда действует на нас, мужчин, особенно на розмийских военных, ведь у нас на костях написано: "Защищать слабых", - он судорожно вздохнул. - Вы были правы. Я не могу опротестовывать арест... арест этой особы. С ее отцом погибла надежда Миранды. Прошу прощения, капитан, но я вынужден вернуться в расположение части. Меня еще ждут мои пациенты.

Дримс еще долго смотрел на абсолютно прямую спину удаляющегося младшего лейтенанта. Потом, конечно, Ривс пожалел, что он отпустил парнишку - нога болела все сильнее, а через бинты и серую материю брюк проступили кровавые пятна. Надо было бы дойти вместе с Джулианом, но как его такого задержать?

К вечеру Дримс доскакал до гарнизона, сам в казарме сменил себе бинты, промыв плохо заживающую рану на ноге самогоном, изъятым у обнаглевших по случаю болезни капитана Дримса постовых. Еще раз обругав себя дебилом, капитан вновь поскакал к медику. Надо было убедиться, что с тем все в порядке.

У дверей кабинета Мэйфлауэра Ривс наткнулся на полковника Лэндхоупа. Тот как раз наладился вломиться в эту обитель медицины и запретных спиртовых настоек, ключ от шкафа с которыми всегда висел на поясе у главврача. Миранда как ни как.

Оба без стука вошли в кабинет.

Мэйфлауэр лежал головой на сложенных на столе руках. В первое страшное мгновение Ривсу показалось, что мальчишка мертв. Наложил на себя руки. Но полковник Лэндхоуп быстро проверил пульс на шее Джулиана и сообщил, что тот жив, а потом Дримс увидел большую бутыль с чем-то мутным, стоящую под столом.