И все же предатели у нас были, и было их много. Предателями назовем тех, кто сознательно, каждый день по столовой ложке подливал нескольким поколениям советских людей гнилой яд либерализма. Тех, кто видел в нашей катастрофе свое спасение, кто об этой катастрофе мечтал. Кто все послесталинское тридцатилетие жил по принципу «чем хуже, тем лучше». Предатели наши не задумывались над тем, что же будет со страной и с ними лично тогда, когда придет их светлое будущее и наконец станет совсем плохо.

Был конец 1979 года, наши войска взяли Кабул, и я обсуждал это по телефону со своим школьным другом.

— Это очень не здорово, — говорил мой друг, которому тогда так же, как и мне, было 22 года от роду. — Все приличные люди от нас отвернутся.

Замечу, что мой школьный друг остался другом, а вспомнил я о нем потому, что его рассуждения несли в себе типичный для семидесятых годов гнилой либеральный дух московской интеллигенции. Мол, куда нам со свиным рылом в калашный ряд, мол, где нам урезонить афганцев.

Сегодня понятно, что тогда, в 1979 году, была совершена ошибка. Но не грубая, простительная, объяснимая. А почему бы не сунуть нос в Афганистан, если там и коммунисты, и нефть, и героин? Наши тогдашние коллеги по мировому господству, американцы, таких ошибок наделали не в пример больше нас. И никто от них не отвернулся — наоборот, чем больше янки суют везде свой нос, тем яростнее их любят.

Прошел еще год, и была совершена новая ошибка —на этот раз серьезная. Мы выпустили поляков из нашего лагеря.

Сегодня интересно слушать обоснование этой ошибки нашими доживающими свой век либералами, не уехавшими наслаждаться самой жирной в мире свободой на Брайтон-Бич. Оказывается, загнивающая советская империя не могла себе позволить войну на два фронта, поэтому советское руководство отказалось от подавления «Солидарности» в Польше.

Такой вот дух царил в те времена в московских кухнях. Четырехмиллионная, до зубов вооруженная советская армия, оказывается, не могла подавить профсоюзных активистов в Польше. Любопытно, что к подавлению польских профсоюзов все равно готовились. Армии «стран народной демократии» месяцами проводили маневры вдоль польских границ. Восточная Европа была напичкана нашими войсками. В Чехословакии — четверть миллиона, в Германии — около четырехсот тысяч, около пятидесяти тысяч в самой Польше. В неограниченном количестве можно было сосредоточить войска в Литве, Белоруссии и на Украине. И войти со всех сторон сразу.

Но всего этого не хватило на то, чтобы унять усатого болтуна Валенсу, от которого потом отвернулись сами же поляки. Почему не хватило? Потому что гнилой дух уже отравил мозги наследников Сталина. А сосредоточенные на идеологических постах либеральные совки уже создали в обществе настроение, прямо противоположное имперскому. Неужели мы такие чудовища, что снова посмеем вмешаться в жизнь свободолюбивого польского народа? А как же разрядка напряженности и мировое общественное мнение, которое стало бы на сторону обиженных поляков — как стояло, кстати, всегда, когда русская армия подавляла восстания в Польше?

Такие вот вопросы терзали тогда наших вождей, ставших вдруг морализирующими человеколюбами. Можно сказать, даже максималистами в сфере морали. Мы не можем, мы не смеем — в то время как наши заокеанские учителя могли и смели все, что им казалось целесообразным, и посылали своих солдат везде и всюду, где солдаты могли чего-то добиться силой оружия.

Открытым остается вопрос, было ли бы восстание в Польше при таком сокрушительном перевесе сил и при том, что польская армия в целом была лояльна польским коммунистам — Ярузельский даже вводил, чтобы нас успокоить, военное положение? Была ли бы гражданская война, которой Валенса потрясал над головой как булавой? Наших престарелых вождей взяли в Польше на фу-фу. Как потом много раз взяли на фу-фу наших вождей демократических.

«Империя зла» в начале восьмидесятых не посмела применить силу там, где по законам борьбы за власть применение силы было необходимо — и Польша была вырвана из «братской семьи стран народной демократии», после чего открылся путь к развалу Варшавского блока.

Что парализовало старого Брежнева и его окружение? Возраст, страх, болезни? Нет, Советский Союз был парализован ядом совкового либерализма.

В такой мере, в какой либерализм присущ изнеженным англичанам, он несвойственен русским и славянам вообще. Поэтому выросший у нас либерализм оказался неполноценным, ублюдочным, совковым. Но именно им уже к середине семидесятых оказались напитаны неформальные лидеры общественного мнения. Они и стали предателями, той самой пятой колонной, не давшей нам ни времени, ни возможности поискать своего мудрого Дэна и пойти по вожделенному китайскому пути.

Почему предатели? Потому что предали основы нашей цивилизации, находящейся ближе многих к пониманию сущности жизни. Предали нашу инстинктивную веру в силу, в свою силу, на которой стоит Россия. Наше языческое «Бог не выдаст, свинья не съест». Это было предательство духовное, метафизическое, деморализовавшее как кремлевских старожителей, так и всю пирамиду власти. Нас предала гнилая интеллигенция, которую так не любили Ленин и Сталин. Предала вот почему.

Обратимся к превращению персонажей книг Шолома-Алейхема в красных комиссаров, министров, чекистов и военноначальников. Корни предательства там, в этом нестерпимо резком превращении.

Да, наши евреи русели, смешивались со славянами, напитывались нашим духом. Но все по-разному. Часть их —и значительная — не смогла вынести всего того, что русский мужик переносит веками и тысячелетиями. Сурового деспотизма русской жизни. Для части советского еврейства тридцать лет правления Сталина стали адом, стали проклятием, хотя страдания эти объективно не сопоставимы с тем, что за это же время вынес русский мужик. Но мужику — мужичье, а Исаичу — Нобелевскую премию за литературу.

Гражданская война, «большой террор», чистка Сталиным ленинской гвардии, война с Гитлером, казавшаяся поначалу проигранной, эвакуация с каждодневным ожиданием сводки по радио и ужасом в глазах: немцы придут и вырежут всех. Послевоенные репрессии с недвусмысленными обещаниями Сталина расправиться с евреями Раз и навсегда. Отправить в якобы специально созданную Для этих целей еврейскую автономную область Биробиджан на Дальнем Востоке. Страх, страх и страх — каждый день, много лет подряд пытка ежедневным страхом.

Для части наших евреев всего этого было невыносимо много. Эта часть отказалась, хотя и смешав свою кровь с нашей, идентифицировать себя с нашим племенем. Она Рвалась покинуть это проклятое место и бежать куда глаза глядят. А бежать из СССР в те времена было трудно, практически невозможно. И от этой невозможности изменить свою судьбу либеральные совки становились мужественными и дерзкими.

От безысходности, от невозможности убежать из страны, которую ты так и не принял, выросли носители постсталинского либерализма, ставшего причиной поражения России в холодной войне. Это были либеральные совки, и было их множество. Оглядываясь на еще близкие шестидесятые и семидесятые годы, хочется спросить со вздохом: почему их всех, кто хотел и жаждал уехать, не выпустили на двадцать лет раньше? Какие-такие страшные секреты они могли рассказать? Зачем вообще был этот «железный занавес»? Если бы Запад в холодной войне против нас не опирался на миллионы либеральных совков, он никогда бы эту войну не выиграл.

Считать ли либеральных совков предателями, вопрос чисто моралистический. Их никто не будет судить, им нельзя отомстить, они наказали себя сами. Их дети смотрят на мир из брайтонских закоулков или из-за колючей проволоки еврейских поселений на арабских землях. Они убежали от нас, но остались нашими и обречены жить духовно с нами дальше. Хотя и вдали от нас.

Но если кто-то в мире по-настоящему ненавидит наших олигархов, наших Чубайсов с абрамовичами, то это они, уехавшие либеральные совки. Кстати, завидуют и ненавидят они напрасно — у них не получилось бы ничего из того, что получилось у березовских с гусинскими. Они слабаки.