Гардемарин Галопен спускает португальский торговый (толку от него оказалось мало – всего лишь пара минут) и поднимает вместо него трехцветный стяг: Либертэ, эгалитэ, эт-сетерэ[25].

Де Монтети в одной рубашке – уже на своем посту возле нактоуза и выкрикивает распоряжения: командует маневром, попутно прочищая ногтем гноящиеся глаза. Первый и второй боцманматы подгоняют людей на палубе, главный комендор Пейреги готовит к стрельбе батарею бакборта. Все торопятся, все нервничают, но они вместе уже полтора года, и Келеннеку известно, что каждый человек в его команде знает свое дело. Он на глаз прикидывает курс, дистанции, направление ветра, отмечает, что возле орудий бакборта появились люди, а на штирборте уже изготовились и ждут лишь команды открыть огонь.

– Аллонзанфан[26] – говорит он Де Монтети.

Старпом кивает и начинает отдавать распоряжения. Келеннек приказывает рулевому сменить галс, а пока тот налегает на ручки штурвала, чтобы увеличить скорость, командует: кливер-шкоты раздернуть, гик перенести. Следующее ядро с фрегата, который, тоже сменив галс (тревожное зрелище), начинает разворачиваться в сторону «Энсертена», падает в море – на этот раз недолет, – в самый разгар поворота оверштаг: все больше крепчающий ветер наваливается на носовую часть тендера, над бушпритом хлопают кливера, а матросы приготовились выбрать шкоты с другого борта.

– Скажи им au revoir[27], Пейреги!.. – кричит Келеннек главному комендору. – За императора!

Пейреги, коснувшись матросской шапочки жестом – словно бы отдав честь, – убеждается, что три из шести пушек батареи бакборта готовы открыть огонь, наклоняется, сощурив глаз, к прицелу одной, отбирает у командира орудия пальник, раздувает фитиль, ждет, когда на следующей волне палуба снова поднимется, и подносит фитиль к запальному отверстию пушки. Буммм-рррааааас. Куда попало ядро, не видно, но, по крайней мере, выстрел дает понять, что тендер собирается вести эту игру с достоинством. Английскому фрегату – три мачты, все паруса подняты – маневрировать труднее, он продолжает разворачиваться, стараясь захватить полощущими парусами ветер, чтобы начать охоту. Он все больше уходит за траверз «Энсертена», сам еще оставаясь почти кормой к нему, когда – буммм-ррррааа, буммм-ррррааа – остальные пять пушек левого борта тендера дают залп, вздымая клубы черного дыма над палубой и пенно-водяные плюмажи совсем рядом с англичанином.

– Ставить грот и марсель, – говорит Келеннек помощнику.

Английский фрегат уже остался за кормой, тендер удаляется от него, держа курс норд-ост. Пока одни матросы найтовят кливера с подветренной стороны, другие ставят огромный прямой парус, который расправляется с оглушительным хлопком, а люди внизу брасопят реи и орудуют шкотами и брасами. Ррраааака. Следующий выстрел с английского фрегата – он еще не закончил разворот – пробивает дыру в гроте, заставляя пригнуться матросов, теперь ставящих марсель. Парус, освободившись, тут же захватывает ветер, и тендер разгоняется. Келеннек стоит на корме, засунув руки в карманы кафтана, и, зная, что штурман, рулевой и Манолё Когегуэвос исподтишка поглядывают на него, с притворным безразличием взирает на британскую эскадру, которая продолжает двигаться курсом зюйд-зюйд-вест величественно и невозмутимо – так, будто перестрелка между одним из кораблей ее конвоя и этим нахальным суденышком не имеет к ней ровно никакого отношения. Потом Келеннек думает: хоть бы уж Бержуан точно сосчитал корабли, хоть бы не ошибся. На всякий случай он оборачивается к гардемарину Галопену и приказывает записать, пока вражеская эскадра не скрылась из виду, сколько в ней больших трех– и двухпалубных. судов. Затем принимается мысленно подсчитывать круги, квадраты и треугольники, катеты и гипотенузы: движения фрегата, преследующего «Энсертен», – он как раз закончил разворот, – и еще одного, чуть к норду, который, судя по всему, тоже собрался поучаствовать в охоте. Вот сволочь. Но «Энсертену» скорости не занимать, и Келеннек успокаивается, ощутив, как его тендер легко мчится на всех парусах среди последних клочьев тумана – гик полностью растянул трисель, водорез форштевня рассекает море. На острие длинного прямого шлейфа белой пены – маленькое суденышко, изо всех сил несущееся туда, где должна находиться франко-испанская эскадра. Несущееся с известием о том, что сэр Горацио Нельсон[28] с английской пунктуальностью явился на встречу.

2. Линейный корабль «Антилья»

Капитан первого ранга дон Карлос де ла Роча-и-Окендо – за спиной пятьдесят два года, тридцать восемь из которых отданы морю, – командир семидесятичетырехпушечного линейного корабля «Антилья», справедлив, сух и непоколебим. А кроме того, набожен – носит в кармане четки и каждый день ходит к мессе, когда на берегу, – хотя и в разумных пределах. На борту своего судна он – первый после господа бога. А может (все зависит от точки зрения), даже и не после. Короче, он – господь бог.

Они нас просто сомнут, думает он.

Так он оценивает то, что видит.

Капитан с треском складывает подзорную трубу и сокрушенно качает головой, оглядывая строй судов. А сам думает: пресвятая дева Мария-дель-Кармен. Пока что это можно назвать походным порядком, только если призвать на помощь всю свою добрую волю, потому что на самом деле там полный кавардак. Некоторые корабли оказались с подветренной стороны или, хотя и благоразумно не разбив строя, отстали, и таким вот образом франко-испанская эскадра движется курсом зюйд при слабом весте, чуть с уклоном в норд-вест, штирборт. Пять фрегатов, обе бригантины и тендер (все французские), идущие вне боевого порядка, сигналят как безумные, изучая противника или повторяя распоряжения и указания адмирала Вильнева, который находится посередине строя, на борту своего флагмана. Тридцать три вражеских паруса вест, прямо-таки вопиют сигнальные флаги. Однако все это – флаги, сигналы и бешеная суета – уже ни к чему, потому что с первым лучом света этого дня на горизонте, с наветренной стороны, уже без всяких подзорных труб можно разглядеть огромную массу парусов английских кораблей, готовящихся к бою. А в морских сражениях, в принципе, кто на ветре, тот и решает, когда, где и как обломать противнику рога. Если сумеет. А эти сукины сыны – лучшие моряки на всем белом свете. Значит, они сумеют.

– Двадцать семь линейных кораблей… Четыре фрегата… Одна шхуна… Один катер… Сгруппированы беспорядочно.

Среди царящего на ахтердеке безмолвия голос гардемарина Ортиса, читающего с помощью другой подзорной трубы сигналы флажков с разведчиков, звучит немного взволнованно: самую малость, ровно настолько, чтобы у начальства не было повода призвать юношу к порядку. В конце концов, ему, самому старшему из троих гардемаринов «Антильи», всего лишь восемнадцать, а те, кто сейчас рядом с ним, сами когда-то прошли через подобное. Карлос де ла Роча смотрит на своего помощника, капитана второго ранга Хасинто Фатаса, который тоже отвечает ему только взглядом. Фатас – немногословный арагонец, из тех, кто сделал карьеру, следуя принципу «молчание – золото». А кроме того, они с де ла Рочей уже давно плавают вместе и научились обходиться без лишних слов. Они понимают, как натянуты нервы и у этого парнишки, и у всех остальных. А еще понимают, что на них надвигается – с самого момента их отплытия из Кадиса два дня назад. Или даже еще раньше. С тех пор, как французский адмирал не выполнил приказа Наполеона и позволил запереть себя там, как птицу в клетке, дав тем самым время Нельсону подойти, а англичанам – собраться в кулак. Проклятый трус Вильнев. В конце концов он-таки решился выйти в море – с опозданием и кое-как, – лишь узнав, что его собираются сместить.

вернуться

25

Свобода, равенство и так далее (искаж. фр.). Пародия на лозунг Великой французской революции.

вернуться

26

Вперед, сыны (искаж. фр). Слова из первой строки «Марсельезы».

вернуться

27

До свидания (фр.).

вернуться

28

Горацио Нельсон (1758-1805) – виконт (1801), английский флотоводец, вице-адмирал (1801). Одержал ряд побед над французским и испанским флотами, в т. ч. при Абукире и Трафальгаре (в этом бою был смертельно ранен и умер еще до его окончания). Сторонник маневренной тактики и решительных действий.