Мы тот камень... Закон умер, едва человек переступил городскую черту. Так здесь думали все. Так жили. Потому что никогда, никогда в своей маленькой жизни просто не сталкивались с законом. Воротов молодец. Все продумано четко, спланировано, база эта, закрытые территории... Продуманный хаос. Но мы тот камень...

– Отступить – значит проиграть. – Андрей и не заметил, как опять заговорил вслух. – Значит позволить этому вору чувствовать себя победителем.

За лесом, далеко на востоке, завыл волк.

– Я точно знаю, что даже если и сниму с Воротова эти несчастные тысячи, Россию это не поднимет. Не исчезнут бомжи, не исчезнет безработица, не прекратятся войны. Но в чем тогда смысл моей работы, – Андрей посмотрел на притихшую крысу, – если не в этом? Я не знаю... такая каша в голове. Это очень похоже на... войну.

Внезапно Гонзо потянулся и... зевнул. Андрей щелкнул челюстью.

– Тебя всегда после буйства тянет на сантименты? – спросил киборг. – Или сегодня особенный день?

– Ах. Ты. Гад! – выдохнул Андрей.

–А ты чего ждал?! – внезапно возмутился напарник, поднимаясь во весь свой крысиный рост. – Что я начну тебе подпевать? Говорить, сдерживая слезы, что это наше с тобой единственное призвание – быть частичкой, звеном, отлаженным и надежным, в великой машине, поднимающей Россию с колен?! Брехня! – подвел черту он. – Ты боишься? Не справишься? Ввожу в действие обязательный пункт кибернетического кодекса под номером сто четырнадцать, отдел два, – настоятельная рекомендация аналитического организма к сворачиванию деятельности, предполагаемой как опасная. Отказ и игнорирование данного пункта кодекса снимает с меня ответственность за твою безопасность и сохранность жизни. Включи габаритные огни автомобиля и запусти сигнальную ракету. Немедленно.

Они замерли, друг напротив друга, молча столкнувшись взглядами.

– Я дойду, – тихо сказал Андрей и сам удивился собственному спокойствию, – это не бравада, и это не жест отчаяния. Можешь расценивать это как сумасбродство, можешь – как патриотизм, плевать. Я отказываюсь внять пункту твоего кодекса и собираюсь продолжить миссию. Пешком.

Андрей обошел машину и рывком распахнул покореженные задние дверцы. Быстро, но спокойно и расчетливо принялся выгружать на холодный асфальт рюкзак и сумки со снаряжением. Палатка, мешок, топор, карта, набор выживания, провизия. Патроны, иглы, нож. Веревка, ноутбук, автономный источник питания, фонарь.

Вещи быстро перемещались в рюкзак, занимая положенные инструкцией места. Одежда, аптечка. Андрей больше не нервничал. Несчастная избитая машина все-таки помогла.

Карабин. Кажется, он еще теплый после стрельбы. Андрей поморщился и прислонил оружие к машине. Сел внутрь, свесив ноги, и начал переобуваться в утепленные высокие ботинки. Гонзо заскреб по крыше, подбираясь к краю.

– Я поеду в клапане рюкзака, – сказал он, разглядывая сборы.

– Поедешь? – с усмешкой спросил Андрей, затягивая липы на высоких голенищах.

– А что тебя удивляет? Я лишь следовал предписаниям... ну и слегка манипулировал. Пытался, точнее. Но твоим напарником быть от этого не перестал! Пригожусь, поди.

Отвернувшись, чтобы крыса ни за что не увидела, Андрей улыбнулся. Вот маленький гаденыш...

– Хорошо, оставлю место.

Бросать машину, даже мертвую, холодной грудой железа замершую на высокой обочине, было нелегко, и Андрей даже почувствовал легкий укол совести за свой недавний срыв. Последний раз обернувшись на пригорке, чтобы бросить прощальный взгляд на безвременно погибший механизм, он прикоснулся пальцами к виску и, более не оглядываясь, легко зашагал к ближайшему лесу.

За спиной покачивался удобный, охватывающий грудь эластичными ремнями рюкзак с восседающим киборгом, правое плечо оттягивал карабин. Дышащий вечерним холодом и сыростью лес быстро приближался. Темнело.

– Пару километров на запад от трассы, потом на север, по карте, а у Болотного снова сориентируемся. Заночевать скорее всего придется прямо в лесу. Ты ведь можешь выполнять функции компаса?

В ответ Гонзо лишь что-то возмущенно пропищал.

Впереди вырастал лес, ощетинившийся полуголыми сучьями искореженных местной экосредой берез. Когда до него осталось не более двадцати метров, киборг снова подал голос. На этот раз настойчиво.

– Два объекта, идут с юга, скорость средняя. Будут возле нашей машины минуты через две. – Андрей обернулся, машинально нащупал карабин и припал к земле, шурша опавшими листьями. Вгляделся в сторону трассы, словно был в состоянии отследить и рассмотреть зафиксированные киборгом машины.

– Они идут с грузом, – подумал он вслух, – значит, одну машину бросить не смогут точно... Сколько солдат было в Мошкове?

– Восемь.

– Угу. – Андрей кивнул, привычно, как много лет назад, опускаясь на колено и подхватывая с земли сухой прутик. – Плюс наш эсэсовец, всего девять.

Сжимая веточку в руке, Андрей поднялся и побежал. Пальцы сами делали то, что уже давно мозг считал забытым, – вертели сучок то так, то эдак. Успокаивало.

Андрей бежал.

Шелест листьев под ногами, треск ломаемых рюкзаком веток. Карабин, перевешенный на грудь, словно маятник лупит по ребрам. Бег через вечерний лес, где мир вокруг раскрашен простыми и страшными тенями деревьев. Бег через мир, способный оживить самые спрятанные, закопанные в глубинах подсознания страхи.

Где-то в своих владениях – верхушках деревьев, заухала, просыпаясь, ночная птица, зашумела крыльями, сорвалась с ветки. За холмом слева, возле нервно журчащего ручья метнулся в сторону, услышав шаги, некрупный зверь.

Бег через картинку, постепенно становящуюся черно-белой, прямо на глазах теряющую краски и жизнь. Бег в лабиринте вычерченных до неба стволов, черных провалов на фоне еще не погасшего неба.

Грудь зажгло, холодный воздух с шипением вырывался сквозь сжатые зубы.

– Если они тебя поймают, они тебя убьют, – сказал старый, похожий на притаившегося лешака пень.

– Если они тебя поймают, – начала сломанная береза...

Андрей не слушал, он бежал.

Бежал вначале несколько неуклюже, непривычно, тяжело вбивая рифленые толстые подошвы во влажную почву. Ноги, за последние годы более привыкшие к эскалаторам, автомобилям или скоростным тротуарам, противно загудели, налились тяжестью. Рюкзак болтался за спиной, упрямо не желая попадать в ритм бега.

Воздух обжигал. Сначала встретивший лесной прохладой, забравшийся за ворот куртки и под тонкую шапку, сейчас он просто окутывал жаром, а по спине покатил пот. Андрей бежал. Вспоминая, как он это умел делать на войне.

Они тебя догонят. Шаг, другой, легко, немного пригнувшись, держа оружие чуть на отлете. Шаг, другой, дыхание ровнее и ногу ровнее, шаг, другой. Сейчас они осматривают брошенную, выпотрошенную машину, взведенные и готовые начать палить. Обходят ее, стволами «Сапсанов» открывая двери, а Шелест стоит поблизости. Неподвижный и бледный, похожий на вампира, с тонкой полуулыбкой на губах, как он запомнился Андрею в момент их короткого знакомства. Он внимательно скользит пустым взглядом по опушкам окрестных лесов.

Шаг, другой. Пригнуться от веток, на склонах не скользить, не заваливаться, правильно ставить стопу. Как говорил один майор морской пехоты из Штатов боль – это то, что говорит вам, что вы живы. Или что-то в этом роде.

Легкие жжет, слезятся от ледяного ветра глаза, губы и глотка пересохли, и на фоне всего этого под курткой стоит страшная жара, а пот катит по спине и бокам в три ручья. Андрей бежал, не выпуская из пальцев сухой коротенький сучок.

Как подчас правильно говорят люди: «Костер плевался искрами». Ну прямо в точку! Он же на самом деле плюется, зло, ворчливо. Хоть и маленький.

Андрей пододвинулся к огоньку поближе и веткой подтолкнул перегоревшее полено в центр костра. Искры снова метнулись вверх, зашипели, затрещали, а по стенам оврага засуетились новые тени. Огонь создавал иллюзию тепла, отчего до мерзости неотвратимо клонило в сон. А опустившаяся на овраг темнота лишь в очередной раз напоминала о ночном покое.