Андрей глотнул соку, плотно прижимаясь невероятно вспотевшей спиной к высокой спинке стула.

– И речь идет не о ваших предупреждениях... Вы хотите от нас избавиться? Мы стали такой проблемой? Если уж вы так повели эту линию, то просто пристрелите, а потом отмойте ковер, господин Воротов. Или я говорю правду, или я ошибся в вас как в человеке. – Андрей отставил пустой стакан. В столовой стало очень тихо, лишь тикали где-то за стеной старинные часы.

Через три минуты тишины Воротов спросил:

– Что вы узнали, господин полицейский?

– Ничего, – Андрей медленно повернулся, смахивая с виска противно щиплющую, угодившую прямо на рану, каплю пота. – Я узнал, что в проигрыше. Все контролируемые нами счета пусты. Это называется, – он внимательно, стараясь во что бы то ни стало не отвести взгляд и не сфальшивить, посмотрел на Воротова, – полное фиаско. Вы победили.

– Где ноутбук?

– На крыше, под спутниковой тарелкой. В щели между блоками. Он пуст. Теперь можете нас за это расстрелять...

Воротов дотронулся до отворота своего свитера, и в столовую немедленно вошел Станислав. Хозяин что-то довольно долго говорил ему на ухо, в конце тот кивнул и столь же быстро вышел. Воротов медленно достал из коробки резак, золоченую карманную пепельницу и зажигалку. Откусил кончик сигары, прикурил и отвернулся к окну, не обронив ни слова.

В этой тишине они и просидели следующую четверть часа. Андрей разглядывал расшитые салфетки, Яна задумчиво теребила рукав. Станислав вернулся, неся в руках сумку Андрея, положил находку на столик и бесшумно вышел.

Воротов затушил сигару, убрал пепельницу и расстегнул отворот сумки. Достал ноутбук, даже не глядя на Андрея, и открыл, включая, крышку компьютера. Следующие несколько минут в столовой были слышны лишь щелканье клавиш и едва слышное поскрипывание трекбола. Затем Илья Игнатьевич захлопнул монитор.

– Я не ошибся в вас, господин полицейский, – его голос был бесцветным и сухим, – вы умный и открытый человек. Кроме того, умеющий вести переговоры. Вас не удивило, что мои счета пусты?

– Практика показывает, что создание резервных каналов слива денег – это вопрос одного дня. Мы обязательно выйдем на них, только немного позже, вот и все...

Вечно улыбчивый Воротов не улыбался. Он встал с кресла, откладывая компьютер на столик.

– Я изменяю приговор. Десять ударов кнутом обоим. И будьте моими гостями, пока я не разберусь с делами насущными, чтобы решить вашу дальнейшую судьбу. Станислав, десять ударов обоим, приговор немедленно выполнить. Найди Лешика.

Было холодно. Было жарко. Ледяной ветер обдувал, морозил и схватывал обнаженную спину, но тело трясло словно в огне. Пот, практически застывающий прямо на коже, катился волной, кожа горела. Вот, значит, почему такой небогатый завтрак?

Андрей кое-как повел начавшими затекать плечами и приподнял голову, оглядываясь на распятую на соседней конструкции Яну. Девушку трясло вовсю, тело содрогалось, прошибаемое крупной и частой дрожью, руки сводило судорогой.

Прошло уже больше минуты, как их, раздетых до пояса (на девчонке хоть майку оставили), пристегнули на ремнях к деревянным балкам под ледяным ветром сентября, не торопясь приводить приговор в исполнение. Четверо солдат, вытащивших их – упиравшихся и отпинывающихся – из столовой, сейчас нерешительно мялись на пустой площадке за спиной Андрея в ожидании командира, подняв воротники. Руки одеревенели, ноги, растянутые почти на шпагат, уже просто не ощущались. Яна, подвешенная слева, ближе к дому, тихонечко подвывала, раскачивая головой.

– Эй! – изо всех сил заорал Андрей, пытаясь обернуться. – Ну вы там, ублюдки! Что уснули?! Вы нас лупить собрались или холодом морить?! А ну начинай!

Солдаты переговаривались, держась в стороне.

– Суки! Вы же девчонку заморозите! Твари!

– Заткни... заткнись, Андрей, – трясущимися губами произнесла Яна, едва повернув голову, – хрен с ними, уродами... давай лучше просто повисим. А то еще и передумают..

Ее речь была сбивчивой и неразборчивой – когда солдат вытаскивал Яну в коридор, девочку неслабо приложили об косяк. Андрей сплюнул, разглядывая кровь на бетоне.

Наконец появился командир. Чеканя каждый шаг звоном набатного колокола, из-за конструкции в поле зрения Андрея появился капитан Шелест. Весь в аксельбантах, выбритый и свежий. Офицер оперся затянутой в кожу перчатки рукой на балку, улыбнулся.

– Доброе утро, полиция. – Он остановился перед Андреем, приподнимая рукой его повисшую на затекшей шее голову. – Все-таки свиделись. А ты добрался, как я вижу. Добился, чего хотел. Молодец.

Шелест одобрительно покачал головой, прищурился.

– Я ведь предупреждал, дурень, что трасса закрыта. А теперь вот... – он обвел рукой Андрея, – картина. Сейчас мы сполна поквитаемся за подстреленных тобой пацанов! Помнишь, как на спуск нажимать было приятно? Так вот как тебе понравится перспектива остаться без пальца? Или без члена, а? Что твоя шлюшка тогда скажет?

– Давай начинай быстрее, мудак.

В ответ Шелест отстранился и несильно, но болезненно хлестнул Андрея перчаткой по лицу:

– А знаешь что? Я сам буду тебя бить, хочешь? Уж шибко таких, как ты, не люблю. – Он протянул руку куда-то в сторону, и когда снова показал ее Андрею, в ней шипела полоса кнута. – Ну просто до жути! А еще я меткий, могу кнутом тебе обрезание сделать, и считать не очень хорошо умею, Полиция. Так что не серчай, если больше выйдет...

Командуя солдатам готовность, Шелест отошел за спину Андрея. И тут сверху донеслись голоса. Андрей, не обращая внимания на пихающего в его зубы палку солдата, попытался посмотреть вверх. О, этот голос еще долго будет сниться ему в кошмарных снах. А второй – в полных радости и любви, как бы банально ни звучала эта мысль.

На балкончике четвертого этажа стояли Воротов и его невеста. Говорили громко, но неразборчиво. Потом хлопнула балконная дверь, и разговор стих.

– Приговор привести в исполнение, – улыбнулся за спиной Шелест и замахнулся кнутом, – получай, гниденыш!

– Отставить, капитан...

Андрей открыл плотно сжатые веки и выплюнул измятую зубами предыдущих преступников палку.

– Отставить, – повторил Воротов, – и не говори, Лешик, потом, что плохо меня сейчас расслышал. Десять ударов остаются как нагрузка к следующему нарушению законов...

Дверь хлопнула еще раз, звякнув стеклами. В морозном воздухе было отчетливо слышно, как скрежещет зубами капитан. Солдаты нерешительно взялись за ремни конструкции, за спиной окованный железом кнут со стуком упал на бетон, и шаги Шелеста, быстрые, неровные, стихли за углом. Ремни ослабли, и Андрей бессильно стек на землю, прислоняясь спиной к холодному дереву.

Рядом отвязывали Яну. Солдат нагнулся, накидывая сверху пуховик, и Андрей кивнул, кутаясь в промерзшую одежду. Через полминуты они остались на площадке одни.

– Бежать... бежать... бежать. – Яна сидела под своей дыбой, мерно раскачиваясь взад и вперед, совершенно не обращая внимания на сползший на бетон пуховик. Андрей придвинулся к девушке, укрывая ее посиневшие плечи. – Бежать... бежать... бежать...

Тяжело, очень тяжело дотащились они до центрального подъезда, вваливаясь в теплый дом. Охранники презрительно кривят губы, прислуга отворачивает взгляды. Немногие не отправившиеся в сауну гости торопливо отходят с дороги двух спотыкающихся, закутанных в пуховики людей.

Скользкие ступени не дают подняться наверх, непослушные ноги отказываются слушаться. Андрей, поддерживая Яну за руку, вышел на второй этаж.

– Мне туда, – непослушными губами сказала она, кивая головой налево по коридору. – Сегодня вечером, как стемнеет, прикрой меня...