– Я тоже, – сказала я. Интересно, что она ему написала? Спрашивать было неловко. Возможно, Суи его обманула. А может, во всем призналась. В любом случае ее решения уже не изменить. Разве что найти ее по почтовому штемпелю и попробовать восстановить отношения.

Я догадалась, что он не будет этого делать, и потому у него такое тоскливое лицо.

Теплый ветер проникал в распахнутую дверь и смешивался с холодным воздухом кондиционера.

– Почему ты с саквояжем? – спросил Отохико мрачным голосом.

– Еду отдохнуть.

– И ты, Брут? Куда едешь? Одна? – спросил он.

Я почему-то почувствовала вину и только кивнула.

– Надолго?

– Еще не решила.

– Я готов быть твоим шофером, возьми меня с собой! – сказал он. Я нахмурилась.

Он сказал:

– Мне стало завидно. Я не имею в виду ничего такого. Просто не хочу здесь оставаться. Вдвоем лучше, чем одному! Я тебе пригожусь.

Я задумалась. Такому разбитому и усталому человеку, как он, одному, пожалуй, и не выбраться.

– Ладно, только на один день. Завтра каждый отправится своим путем, – сказала я.

– Завтра я поеду к приятелю в Иокогаму.

– Отлично! А я в префектуру Канагава.

– Хорошо, что выпал случай уехать. Здесь так тяжело. Очень тебе признателен!

И он впервые улыбнулся.

Я подождала, пока Отохико соберется, и мы вышли из дома. Взяли напрокат машину.

– Давай купим еды и поужинаем на побережье!

– И костер разведем!

Постепенно ко мне возвращалось хорошее настроение.

Мы на большой скорости помчались к морю. Постоянная тряска, проносящиеся мимо улицы и дома, прозрачная синева неба. Бледный полумесяц и мягкая голубизна Венеры.

Казалось, вечернее небо, превращающееся в ночное, вместило в себя все то, что с нами произошло.

В сердце скрывается красота всего увиденного, от самых ярких до самых невыразительных вещей. Сердце вмещает в себе пейзаж нашего передвижения, огромный небосвод, вращение звездного неба.

– Наверное, она не вернется, – сказал Отохико.

– Наверное… – сказала я.

– Странное состояние, тело стало легким, будто я исчезаю.

– Сколько лет назад вы встретились?

– Шесть лет, чуть больше… Теперь хочется немного отдохнуть. Не могу даже точно вспомнить, чем мы занимались, – сказал он, глядя на дорогу.

– Ты ее искал?

– Каждый день, как сыщик. Почти не спал. Когда получил письмо, расплакался!

– Думал, она умерла?

– Да. Нам обоим было плохо, в ее смерти не было бы ничего удивительного. Днем искал, ночью ночевал в ее квартире. Прослушивал автоответчик у себя дома.

– Даже так!

– Да. Письмо довольно бодрое, но ей наверняка больно… Хорошо, что она жива! По-моему, она выбрала лучший для себя вариант.

– Я рада, что ты так думаешь, – сказала я.

– Если бы ты не пришла, я, наверное, покончил бы сегодня с собой… Шучу-шучу, и все-таки ее письмо сразило меня!

У меня мелькнула мысль, что, возможно, это и правда.

– Давненько не разводил я костер на берегу моря! – воскликнул Отохико, собирая выброшенные на берег ветки. Купленные продукты: жареная курица, вино – и фейерверки валялись на песчаном сумеречном пляже.

На побережье было уже темно. Стоило Отохико чуть-чуть отойти, и его поглотила темнота.

На соленом ветру я смотрела на море.

Оно в сто раз больше того, каким, соскучившись, представляешь его, оно словно проглатывает тебя. Волны с шумом выкатывали на берег. Венера и лунный серп неподвижно висели в небе.

– Наверное, ты был бойскаутом?

– С чего ты взяла?

Он умело сложил костер.

– Просто так. Очень похож.

– Не угадала, но я жил на море!

– Когда?

Раньше, о чем бы он ни говорил, его вид раздражал меня своей безжизненностью, сейчас он наконец-то расслабился. В машине он все время молчал, я сидела рядом, и его внутренняя темнота постепенно передалась мне. Я понимала его боль, но не в силах была освободить его от груза времени. Я подумала о том, как с наступлением вечера Отохико отправлялся искать Суи. О тех глубоких чувствах, которые кромсали его день за днем. Сейчас он выглядел развалиной.

– Вскоре после смерти отца, когда у мамы стало плохо со здоровьем, мы поехали втроем на море. Часто разводили костры и запускали фейерверки. У нас на море было много друзей, и они многому нас научили.

– Было весело?

– Точно не помню. В жизни на море мне недостает реальности, – сказал Отохико.

В пламени костра побережье казалось еще темнее.

– Подожди, сейчас разгорится.

Лицо Отохико, слабо освещенное пламенем, выглядело светлым. Я вспомнила разговор с мамой о самозабвении. Он сидел на песке и одну за другой подбрасывал ветки в костер.

– Как насчет вина?

Как когда-то с Суи, я разлила вино. На этот раз стаканчики были пластмассовые.

– Хорошее вино! – пригубив немного, сказал Отохико. – А ночи уже прохладные.

– Осень!

– Поэтому мы и разожгли костер вместо фейерверка.

– Давай фейерверк попозже.

– Как по-твоему, не разогреть ли на костре курицу?

– У меня есть шампура.

– Какая хозяйственная!

– Печенье надо завернуть в фольгу и ненадолго положить в огонь.

– Ты все продумала.

– Путешествия – твоя специальность.

– А котелок для риса у нас есть?

Я опьянела от вина и все время думала: «Как это получилось, что я оказалась с ним?» Впрочем, я уже привыкла к тому, что со мной такое случается. Новыми были только волны, которые с сильным шумом катились по темному морю. Пенная линия прибоя. Густой запах морской воды, шероховатый песок. Тихо вздыхающая линия далекого горизонта. Мерцающий свет на берегу. Фары машин, которые, словно искусственные спутники, медленно передвигаются по дороге у моря.

Темнота сгущалась, и огонь становился все ярче. Освещая белый песок, летели искры. Костер был не очень большой, но звук огня, заглушающий шум волн, как будто преграждал путь темноте.

– Сколько ни гляди на огонь, никогда не надоест.

– Да.

Море светилось глянцем, казалось, это плавно покачивается черный занавес.

Порывшись, я вынула из саквояжа деревянную коробочку и бросила в огонь.

Она тут же ярко вспыхнула. Я боялась, что будет неприятный запах, но он растворился в морском ветре. Гораздо лучше, чем погребальный костер.

– Какой у тебя торжественный вид.

Я спросила его, знает ли он, что там горит.

– Наверное, кость, – не глядя на меня, сказал он. Я повернулась к костру и стиснула ладони.

– Ты обо всем знал!

– Она мне рассказала… Я знал.

Они уже порознь. Ничего не поделаешь. Звук решимости, как волна, набегает в груди у него и у нее.

– Я тоже кое-что привез, – сказал Отохико и достал из сумки пачку бумаги.

– Что это? – удивленно спросила я.

– Девяносто девятый рассказ отца!

Отохико стал по одному бросать листы в огонь.

Словно танцуя, они один за другим вспыхивали и разгорались.

– Он сам тебе дал?

– Да. Прислал мне перед смертью. Я показал маме. Она велела хранить.

– А тот, что был у Суи?

– Который она послала Саги? Текст одинаковый, а почерк Суи! Наверное, переписала, когда отец спал.

Я вспомнила Суи в тот день.

– Она не рассказывала об этом?

– А ты не говорил Суи, что он у тебя есть?

– Не мог сказать.

– А Саги?

– Не говорил. Неплохо было бы показать рассказ Суи, но ей грустно знать, что он есть у кого-то еще. Ведь это единственная вещь, оставшаяся ей от отца!

– Да.

Я представила, как Суи, еще подростком, в полумраке переписывает рукопись своего отца. Как раз в это время один листок бумаги, сгорев и превратившись в легкий черный комок, быстро покатился, подгоняемый ветром, по побережью.

– Раз уж мы заговорили об этом, я еще кое в чем тебе признаюсь. Помнишь, ты хвалила последнюю часть девяносто восьмого рассказа? Так вот, ее написал я.