Мамаев растерянно поглядел по сторонам. Потом молча выполз со своего места, встал, беспокойно оглядываясь. Довольная троица загрузилась на его лавку, зашепталась.

— Э! — Свистнул я легонько, привлекая его внимание. — Садись тут. У нас еще место есть.

Большинство ребят уже расселись и заталкивали свои сумки под сидения. Мамаев неуклюже стал пробираться к задним местам, присел третьим на нашу лавку.

— Спасибо! Спасибо, пацаны!

— Зря ты им уступил, — пробурчал Вася Уткин.

— А? — Не понял Мамаев.

— Зря, говорю, уступил.

— Да мне несложно, — рассмеялся он, как бы оправдываясь. — Человека, вон, мутит в машине. Как же ему не помочь?

— Никого из них не мутит, — сказал я.

Нахальная троица сидела прямо перед нами. Они шептались, посмеивались, брынчали под лавкой стеклом. Наверняка бутылкой водки, которую, они раздобыли неизвестно где. Впрочем, я почту сразу узнал, откуда у них взялась синька.

— Все вокруг колхозное, все вокруг мое! — Хвастался своим дружкам круглолицый.

— Ну, — подтвердил беспризорник, — а че каптер ее бросил на самом видном месте? Теперь, небось, ломает голову, куда делась.

— Да ладно, он же сказал, что мутит, — Мамаев глянул на меня наивным, почти детским взглядом.

На это я ему ничего не ответил. Стало мне очевидно, что если щекастый парнишка и дальше будет под всех прогибаться, самые мурые будут на нем ездить, как только можно.

Благо, дедовщины в то время в погранвойсках почти не было. По крайней мере, в заставах на афганской границе. Все, попав туда, быстро понимали, что тут идет война. Что с тем «духом», которого ты сегодня чмыришь, завтра можешь оказаться в одном окопе. И будете вы вместе стоять против других, афганских духов, которых так просто уже не зачмырить. А вот учебка — дело другое.

Значило это, что Мамаеву будет не легко в погранвойсках. Нет, солоно он, за свой мягкий характер, хлебнет как надо еще на учебном центре.

Автобус тронулся, и мы поехали на вокзал. Уже минут через десять уже не гражданские, но еще не военные, наполнившие автобус, захрапели. Стали досыпать, пока есть время.

Я не спал. Думал. Скоро я окажусь в учебном центре, затем отправлюсь на заставу. Предстояло мне ни много ни мало, а выжить, раз уж занял я братово место. Но это только полбеды.

В своих мыслях я уже окрестил четырнадцатую заставу Шамабад печально известной. А все потому, что она такой и была. Не пройдет и месяца, после исчезновения брата, как духи обстреляют заставу из минометов с противоположного берега Пянджа. Следом переправятся через небуйную в этих местах реку их штурмовики, и на заставе завяжется жестокий бой, в котором погибнет много славных ребят. В том числе и почти весь офицерский состав заставы.

А все для того, чтобы под шумок другая банда духов пересекла границу и вышла к Даштиджумскому ущелью, которое прикрывал собой левый фланг участка заставы Шамабад.

Через ущелье духи легко могли углубиться на территорию СССР, в самый тыл пограничного заслона. А там уже, бог знает что им было нужно.

Еще в своей прошлой жизни не раз и не два обращался я к любой информации, которую мог найти о тех событиях. Позже, уже в десятых годах, когда стал я с интернетом на ты, нашел много интересного.

Сейчас я знал ход боя при Шамабаде почти досконально, благо сведений о нем было много. Знал, что духи тогда, перед нападением, долго хитрили, стараясь водить местных особистов за нос: кормили дезинформацией, ходили в ложные вылазки, чтобы отвести внимание погранцов. Даже обстреляли соседнюю тринадцатую заставу «Хирманджоу» с теми же целями.

В общем, наши «западные друзья» неплохо так поднатаскали местные банды моджахедов. Казалось мне, что была в этом какая-то системность, а может, даже и план. Это был пазл, большую часть кусков которого я не видел.

Кроме того, из головы у меня не уходила идея о том, что пропажа Сашки в те годы была прямо связана со всеми последующими событиями. Раз уж мне выпал шанс заново прожить жизнь, то будет теперь возможность и во всем разобраться.

В половину седьмого утра нас высадили на вокзале «Краснодар 1». Билеты, как я понял, на всю команду старлей купил заранее.

Высадившись из машины, нас построили, Машко нас снова пересчитал и повел в здание вокзала. Оно, построенное в стиле «Сталинского ампира» венчалось высокой башней с часами.

Мы прошли в большой сводчатый зал, из него к путям, а оттуда к платформе номер два, где нас уже ждал поезд.

Никто из призывников, конечно же, не знал, куда мы едем. Ни старлей, ни его сержант с птичьей физиономией, не спешили рассказывать, где лежит конечная точка нашего пути. По этому поводу в команде строили догадки и предположения.

Еще в здании к некоторым из призывников прилипли провожающие. Мамки, папки и братья с сестрами тащились за нашей командой, и лейтенант не успевал их отгонять.

— Товарищи провожающие! — Кричал он, — времени нету, попрощаетесь на платформе!

У поезда нас построили, снова пересчитали, и лейтенант сунул проводнику — мурого вида армянину, билеты. Армянин принялся пересчитывать нас, что называется, «по головам», а после отправил в вагон.

— Федечка! Федя!

Я обернулся на зычный голос, ярко выделявшийся в вокзальном гуле. Кричала полная женщина, бежавшая по железнодорожному переходу. Немного поотстав от нее, важно топал пузатый мужчина, с пушистыми усами.

— Ма! — Кинулся к ним Мамаев.

— Федечка! — Маманя прижалась к сынку, стала целовать его лицо, куда попало.

— Света, ты давай не надо, — бурчал ей усатый мужик, — ну чего ты?

Женщина, казалось, его и не слушала, только наставляла Мамаева, сунув ему большую сумку, как я понял, с едой:

— Вот тут и яйца вареные и курочка! Ты ешь сам, ни с кем не делись, а то отымут!

— Ага, хорошо, мам, — соглашался на все щекастый Федя Мамаев.

— Жрать хочется, — пробурчал Уткин, наблюдая за этой сценой.

— Тебя не провожают? — Спросил я.

— Не-а, — как-то печально ответил он.

Спрашивать почему, я не стал, Вася добавил сам:

— Да некому меня провожать. Детдомовец я. А твои чего?

— Мои уже проводили, — с теплотой в голосе сказал я, — дома. Ну и хватит уже.

Когда старлей разогнал провожающих и стал грузить нас в вагон, тот оказался пустым. Хотя снаружи и было холодновато, в плацкартнике стоял затхлый воздух. «Качественный» запах носков и немытых тел ударил в нос.

По местам нас рассадили быстро. Мне повезло. Досталось купейное место, нижнее левое. За две «купешки» от нас расположилась веселая компания, согнавшая Мамаева с его места в автобусе.

Хоть сначала их и рассадили вразнобой, хитрецы быстро поменялись местами с другими призывниками, пока старлей ушел к проводнику. Сержант же, оставшийся ждать с нами, кажется, не возражал.

Правда, чуть позже с ними произошел небольшой скандал. Старлей, по пути в другой вагон, где у него было купе, застукал троицу за распитием спиртного. Те, явно не отличаясь умом, решили бахнуть прямо сейчас, видать, что б лучше спалось. Машко наорал на них и отобрал бутылку, погрозившись вылить содержимое в унитаз. Правда, не вылил. Я видел, как он припрятал водку под шинель и благополучно покинул вагон.

— Во, вытворяют, — сказал мне тот самый смуглый худощавый парнишка, что на плацу рассуждал про таджичек и славяночек. Ему досталось нижнее место напротив.

— Хоть бы до обеда подождали, — добавил он, понаблюдав, как Машко отбирал бутылку. — А бутылочку-то, припрятал. Видать, чтоб не заскучать.

— Скучать ему тут не придется, — суховато ответил я.

— О, а я тебя помню! Ты ж из этих, из братьев-близнецов, что тому белобрысому сигареты растоптали.

Я хмыкнул.

— Слышал уже?

— Ага, — покивал тот, — Знаешь, какой белобрысый злой ходил? Ну прям как собака.

— Ниче, ему полезно будет, — улыбнулся я.

— А меня Димой зовут, — смуглый протянул мне тонкокостную руку, — Ткаченко.