Миха Глушко рассмеялся. Смех этот был немного нервным. Полным какой-то усталости. Впрочем, его подхватил и Тришин. Потом вздохнул, покачал головой.
К заставе мы подошли примерно через сорок минут. Увидели, что оставшиеся на заставе парни, кого не отправили на границу, заняли оборону в окопах. Встретил нас лейтенант.
Был он выше меня почти на голову, а еще худощавый. В темноте лицо его показалось мне моложавым. Вроде, моложе своего возраста. Он был в бушлате. Из-под шапки выбивались на лоб слипшиеся от пота светлые волосы.
— Товарищ лейтенант, — Стали мы смирно, когда он выкарабкался из окопа, в сопровождении сержанта и торопливо пошел к нам, — Рядовые Глушко, Тришин и Селихов, прибыли на заставу по приказу прапорщика Черепанова.
Отчитывался Мишка Глушко.
— Нам было приказано доставить нарушителя государственной границы, взятого Селиховым, — продолжил он.
Лейтенанта звали Дмитрием Михайловичем Строевым. Когда мы приехали на заставу, он нас не встречал. Конным уехал проверять службу нарядов, не бедокурит ли кто. Вернулся, видимо, когда нашу рабочую группу уже выпустили.
— Уже знаю, — сказал Строев, — Анатолий Сергеич связывался со мной. Предупредил. И что? Рядовой Селихов, ты его сам взял? В одиночку?
— Так точно, товарищ лейтенант, — пожал я плечами.
Строев глянул на поникшего душманенка. Уставился на голову, что тот держал у себя в одеяле.
— Почему не отобрали посторонний предмет? — Спросил старлей строго.
— Так… — замялся Глушко, — там же голова отрезанная… Как-то не по себе такое носить.
— Да, товарищ лейтенант, — подтвердил Тришин, — они сами отразили, вот пускай сами и носят.
Строев закатил глаза.
— Задержанного в ДЗОТ. Глушко, охранять. Посторонний предмет отобрать.
— Слушаюсь, — бросил Глушко и подтолкнул душмана прикладом. Погнал его к окопам.
— Остальные свободны, — сказал Строев, — Кроме тебя, Селихов. Ты постой.
Тришин выдал «есть», побежал к укрепру, вслед за Мишей. За ними отправился и сержант, что пришел со старлеем.
Замполит смерил меня строгим взглядом.
— Значит, один взял, без оружия?
— Так точно.
— Старишй наряда, ефрейтор Алейников доложил также, что ты уничтожил четырех нарушителей. Одного из которых врукопашную. Что отвлек противника на себя, тем самым обеспечил наряду время исполнить боевую задачу. И это в первый день на заставе?
— Так точно, товарищ лейтенант.
Строгое, правильных черт лицо Строева вдруг украсила улыбка.
— Ну даешь, — хмыкнул он, — Я твое дело смотрел. По учению ты был отличником. Медаль заслужил. Ну что ты у нас окажешься, прям как товарищ Сухов из «Белого солнца пустыни», ну уж я точно не ожидал. Признаюсь, даже завидую немножко. Белой завистью.
— Я и сам не ожидал, — лукаво поскромничал я.
— Короче, обсужу этот твой поступок с шефом, когда все кончится. Ну все, давай в укреп.
— Слушаюсь, — улыбнулся я и отправился к окопам.
В окопах мы просидели до самого утра. Часам к четырем на заставу приехал замначотряда, чтобы лично разобраться во всем произошедшем. Вместе с ним прибыл и военврач Громов, тут же занялся раненными. Их на заставе оказалось пятеро. Один тяжелый, которого тут же забрали в отряд.
К шести на заставу стали возвращаться поисковые группы. Одну из них вел сам Таран. Задержать удалось семерых душманов, не успевших уйти за Пяндж. Их отправили в баню и выставили там охрану. Вместе с ними, к слову, забрали и душманенка, которого я привел на заставу.
Шеф, вместе с замначотряда надолго заперлись в канцелярии. А после и вовсе приехали особисты.
Одного из них я узнал сразу. Это был уже знакомый мне таджик. Другой, высокий, худощавый оказался русским и так же как и таджик, носил звание капитана.
Они тут же отправились в канцилярию, а позже вышел шеф. Таран распорядился пустить их к пленным. Особисты посмотрели их и сразу же забрали душманенка. Зачем-то прихватили и голову. Потом уехали в отряд. Остальных доставили в отряд на шишиге.
Жизнь заставы, тем временем, пошла своим чередом. Почти сразу, как только нас сняли с укрепрайона, а поисковые группы вернулись и привели задержанных, замполит с дежурным по заставе стали отпускать наряды на охрану границы. Усталые бойцы уходили выполнять свой долг. Ничего не поделать. Граница всегда должна оставаться под охраной.
Как я узнал позже, в сушилке, где собрались свободные от нарядов пограничники перед своим кратким отдыхом, границу перешла группировка в размере тридцати пяти — сорока человек.
Душманы действовали малыми группами по десять-пятнадцать бойцов и целенаправленно вступали в бой с нарядами, в надежде их перебить или захватить. То, что произошло сегодня, оказалось не чем иным, как охотой на пограничников.
О таких вещах я слышал не раз в моей прошлой жизни. Много читал о подобном в интернете уже в середине десятых.
Тогда я сделал однозначный вывод: такие провокации носили политический характер. Полевые командиры духов, их боевые вожди, соревновались между собой, кто убьет больше шурави. Старались показать себя с лучшей стороны, чтобы продемонстрировать нашим «западным партнерам», что они бьют советских воинов не только у себя, но и на нашей же земле.
На самом деле, зачастую в этом было больше понтов, чем воинской доблести. Часто на одного убитого пограничника приходился добрый десяток духов, отправившихся к праотцам. Сегодня получилось так же. На заставе Шамабад не погиб ни один погранец. Наряды, хоть и застигнутые врасплох, справились с боевой задачей в высшей степени эффективно.
Душманы же потеряли в этом бою девять человек убитыми. По крайней мере, столько тел мы сосчитали после боя. Притом это были только те, которых духе не успели взять с собой, за Пяндж.
— Увести его, — буркнул Сорокин, и молодого моджахеда заставили встать со стула.
Вооруженный конвой вывел его из кабинета. За ними отправился и переводчик.
Московский отряд сегодня не спал. По крайней мере, большая его часть. Вот и особый отдел работал в полную силу.
В маленьком кабинете горел свет. Капитан Хаким Шарипов нахмурил густые черные брови. Потер усталые глаза.
— М-да… Плохо… — протянул он и положил локти на стол, опер голову о руки.
— Потеряли информатора, да, — сказал Руслан Сорокин — оперативник, также носивший капитанские погоны, — но теперь у нас есть хотя бы этот. Да не кто-нибудь, а целый сынок Юсуфзы. Вытрясим из него все, что знает.
— Юсуфза водил нас за нос, — покачал головой Шарипов, — дезинформацией кормил. Причем через нашего же Наджибуллу.
— Выходит, все его последние рейды на границу были только подготовкой к вот этому нападению, — задумался Сорокин и откинулся на спинку стула, забарабанил ручкой по столу.
— Прекрати, будь другом. Раздражает, — устало сказал Шарипов.
Сорокин не прекратил.
— Обычная провокация, — сказал он, — и акт устрашения с этой головой. Но знаешь что? Меня мучают определенные подозрения.
Шарипова раздражало, что Сорокин его проигнорировал, и тот зло сказал:
— Да положи ты уже эту проклятую ручку…
Сорокин выпрямился. Стучать перестал, но снова сделал вид, что не услышал слов Хакима.
— Знаешь, что смущает? — вместо этого сказал он.
— Что? — бросил Шарипов недовольно.
— Молодой солдат в первый день на заставе, а уже берет нарушителя, в одиночку. Без оружия. Да причем такого. Тебе не кажется, что это какая-то новая провокация?
— И с какой же целью? — Недоверчиво спросил Шарипов.
— Пока не знаю.
Хаким вздохнул.
— Я просмотрел дело Селихова. Отличник боевой и политподготовки. Не успел окончить учебку, а уже с наградой. Он просто талантливый солдат, вот и все.
— Он остался один, в окружении душманов, — напомнил Сорокин, — думаешь, в такой обстановке можно уцелеть? По всем законам жанра, его бы там просто растерзали. Сколько духов рыскало у подножья Бидо? Десять? Двадцать? А он один, и он уцелел.