Потом пришел и мой черед. Когда мы оказались за камнями, не выдавая себя, пошли вдоль начинавшейся тут системы. Мы прятались за валунами, большими кустами можжевельника и сухих прибрежных растений.

Семипалов благоразумно пропустил Нарыва с Пальмой вперед себя. При этом у него сделалось такое лицо, будто бы готов он был и сам укусить служебную собаку за хвост. Видно было — закусил Семипалов.

Так двигались мы несколько минут. Потом Нарыв приказал затаиться. Все потому, что у черных в темноте столбов системы угадывалось какое-то движение.

Я явно различил три тени: две были уже по эту сторону, одна каким-то чудом, используя нехитрые приспособления непонятного рода, перебиралась через ограду системы. Однако, последний нарушитель, видимо, зацепился за колючку на козырьке и теперь старался всеми силами выбраться из проволоки. Остальные двое ждали под оградой, беспокойно оглядывались.

Нарыв справедливо рассудил, что нужно брать, пока они замешкались. Мы подобрались еще ближе, и сержант себя обнаружил:

— Фас! — Крикнул он Пальме, а сам тут же вскинул автомат и добавил, передергивая затвор: — Стой!

Мы также повыскакивали из укрытий. Наставили Калашниковы на нарушителей. Те оказались, прямо скажем, не семи пядей во лбу.

Двое кинулись бежать. Третий, повисший на столбе, рухнул от неожиданности. Раздался хруст рвущейся одежды. Он так и сел под системой, оставив на козырьке собственные штаны.

Пальма тут же кинулась к нему с рыком. За ней побежали мы.

— Фу, Пальма! Семипалов, вяжи этого! — Заорал Нарыв, а сам добавил убегающим: — Стой! Буду стрелять! А, сука!

Мужика уже взяли, и Семипалов принялся вязать ему руки за спиной.

— Этот без оружия! — успел он крикнуть, прежде чем мы с Нарывом и Пальмой пустились в догадку за остальными.

Первый бежал быстро, следом за ним неловко ковыляла по КСП, по всей видимости, женщина. Пальма легко ее настигла, схватила за одежду на спине и повалила. Нарыв тут же подскочил к ним, оттянул собаку.

— Вяжи его! — Крикнул я, — я за последним!

— Давай! Я следом! — Крикнул Нарыв, доставая из подсумка наручники.

Уходящий вперед нарушитель, по всей видимости, не собирался сопротивляться силой, только бежать. Я был почти уверен, что он без оружия.

Одежда на нем оказалась мешковатая и просторная. Она не слабо сковывала движения при беге. Я, несмотря на боевую выкладку, неуклонно догонял. Развитая марш-бросками дыхалка давала о себе знать.

— Стой! — Крикнул я, нагоняя выдохшегося нарушителя.

Внезапно тот вильнул, собираясь, видимо, уйти в кусты. Я сообразил быстро и даже позволил ему это сделать. В темноте не увидел глупый беглец, что за кустами резко вырастала горка, тянущаяся вдоль всей системы. Он кинулся в заросли сухой колючки, тут же застрял в них, и я его настиг.

Схватив за одежду, потянул на себя, одновременно пнул в ногу. Мужик завалился на спину, и я наставил на него оружие.

— Руки! — Кирунул я, и тот тут же задрал пустые руки.

За моей спиной возник сержант Нарыв. Видимо, бежал следом и запыхался. Дурная Пальма немедленно, без приказа своего инструктора укусила нарушителя за бедро. Тот вскрикнул.

— Фу! Фу! Дурная псина! — Оттащил нарыв Пальму за ошейник, — Фу!

Я быстро обыскал нарушителя, стянул с него какую-то сумку, набитую чем-то мягким, откинул в сторону.

— Переворачивай его! Вяжи! — Кричал Нарыв.

Я тут же пнул мужика по сапогу.

— На живот! Быстро! — Кивнул автоматом, для ясности. — Руки за голову!

Мужик понял, а может быть, просто оказался опытным и перевернулся, закинул руки за чалму.

Я достал ремень из подсумка. Опустился, стал вязать руки. Когда поднял голову, увидел вдруг… Еще одного человека.

Некто прятался в кустах, чуть выше, над пограничной тропой, и поняв, что его обнаружили, тут же скрылся. Он быстро пошел по горе, вдоль кустов.

— На! Вяжи! — Крикнул я Нарвыу, — там еще один!

— Преследуй! Я за тобой! По следу пойду! — Ответил сержант и взял у меня концы ремня.

Я тут же помчался следом за внезапным четвертым нарушителем. Забрался на гору, пошел вдоль засохшего на зиму кустарника и можжевеловых зарослей.

Кто был этот четвертый нарушитель? Систему перелезли трое. А он? Встречающий? Разведчик, ушедший вперед?

Фигура нарушителя замелькала впереди. По облегающей одежде я быстро понял, что это… женщина? Именно эта одежда у меня и вызвала подозрения. Если те трое явно носили национальные афганские наряды, то женщина, старавшаяся уйти от меня, была одета совсем по-европейски.

Когда она вдруг юркнула вправо и стала карабкаться по пригорку, я немедленно бросился следом.

Женщина замедлилась, я быстро сократил дистанцию и стал догонять. Не успела она забраться, как я оказался рядом, толкнул ее на землю, не удержав равновесия, упал сверху.

Раздался женский визг.

— Что вы делаете⁈ Это ошибка! — На чистейшем русском запротестовала она, — я никакой не нарушитель! Слезьте с меня!

Услышав нотки знакомого голоса, я нахмурился. Перестал с ней бороться и просто заглянул в глаза.

— Наташа? — Недоуменно спросил я.

Ворочавшаяся подо мной девушка вдруг застыла. Широко раскрыла такие знакомые светлые в темноте глаза. Глаза моей супруги.

— Что? — Только и ответила она тихо.

Ихаб знал, куда идти. Непогоду он переждал в одном из приграничных кишлаков. Переночевав там, отправился в другой, что развернулся в нескольких километрах от границы с СССР.

Там, как и ожидалось, он быстро наткнулся на людей Юсуфзы, которые, конечно, узнали старого охотника.

Когда один из них спросил его, зачем он покинул землю шурави, тот ответил:

— Я все еще не оставляю надежду найти сына. Раз уж на советской стороне его нет, может, какие-нибудь вести о нем найдутся здесь?

Душман, встретивший его, хмыкнул. Таинственно добавил:

— Может, и найдутся. Я даже знаю, где ты можешь начать свои поиски.

Духи были вооружены, но Ихаб их не испугался, а даже покорился, позволив им отвести его к руинам древнего караван-сарая, в которых стоял небольшой лагерь.

Внутри источенных ветром стен было душ пятнадцать народу. Были лошади и мулы. В развернутых под небом шатрах жили вооруженные моджахеды.

Когда Ихаба повели к ветхому, но довольно большому дому, он заметил во дворе яму с рабами, закрытую деревянной решеткой.

До боли в глазах всматривался Ихаб в темноту этой ямы, но выкопали ее далеко, и он не заметил там ни единой живой души. Зато он увидел рабов. Худых, грязных, голодных. Кто-то из них чистил выгребную яму за развалинами старой стены. Другие несли дрова и тяжелые камни к очагам душманов.

Когда его провели в дом, внутри оказалось уютно. В недавно сложенной каменной печи горел огонь. Несколько крепких мужчин что-то обсуждали недалеко от закопченной печью стены.

— Господин, — поклонился один из душманов, что привели Ихаба, — к нам пожаловал занятный гость.

Вооруженные люди насторожились. Наградили поклонившегося Ихаба суровыми взглядами. Одетые в шелковые халаты, цветные тюрбаны и куфии, они не вынимали из-за пояса больших ножей.

— А, старый мой знакомец Ихаб, — встал высокий смуглокожий мужчина с редковатой, но длинной бородой.

Ихаб сразу его узнал. Это был Аллах-Дад, первый сын Юсуфзы. Возрастом не старше тридцати, он был высок. Выделялся гордой, почти солдатской осанкой, похожей на ту выправку, какую привык видеть Ихаб у пограничников шурави.

— Признаться, я очень удивлен тем, что увидел тебя здесь, — сказал он.

Ихаб поклонился.

— Я все еще ищу своего сына, дорогой Аллах-Дад. Раз уж его нет на земле шурави, может здесь о нем что-то известно.

Пусть, слова о сыне были лишь легендой Ихаба, и умом он понимал, что надеяться застать его в живых глупо, в глубине души старый охотник желал этого больше всего на свете. Думал о том, что может, и правда, судьба улыбнется Ихабу, и он хотя бы найдет могилу своего Аниса.