– Ты спросил у меня лично, или я должен говорить и за человека, которого раза три в жизни видел? Но я тебе могу сказать, когда в следующий раз начнётся революция и в какой стране. А ты сам готов оплачивать такие сведения?

– А сумма вопроса?

– Очень большая. И это ещё ограничивается невозможностью для тебя потом поделиться этой информацией со своими друзьями. Только ты сам сможешь ею воспользоваться. Готов обсуждать?

– Ты мне не говори, сколько это стоит до цента. Ты мне уровень денег назови – миллион, десять, сто?

– Обычно – десять процентов от суммы капитала, вложенного в страну.

– Да вы там совсем поохренели, революционеры поганые!

– Ты знаешь, то же самое говорят и революционеры, только почему-то меня, у которого ни одного заводишки за душой нет, называют капиталистом.

Когда Чернышков вернулся в свой офис, он связался с Судостроевым.

– Хорхе, пляши, есть деньги на Парагвай.

– Что, старый пень клюнул?

– Да.

– И когда начнётся революция?

– Я обещал, что примерно через четыре месяца.

– Да ты что! Там ещё конь не валялся. Мне ещё не только карамультуки туда нужно завезти, но и людишек обучить.

– Ты же сказал, что все готово.

– Я имел в виду только саму ситуацию. А если начнём, а народ не поддержит. Сначала надо раскалить массы и нагнать истерию. Там же неграмотное крестьянство. С ним одними лозунгами не обойдёшься. Нужно ещё правительство поставить в цейтнот и цугцванг. И дать ему программу, по которой оно придёт к нашим целям.

– Это долго?

– Я понимаю так, что нужно все бросить, и заниматься только этим!. Только в таком случае успеем.

– Я не говорил, что революция начнётся ровно через четыре месяца. На крайняк, у Дона будет возможность перевести ещё деньги и компаньонов.

– Ты сколько запросил?

– У них там собственности на триста пятьдесят – пятьсот миллионов, плюс оборотных, белых, около двух сотен, плюс чёрного нала не меньше. Чёрный нал я ему простил, а за все остальное старик заплатит шестьдесят миллионов.

– Слушай, бегство капитала из страны мы и используем как катализатор процесса. Надо ещё парочку людишек так спровоцировать… дай мне пару часов, и я тебе дам их телефоны. Выберем самых богатых, а ты им подробно объяснишь о непростой социальной обстановке в Парагвае.

– Понял. Так все-таки когда?

– В сроки уложимся. Решим вопрос.

Судостроев под пристальным взором охраны вышел из президентского дворца. Не такого он ждал приёма от президента Стресснера, этого надутого индюка. Понятно, что тот прекрасно осведомлён о роли Родригеса в южноамериканской политике, и особо – о его роли в революциях, прокатившихся по Южной Америке. Тем более мог бы прислушаться к предложениям, они-то из тех, от которых не принято отказываться. Ведь на испанском же языке президенту предложили поделиться властью в обмен на целостность его драгоценной шкурки. Альфредо Стресснер решил, что власть важнее жизни. Ну да ладно… на «нет» и суда нет. Родригес опустился на заднее сиденье «Кадиллака» и махнул рукой в направлении аэропорта.

Через два дня в аэропорту Буэнос-Айреса приземлился частный самолёт, прилетевший из Североамериканских Штатов, на котором в Аргентину прибыла группа товарищей. Товарищи были встречены без помпезности и лишнего привлечения внимания к своим персонам и немедленно направились на виллу Родригеса. Среди них помимо Чернышкова и Пилипенко было ещё несколько сотрудников «General Security».

Судостроев принял сразу же, ибо ждал их с нетерпением. За накрытым столом им была предложена к обсуждению основная схема проведения революции в Парагвае. Поели, поговорили. Схему, уточнив в частностях, приняли.

После этого Пилипенко вместе со своими подчинёнными улетел в Боливию, где на базе одного из предприятий Родригеса начал готовить вооружения для будущей повстанческой армии Парагвая.

Чернышков с товарищами направился в Парагвай с не менее важными задачами. Его визит прикрывался легендой об инспекции филиала «General Security». Сам Судостроев тоже поехал туда, только отдельно от Чернышкова. Понятно, что после его прибытия в Асунсьон его сразу же возьмёт под наблюдение местная охранка. На этом и строится расчёт. Родригес будет отводить взор охранки от настоящих действий и должен направить её по ложному следу.

Так сложилось, что довольно большая группа русских белоэмигрантов после поражения в Гражданской войне добралась до Парагвая и осела здесь. В отличие от товарищей по несчастью в Европе, Маньчжурии и в США, они поняли, что свержение Советской власти в России – дохлое дело, поэтому и устраивались здесь всерьёз и надолго. Молодые люди, как с опытом боевых действий, так и без оного, поступали служить в местную армию, благо вакансий хватало, а малая зарплата компенсировалась уважением гражданских и не позволяла пролезать туда подлецам и негодяям. Более того, формировались целые армейские династии. И вскоре более грамотные и сплочённые русские офицеры заняли все ключевые позиции в армии; а потом вспыхнула война в Гран-Чако – плоской равнине у подножия Кордильер. В 1932 году соседняя Боливия, по опыту предыдущей войны в тех же местах, решила ещё чувствительнее обкромсать территорию Парагвая, накупила в Европе и США танков и самолётов, наняла побольше солдат и обрушилась на страну.

И тут наступил звёздный час русского офицерства. Люди Чести, они доказали, что Парагвай не зря кормил их больше двадцати лет. Нищий Парагвай не мог себе позволить держать большую армию в мирное время, и она насчитывала всего три тысячи человек. Только после нападения была объявлена мобилизация, и всего в армию Парагвая было мобилизовано шестьдесят тысяч бойцов. Парагвайская армия устроила такую «козью морду» незадачливым соседям, что из вломившегося на территорию страны полумиллиона захватчиков триста тысяч попали в плен, а под сотню тысяч полегло. Все потому, что опыт Гражданской войны в России оказался более ценным, чем указания европейских военных светил, которые решили поживиться на этой войне. А это был не просто опыт Гражданской, если брать конкретнее, это была стратегия Первой Конной армии Семена Будённого: охваты и окружения, молниеносное сосредоточение огня на важных направлениях, стремительные рейды по тылам и коммуникациям, и конечно же – широкая поддержка местного населения.

Боливия осталась без армии, и после того, как боевые действия были перенесены на её территорию, запросила мира. Для Парагвая это оказалось огромным облегчением, потому что у страны не было средств не только воевать, но и содержать толпы пленных боливийцев.

Больше уже никто в стране не сомневался в том, что для Парагвая было огромным приобретением то, что он в своё время приютил нищих и голодных белогвардейцев, они с огромными процентами вернули все потраченное на себя. И все это время русские, в силу каких-то особенностей, предпочитали держаться вместе. Нет, конечно же, среди них находились отщепенцы, которые, разбогатев, вдруг начинали не узнавать на улицах своих бывших соотечественников, подпав под влияние англосаксонской идеологии еретического дарвинизма, но большинство придерживалось тех связей, которые в своё время помогли всем им выжить и занять достойное место в обществе.

Это внезапно пригодилось, когда в результате поражения Германии от СССР в Южную Америку вообще, и в Парагвай в частности, хлынули толпы беженцев из Европы. Сначала начались потасовки молодёжи в барах и танцзалах столицы, а затем столкновения переросли в войну уже взрослых людей, с разгромом магазинов и нападениями на места компактного проживания. Причём на стороне европейцев, помимо собственно немцев, итальянцев, французов и других, выступили и некоторые коренные жители столицы, привлечённые призывом католических священников. Реакция русской диаспоры была жёсткой. На военное положение перевели всех, способных носить оружие. Организовали постоянное дежурство патрулей, вооружённых стрелковым автоматическим оружием в русских районах, и теперь легковую машину, из которой могла раздаться очередь по окнам домов, встречали несколько пулемётов и автоматов. Полиция сначала попыталась встать на сторону европейцев, но на следующий день, вечерком, министра внутренних дел посетили представители Генштаба, подробно ему рассказали, от кого и сколько он получает денег, на какие преступления просил своих подчинённых закрыть глаза и сколько всякого добра ему принадлежит. Насчёт добра уточнили особо, что есть охотники это добро присвоить, и Генштабу уже трудно этих охотников сдерживать. По полиции прошёл приказ, что разборки между уважаемыми русскими и сбродом из Европы касаются только их, что и предрешило поражение пришельцев. Очень скоро европейцам указали их настоящее место – под лавкой, и оставили им для прожития только легальные сферы, закрыв для них возможность получать доходы в армии, от преступности и от экспорта.