– Хорошо, сынок, традиции так традиции. Решили мы, что негоже тратить силы вверенной мне дивизии до момента, когда перед нами будет открыт выход на оперативный простор. А ломать оборону некому, тебе придётся её ломать.

– Командующий фронтом знает о вашем решении?

– Пока не знает. А узнает, так с энтузиазмом поддержит. И не смотри на меня так, ты, сынок, теперь не у себя в НКВД, а на фронте. Это тебе не зубы бедолагам напильником стачивать, здесь ФРОНТ.

Чернышков молча откозырнул, повернулся через левое плечо и вышел из пыльной комнаты, именуемой штабом стрелковой дивизии. Не заходя в своё расположение, он оседлал трофейный «Кюбельваген» и во весь опор понёсся в штаб корпуса, благо что и повод имелся, Чернышков ещё не представился комкору. Когда он узнал в командующем корпусом генерал-майора Черняховского, от сердца сразу отлегло, солдатская молва очень высоко ценила молодого комкора.

Генерал Черняховский коротко посмеялся, узнав о намерениях Пиотровского, подробно расспросил майора о его соображениях по поводу предстоящей операции. В основном одобрил их, при этом задавал настолько толковые и грамотные вопросы, что Александр и сам невольно зауважал комкора.

Следующие три дня и три ночи гвардейцы-осназовцы шерстили передний край немцев. Кстати, именно они и обнаружили прибытие французских «добровольцев». После этого майор смеялся над самим собой и над Пилипенко, вспоминая тревоги той ночи. Тут сама судьба давала шанс отличиться, подставив под удар его ребят помимо и без того не очень сильных немцев ещё и французов.

Прорывать фронт на совещании в штабе корпуса решили не в том месте, где будет основной удар артиллерии, а в трех километрах правее, под прикрытием дымовой завесы, на стыке между французским отрядом и 7-й танковой дивизией немцев, в которой от танков остались лишь воспоминания. Атаку запланировали после удара гвардейского миномётного дивизиона «катюш».

К 12 ноября сосредоточение в основном закончилось, и после короткого, но яростного артналёта дивизия Пиотровского пошла вперёд. А с тыла по немецким окопам ударили осназовцы Чернышкова, просочившиеся предыдущей ночью в расположение противника. Оборона была подавлена в течение двадцати минут, и уже через полчаса после начала артподготовки корпуса Юго-Западного фронта один за другим стали вливаться в Арденнский лес.

Пользуясь преимуществом в мобильности, Красная Армия рокировала свои войска на место прорыва, и после того как во фланг наступающей по германской территории 47-й стрелковой дивизии ударили несколько батальонов бельгийской пехоты, два танковых корпуса развернули наступление на Брюссель и Антверпен. И вновь, как это и бывало неоднократно, впереди танков 6-го гвардейского танкового корпуса на трофейных машинах, броневиках и мотоциклах рвались вперёд осназовцы.

В деревню, в которой расположился французский горнострелковый батальон войск СС, вошли несколько десятков оборванных, грязных солдат новоиспечённой бельгийской армии. Вооружённые немецкими пистолетами-пулемётами, винтовками, в английском обмундировании, переданном им немцами из трофеев, захваченных в Дюнкерке в прошлом году, они представляли довольно жалкое зрелище. Без тяжёлого вооружения, без техники. Это были остатки войск прикрытия границы, которые должны были со всей строгостью «суверенного» государства следить за нерушимостью границ. То ли русские, как всегда, что-то напутали с картами, то ли действительно перешли границу, но бельгийцы предприняли атаку во фланг ударной группировки Красной Армии, наступающей по территории Германии. Советы даже не выделяли особых подразделений, отправили танковую бригаду с поддержкой стрелкового батальона, и они загнали бедных вояк, минуя собственно Бельгию, даже на территорию Франции.

Майор Жак-Франсуа Ле Пэн, командир батальона, определил им несколько крестьянских домов, и когда они на другое утро несколько оправились от поспешного бегства, стал решать, что с ними дальше делать. Пока большие начальники решали, солдаты, те кто не ранен, облюбовали местное футбольное поле, и через некоторое время на нем состоялся международный матч по футболу между армейскими сборными Франции и Бельгии.

Чернышков в таких операциях всегда участвовал сам. А как ещё возможно руководить своими подчинёнными, если не можешь вмешаться в ситуацию, а через линию фронта это очень трудно сделать, и исправить её. Он всегда удивлялся расположению полковых и дивизионных наблюдательных пунктов стрелковых частей. Как умудрялись командовать военачальники, не видя действий ни своих, ни противника, для него всегда было тайной, наверно, они слово волшебное знали. А сам он всегда был в первой шеренге, если такое слово позволительно при описании работы Осназа. Сейчас его парни, оставив на своей стороне все имущество, навьюченные, как мулы, оружием и взрывчаткой, готовились поддержать ударом по тыловым коммуникациям прорыв фронта. Немцы и французы не ждали здесь настоящего прорыва, поэтому и оборона в глубине строилась по принципу опорных пунктов.

Немецкая военная наука к этому времени сделала достаточно большой шаг, разработав теорию «шверпункта», ключевой точки обороны, борьба за которую и удержание которой является ключевым моментом для достижения успеха в оборонительной операции. Советский Осназ знал об этом. И Чернышков искал сейчас тот самый «шверпункт», захватили разгром которого позволит развалить всю оборону немцев. Ту самую «избушку лесника», за которую порой разворачивались самые кровавые и ожесточённые, и при взгляде непосвящённого, самые бесполезные сражения.

И эта «избушка», точнее небольшой посёлок Кляйнегерсдорф, был найден. В трех километрах от линии фронта, а это в горной и лесистой местности достаточно большое расстояние, на перекрёстке дорог, в нескольких каменных домах, окружённых каменными же заборами, расположился немецкий опорный пункт. Своим огнём он прикрывал выход из теснины в долину, а сам при этом был закрыт от наблюдения с воздуха вековыми деревьями. Помимо десятка пулемётов из подвалов домов торчали стволы «гадюк», длинноствольных 50-миллиметровых противотанковых, пушек. Во дворах, за каменными сараями тянули к небу свои хоботы крупнокалиберные миномёты. Такой «шверпункт» мог остановить танковую бригаду и заставить отступить, теряя десятки солдат, стрелковую дивизию. Та линия обороны, в которую упёрлись наши части, была только предпольем, настоящее сражение должно было, по мысли немецких командиров, развернуться здесь.

Сразу же в штаб корпуса ушла шифровка о найденном опорном пункте. И ответ не заставил себя ждать – уничтожить противника.

Рота Осназа расположилась повзводно на горном кряже вдоль всей дороги. Отделение управления, а это связист с рацией да сам Чернышков, заняли место рядом со скалой, нависающей над дорогой, ведущей к Кляйнегерсдорфу. Взводы тоже были расположены так, что в любой момент они с места своей стоянки могли нанести огневое воздействие по противнику, пытающемуся воспользоваться дорогой. Конечно, с точки зрения бывалого диверсанта, это было неправильно, стоянка должна находиться вне зоны, в которой предполагаются действия отряда, но у Чернышкова не было времени, а главное, не было насущной необходимости; оборудовать такой схрон.

Атаку назначили на закате. По плану майора, первый и второй взводы должны, после удара нашей авиации, атаковать и уничтожить с тыла гарнизон опорного пункта. Третий взвод блокирует подступы с северо-запада, откуда может прийти подкрепление.

Вооружение, которое осназовцы перетащили через практически непроходимый перевал, составляло по одному крупнокалиберному пулемёту и по противотанковому ружью на взвод, остальные десантники были вооружены либо самозарядками СВТ, либо ППШ. У каждого, помимо всего остального оружия, по пистолету ТТ и по набору метательных ножей. Ну и, само собой разумеется, гранаты в достатке.

Корректировать огонь артиллерии Александр поручил Пилипенко. Незадолго до того, как по-осеннему красный диск солнца коснулся горизонта, где-то в лесу бухнул разрыв фугасного снаряда. Пилипенко, бубня в рацию, поведал артиллеристам, что разрыв снаряда он не заметил, и попросил перенести прицел влево двести, на той же дальности. Через полминуты фонтан грязи взвился из придорожной канавы, и чуть позже беглый огонь нескольких батарей накрыл Кляйнегерсдорф. Со стороны заходящего солнца на посёлок обрушились друг за другом пять звеньев штурмовиков Ил-2. Лётчики издалека давали залп эрэсами, потом, приблизившись, обрушивали на дома и строения потоки пушечно-пулемётного огня и, проходя над целью, высыпали на неё серии мелких бомб. Но Чернышков не торопился начинать атаку, поджидая основной удар, который должна нанести фронтовая бомбардировочная авиация. Вскоре в разрывах облаков, под прикрытием вездесущих «ишачков», появились бомбардировщики Ил-4. Самолёты сделали плавный разворот и, снизившись до полукилометра, легли на боевой курс. На Кляйнегерсдорф страшно было смотреть. Вместо аккуратненьких домишек, мощёных улочек и уютных садиков после удара авиации и артналёта он стал представлять собой дикое месиво расщеплённых деревьев, горящих зданий и лунного ландшафта. Повсюду лежали тела немецких солдат и французских добровольцев. Только после того, как он убедился в том, что самолёты отбомбились, Чернышков повёл своих бойцов вперёд. Осназовцы рывком преодолели огороды, отделявшие дворы усадеб от леса, и начался бой. Дым от бомбёжки и пожаров застелил улицы, и бой сразу же перешёл в перестрелку на короткой дистанции.