— Иметь близкие отношения с девушкой, — сказал Ринальдо, — может быть хорошей вещью. Если бы ты был кем-то другим – кем-то менее сложным – худшее, что могло бы случиться – у вас бы ничего не сложилось. Ты непростой человек, Арден, и ты в непростом положении. И сучки всё делают ещё более сложным.

— Я в курсе, сэр.

— Ты в курсе, — передразнил он. — Это что-то изменит, когда кто-нибудь узнает, в какое дерьмо ты вляпался? Что лучше: сохранить свою голову или горячую потаскуху, а? Лучше тебе позаботиться о том, чтобы не демонстрировать свою привязанность к ней. Тут ты проделал дерьмовую работу с этой твоей малышкой.

Это, в конце концов, не важно. Бриджет пытались использовать против меня, но все наши отношения были не так важны, как моя преданность Ринальдо Моретти. Это не помешало мне убить её за предательство.

Но с Лиа? Это была другая тема. Если бы она сделала что-то подобное тому, что сделала Бриджет, я не знал, как бы отреагировал. Бриджет была удобной для траха и полезной, чтобы помочь мне спать, но Лиа значила для меня что-то совершенно иное – что-то, что я не мог выразить словами или даже просто подумать об этом.

Но независимо от результата, я не предал бы Ринальдо. Никогда. Дело не только в том, что он мне платил или в том, что он дал мне работу и повод побывать во всех уголках мира - всё было гораздо сложнее. Как и мои неозвученные чувства к Лиа, я не мог выразить, почему чувствовал верность к нему, но это не было тем, от чего я мог бы отказаться из-за угрозы тюремного заключения.

Я не был уверен, что могу всё бросить ради Лиа.

Встряхнув головой, я прислонился к стене камеры, чтобы посмотреть в окно на машины и людей, снующих далеко внизу. Здесь было слишком сложно думать. Мне нужно было оказаться на улице и, возможно, немного попрактиковаться в стрельбе по мишеням, чтобы мой разум снова по-настоящему заработал.

Интересно, смогу ли я когда-нибудь снова взять в руки свою винтовку Барретт.

Её, наверняка, изъяли в качестве улики и, очень возможно, она с этого момента потеряна для меня. Можно было бы достать другую, но эта была со мной в течение долгого времени – я приобрёл её сразу же, как меня выписали. На неё ушла большая часть денег, которые у меня были на тот момент, но это был единственный способ, когда я мог сконцентрироваться. Мне нужно было ощущение холодного металла в руках, когда мой палец лежал на курке, и отдача сильно била мне в плечо. Наблюдение через оптический прицел и то, как я попадаю в цель, было единственным временем, когда я чувствовал себя умиротворённым.

Ну, может быть, «умиротворённый» было не совсем правильным словом, но это удерживало меня от паники.

Я вздохнул и надолго вернулся к настоящему, чтобы перебрать в памяти всех, кого я знал в организации Греко достаточно хорошо, чтобы приблизиться к нему и убедить, что моя преданность теперь выставлена на продажу. Я не мог вспомнить ни одного, кто не видел бы ствол моей Беретты, направленный на их лица во время той или иной стычки. И ещё я когда-то убил двоюродного брата любовницы Греко, хотя он и не знал, что это был я.

Охранник позвал меня - пришло время есть то, что они пытались здесь выдать за еду. Я не был голоден и предпочёл бы остаться в своей камере и молча поразмыслить, но пропуск пищи - не вариант. Несмотря на необходимость разработки плана, мне нужны были мои ресурсы во внешнем мире.

Отсюда ничего не нельзя было сделать, поэтому мне просто нужно подождать.

Я даже не смог притвориться удивлённым, когда ко мне в камеру пришёл Мастерсон и заявил, что меня выпускают под залог. Он только сообщил о внеочередном слушании, на котором приняли положительное для меня решение, но я сомневался, что такая встреча вообще проходила. Были задействованы, без сомнения, все ресурсы Трента.

Я должен был сыграть свою партию очень и очень осторожно.

И начать всё по порядку.

— Могу я позвонить?

— Это, блядь, не мне решать, — проворчал Мастерсон, пока выводил меня из блока. — Спроси у начальника.

Начальник разрешил мне позвонить, пока доставляли мои вещи из хранилища. Телефон успел прозвенеть только дважды, прежде чем я услышал на другом конце знакомый голос.

— Марк Дункан.

— Здравствуй, это Эван Арден. У меня к тебе просьба.

— Конечно, Эван, что тебе нужно?

— Помнишь девушку, которая сюда приходила? — я закатил глаза сам на себя и покачал головой. Это ведь я был безумен, а он, безусловно, всё помнил. — Просто я надеялся, что у тебя есть её контактная информация. У меня здесь нет моего телефона.

— Да, конечно.

— Ты не мог бы позвонить ей и попросить приехать и забрать меня?

— Забрать тебя? — он замолчал, а потом продолжил: — Эван, ты где?

Я практически видел его лицо, когда он размышлял, сбежал я, и теперь меня разыскивала полиция, или нет. Интересно, поднял ли он трубку своего стационарного телефона, чтобы вызвать копов на поимку сбежавшего пациента?

— Я всё ещё в исправительном центре, — сказал ему. — Меня освободили.

— Освободили?

— Да, — я никогда не понимал желание людей повторять слова подобным образом, но я постарался не раздражаться. Наверное, это последнее, что он ожидал от меня услышать. — Ты можешь ей позвонить?

— Да, конечно, — сказал он. — Просто не могу поверить, что никто со мной не связался. Когда это случилось?

— Совсем недавно - специальные слушания или что-то вроде этого. Понятия не имею. Я просто знаю, что хочу отсюда выбраться.

— Я могу сам тебя забрать.

— Нет, правда, если бы ты позвонил ей и попросил приехать, это было бы здорово. Мне нужно выспаться, но я скоро к тебе заеду.

Я не собирался этого делать, но он так скоро не догадается об этом.

Я передал телефон какой-то женщине, сидящей за столом, и меня отвели в небольшую комнату и оставили наедине с картонной коробкой, в которой находилось всё, что у меня было с собой, когда меня сюда привезли. Я протянул руку и вытащил защитную военную форму морпеха. Мне не хотелось надевать её снова, но я не мог уйти в оранжевой тюремной робе, поэтому быстро стащил с себя комбинезон. Я не собирался надевать нижнее белье, которое было на мне в тот день, так что я оставил его в коробке и натянул на себя желто-коричневые с камуфляжным узором брюки в стиле коммандос. Следующими были мои часы, затем светло-серая футболка с носками. По какой-то причине мысль о необходимости надеть грязную обувь не показалась мне такой же неприятной, в отличие от боксеров. Мои ботинки и кепка лежали в коробке, и, когда я их вытащил, что-то упало на пол с металлическим лязгом.

Мои военные жетоны.

Я поднял их и провёл пальцем по выпуклым буквам.

АРДЕН

ЭВАН Н. КМП США

047289

А(II) ОТР

КАТОЛИК

Я глубоко вздохнул и попытался оттолкнуть множество воспоминаний, которые воскресил холодный металл. По большей части это сработало - жетоны вызвали лишь приятные воспоминания. Единственное реальное сожаление, которое я испытал - это то, что я назвал себя католиком, хотя, будучи семнадцатилетним ребенком, ответ на этот вопрос был дан за меня автоматически.

Если Бог и существовал, то Он не испытывал ко мне никакой любви, ну и хрен с Ним.

Я надел металлическую цепочку на шею и засунул жетоны под футболку, потом зашнуровал ботинки, натянул кепку и покинул комнату. Мне пришлось подписать ещё несколько документов, но процесс не занял много времени. Я надеялся, что Лиа уже получила моё сообщение, и что она не ждала меня слишком долго.

Никуда больше не заглядывая, я вышел наружу. Осмотрев вдоль и поперёк Ван-Бурен-стрит, я не увидел никаких признаков, что Лиа где-то припарковалась. Поэтому направился к углу Ван-Бурен-стрит и Юг-Кларк-стрит, но там её тоже не было. Вряд ли на улице рядом с входом была какая-нибудь действующая парковка, поэтому было трудно сказать, где она могла оставить машину.