– Значит, ты больше никогда туда не пойдешь?.. – спросил Димка.

Ксана, оправляя на себе голубую кофточку, глянула в сторону безымянной горы, потом в сторону Шахт и покосилась на Димку.

– Я завтра опять к вам иду после уроков… Я сегодня ничего не купила… – Она вдруг потупилась, так как на тропинке от домиков с ведром в руках появилась ее мать, о чем без труда догадался Димка – до того они были похожи.

А когда, оглядев их, та прошла мимо, Ксана подтвердила:

– Мама… – И сразу как бы замкнулась.

Сана ходила за мягкой водой к родничку в посадках. Колодезная была жесткой, и длинные волосы не промывались.

– Здравствуйте, – с опозданием поприветствовал ее Димка, когда тетка Сана шла в обратном направлении.

Она кивнула в ответ, ничего не сказала.

– Ну, мне пора домой… – неуверенно проговорила Ксана, подождав, когда мать скроется за поворотом. – Я еще уроки не делала, – добавила она для большей убедительности.

– А что там делать? – удивился Димка.

– Ну, посмотреть надо… – И, тряхнув косой, неожиданно подала Димке руку: – До свиданья.

Димка впервые пожимал руку девчонке и ответил невразумительно.

– Пойду… – высвободив ладошку, еще раз повторила Ксана и, не оглядываясь, ушла.

Димку больше не тревожило то, что во время занятий Ксана не обращает на него внимания. Для нее и остальные-то словно бы не существовали в классе. Право это, видимо, давно было признано за ней, и если, к примеру, возле других девчонок то и дело затевалась какая-нибудь свалка – борьба или игра в пятнашки, – Ксану старались не трогать. Уж слишком серьезно воспринимала она все.

После большой перемены Димка опять нашел в своей парте записку: «Если вы ни с кем не дружите, приходите в воскресенье в парк». А внизу был нарисован хитрый, со многими завитушками вензель. Поворачивая бумажку то так, то эдак, Валерка угадал в переплетении закорючек Риткины инициалы.

И хотя Димкин интерес к записке почти угас, было все же чуточку приятно иметь это новое послание.

– Выкину потом, – зачем-то объяснил он Валерке, пряча записку в карман.

Валерка смутился, так как очень уж внимательно следил за Димкой в эту минуту.

– Да я ничего, – сказал он, будто оправдываясь.

И Димка тоже немного смутился.

С трудом дождавшись конца занятий, он проводил Валерку до Маслозаводского пруда, распрощался и быстрым шагом, чтобы наверстать время, пересек Ермолаевку в обратном направлении – к Долгой.

Ксана шла не по дороге, а по одной из тропинок, что, петляя и пересекаясь во всех направлениях, исчертили Долгую по какой-то необъяснимой прихоти людей, в основе которой был вовсе не закон кратчайшего расстояния между двумя точками.

Слегка покачивая портфелем в руке, Ксана шла медленно, и Димка легко догнал ее.

Трава, иссохшая на склоне Долгой, мягко проминалась под ногами, шурша и похрустывая.

– А во что ты будешь крупу брать? – спросил Димка.

– У меня есть. В портфеле…

Почти неразличимые снизу – просто две безымянные фигурки на склоне горы, – они шли как бы на виду у всего села, и потому некоторое время разговор не вязался. Потом Димка сказал:

– Хочешь, я тебе детекторный приемник сделаю? И передатчик!

– А зачем? – спросила Ксана.

– Ну, переговариваться… У нас на Донбассе у всех были! Деталей у меня – целый ящик!

Ксана вспомнила разговор с матерью по поводу щенка.

– Я не понимаю ничего в приемниках…

– Да это научиться дважды два! Знаешь, как здорово! У меня даже постоянное время было, когда я работал. – И, воодушевленный, Димка рассказал о своей подпольной радиостанции «Пантера», из-за которой, между прочим, у него были крупные неприятности с милицией. Об этом Димка умолчал. Но в заключение истины ради добавил: – Правда, если поймают, могут отобрать все…

– Тогда я боюсь, – обрадовалась Ксана.

Димка хотел сказать, что в этой глуши никто никогда не найдет радиостанцию, но вспомнил, что ермолаевский милиционер дядя Митя – отчим Ксаны, и предложил компромиссное решение:

– Ну, я сделаю тебе один приемник, а сам буду пластинки передавать.

Ксана поколебалась. Уточнила:

– Маленький?

– Вот такой! – Димка показал пальцами небольшой прямоугольник. – Валерке тоже сделаю!

– Ну, если маленький…

– Маленький! С наушниками.

– Сделай… – неуверенно согласилась Ксана. И качнула портфелем в руке. Потом неожиданно добавила, не глядя на Димку: – А ты одной девочке понравился…

Димка даже приостановился на мгновение. Достал из кармана записку, что нашел в парте, показал на вытянутой ладошке:

– Я и забыл…

Ксана медленно покосилась на его ладонь. (Это она тоже умела как-то по-особому: медленно перевести глаза на что-нибудь справа или слева от себя, не поворачивая головы при этом, словно боясь одним лишним движением потревожить свою тяжелую косу.)

– Это та, что с тобой сидит? – спросил Димка.

– Зачем ты чужие показываешь… – не ответив, проговорила Ксана и опять осторожно качнула портфелем.

Димка перевернул ладонь тыльной стороной вверх, записка упала на траву, под ноги ему.

– Зачем? – спросила Ксана.

– А зачем она мне? – вопросом на вопрос ответил Димка.

Минут пять шли молча.

Склон стал пологим, и тропинка, в последний раз вильнув направо, устремилась к дороге, что вела от Холмогор к Шахтам; машины попадали сюда от случая к случаю, и между двумя неглубокими колеями росла будыльчатая трава.

– Ты, наверно, физику хорошо знаешь? – спросила Ксана.

– Физика – пустяк! Математика, химия… – ответил Димка. – А вот русский язык – до смерти не люблю.

– Почему? Я наоборот. Надо книг больше читать – полюбишь, – наставительно заметила Ксана. – Спроси у Надежды Филипповны.

– Некогда, Ксана, читать много!

– Заработался?!

– Да ты ж отличница, тебе все одинаково: что физика, что русский…

– Вовсе не одинаково, – сказала Ксана. – И никакая я не отличница. Зубрю, а другие думают…

При входе в Шахты они опять замолчали и, будто случайно, отодвинулись еще на шаг, хотя и без того шли все время на некотором расстоянии друг от друга.

Димка остановился, не доходя до магазина.

Хотел на обратном пути взять у Ксаны сетку с кульками, но та, перехватив ее из руки в руку, не отдала.

На дороге, в том месте, где начиналась тропинка, Ксана задержалась. Поглядела вниз: на пруды, на парк, на домики.

– Отсюда наше крыльцо видно…

– Бинокль бы взять! Есть у нас, – похвалился Димка. – Отцу друг подарил на фронте. Вот выпрошу и буду наблюдать, что там у вас: кто дома, кто нет.

Ксана засмеялась, тряхнув косой. Поглядела исподлобья:

– Тогда нельзя будет из дому выйти…

– Почему? – удивился Димка.

– А потому… Как будто все время кто подсматривает.

– И пусть подсматривает!

– Вовсе не пусть! – Ксана хотела рассердиться, но это у нее не получилось. – Думаешь, что ты одна, а кто-то глядит. Я вон там, под акациями, одеяло расстелю всегда и читаю. Теперь за домом придется! – Не выдержав характера, она засмеялась. Как будто мысль о том, что надо прятаться от поселка Шахты, доставила ей удовольствие.

– А там тоже акации, за домом? – спросил Димка.

– Что ты! Там даже травка чуть-чуть!

– Тогда, знаешь.. – сказал Димка, – я лучше не буду подсматривать. Читай под акациями, а?

– Но чтобы честно? – наклонив голову к плечу, сказала Ксана и чуточку покраснела при этом. Но не смутилась.

– Честно! – поклялся Димка.

Со стороны Холмогор показалась упряжка. От нечего делать кто-то уныло и однообразно понукал: «Н-ну, давай!.. Н-ну!..»

Ксана неприметно вздохнула:

– Задержалась я… – Чиркнула башмаком по пыльной колее и сразу сделалась чужой, строгой. – Ты дальше не провожай меня, ладно?

Димка машинально передвинул за спину полевую сумку, в которой носил учебники. Помедлил.

– А в воскресенье ты пойдешь к камню?

– В воскресенье… – повторила Ксана, вслушиваясь в тарахтение приближающейся телеги. – Наверно… Листья надо собрать. – И провела башмаком еще одну дорожку в пыли. – До свиданья.