Я тут же поднёс их ко рту и зажмурился от счастья, когда холодные мокрые капли скользнули по языку. Облизал пересохшие губы – и, сказав себе, что наслаждаться пока рано, подставил сложенную лодочкой свободную руку под течь с подоконника.

Когда воды набралось примерно на глоток, я намочил кожу вокруг наручника. Проверил: тот стал двигаться чуть лучше.

Для верности я повторил всё несколько раз. Вытер свободную руку о штаны, схватился за скользкий металл со стороны предплечья и, упёршись, потянул запястье наружу.

Когда в зазор наручника втиснулись суставы, пришлось сжать зубы от острой давящей боли. На этом фоне даже словно бы застрявшее внутри черепа лезвие казалось не такой уж серьёзной проблемой.

Вода была куда как хуже мыла: кожа стала лишь чуточку более скользкой. Главное не останавливаться, чтобы рука не застряла…

Закусив губу, я свёл вместе большой палец и мизинец и вообще постарался свернуть правую ладонь как можно уже. Запястье проходило плохо, и я чувствовал, как царапает кожу… но движение было. Хотя и очень медленное.

Я тянул изо всех сил уже примерно минуту, когда выступающие по бокам кости вдруг прошли сквозь наручник и тот сместился выше, застыв у основания пясти.

Оставалось немного, и я решил действовать быстро и жёстко. На силе воли приподнялся, развернулся на полу лицом к пруту, к которому был прикован, упёрся ступнями в ножку кровати – и продолжил тянуть на пределе возможностей.

Мне было плевать и на горящую огнём руку, и на острую пульсацию в голове. Имело значение лишь одно – увиденный мною призрак свободы.

Не помню, сколько продлилась эта пытка. Но когда внезапно хрустнувшая кисть выскочила наружу и я повалился на спину, то беззвучно, истерически засмеялся.

Я освободился. Дело было за малым: вернуться в Москву и добраться до какой-нибудь больницы.

Если бы мне сковали обе руки, шансов бы у меня не было. Наверное, похитителей отвратила от этого варианта обычная брезгливость в отношении его последствий.

Послышались шаги: кто-то, видимо привлечённый шумом в комнате, шёл проверить, что тут у меня такое творится.

И я понял, что больше времени нет.

Кое-как встал, дошёл, пошатываясь, до окна. Створки распахнулись от лёгкого нажатия.

В тот миг, когда открывалась дверь, я уже переваливался всем телом через подоконник. Не было сил перелезать по-нормальному.

– Куда?! А ну стой! – раздалось из комнаты. – Стой, тварь!

Но я уже не обращал на это внимания. Моей целью были машины, стоявшие метрах в двадцати от дома.

Я старался ползти как можно быстрее (хоть обжигающая боль в правой ладони не давала переносить на неё вес), но, похоже, этого было недостаточно.

Когда я, поднявшись на колени, подёргал здоровой рукой дверь автомобиля – естественно, оказалось заперто, – меня схватили за ногу и потянули назад. Я закричал и лягнулся в ответ – и, судя по донёсшемуся яростному рыку, угодил носком ботинка в лицо похитителю.

Тот отшатнулся и выпустил мою ногу. Держась за дверь машины, я ещё несколько раз пнул его по морде, а когда он смог разве что корчиться на земле, прижимая ладони к скрытой маской физиономии, – придавил его своим весом и принялся обшаривать карманы в поисках ключей от автомобиля.

Мне снова несказанно повезло: ключи нашлись. Рыча от боли, похититель начал подниматься, и я поспешил открыть замок, заползти на сиденье, захлопнуть дверь и ударить по кнопке блокировки.

Пока мужчина в маске, ругаясь, стучался в боковое окно, я пробовал левой рукой включить зажигание. От волнения и спешки тряслись пальцы, и я нервничал ещё больше, стараясь успеть. Стараясь не потерять всё, когда выпал единственный шанс.

Стекло разлетелось, но меня осколки не сильно задели. Как раз в это мгновение я завёл машину и, сняв её с ручника, надавил на газ.

Сейчас мне было важно выбраться на большую дорогу. А в траве чётко виднелась примятая, наезженная недавно тропа. По ней я и покатил, держась за руль одной не пострадавшей рукой и думая только о том, как бы не свалиться от усталости.

Последние пять минут меня практически полностью вымотали.

Похитителей погубила их самонадеянность. Впредь они будут умнее… а я – свободнее.

Глава 12

Суббота, 18 июля 2015, Москва

…Дверь палаты открылась, и, белея накинутым халатом, вошёл отец. Отыскал глазами меня и со сдержанной улыбкой направился в мою сторону. Я приподнялся на постели, давая понять, что тоже рад его видеть.

Я почти не помнил, что было после того, как я выехал из того места, куда меня увезли, на шоссе. Кажется, жал на газ и крутил туда-сюда руль, то и дело перестраиваясь на скорости за сотню с полосы на полосу. За мной гнались: в мыслях запечатлелся чёрный джип, увиденный в зеркале того, который я вёл. Проскочив на полном ходу один пост ДПС, я услышал позади вой сирен, а через какое-то время чей-то голос, усиленный громкоговорителем, приказал остановиться на обочине и выйти из машины.

Точно были выстрелы: похитители, должно быть, открыли огонь. Я же на остатках воли съехал с дороги и, поставив автомобиль на ручник, потерял сознание.

Похитителям не улыбнулась удача: их задержали. Даже не подстрелили никого. Теперь им светили, мягко говоря, огромные неприятности. Меня тоже, скорее всего, ожидало что-то не очень хорошее за ту безумную гонку на автотрассе – но на порядок меньше, чем преступникам. И я не сомневался, что смогу всё безболезненно урегулировать.

Отец сел на стул около моей кровати и негромко, со смущённой усмешкой спросил:

– Ну как ты, герой? Как самочувствие?

– Получше, чем вчера. – Я осторожно погладил туго перебинтованной кистью повязку на голове. Внутри черепа заворочалась боль, но тут же улеглась. До следующего раза. – Но всё равно далеко от идеала. За «больничный набор» спасибо, – кивнул в сторону лежавших на тумбочке шоколада и апельсинов. – Что бы я без всех вас делал…

– Миша, я… принял решение отказаться от участия в тендере. После того, что случилось, я больше не хочу в этом участвовать. Больше не хочу подвергать опасности ни тебя, ни Милену. А Форман пусть подавится своими стройматериалами.

Тут я не выдержал и посмотрел ему в глаза. Ответил:

– Тогда получается, что и диверсии с тормозами и колесом, и нападение гопников, и угон трейлера, и, наконец, похищение – всё было зря. Ты мог спокойно слиться ещё два месяца назад, после первых тревожных звоночков. Но раз ты этого не сделал, значит – хотел идти до конца. Однако теперь ты испугался. За нас, конечно, но тем не менее…

– Я не мог допустить, чтобы…

– Нет, ты не понял, – перебил я. – Нас всё это уже затронуло, своим отказом ты ничего не отменишь! Если я получил по полной, то желаю, чтобы это было хотя бы за что-то. Страдание оправдано, если оно становится побочным явлением на пути к результату… – Дальше я не говорил, а прямо рубил фразы, как топором: – Который. Ты. Уж прости за сравнение. Сейчас. Сливаешь. В унитаз. Я понятно выразился? Как, кстати, прошло заседание? Ведь не отменили же его насовсем?..

– Удачно, – пробормотал он. – Склады признали безопасными и соответствующими всем требованиям. Но…

Мои губы тронула усмешка.

– Что же ещё нужно? Не знаю, правда, что скажет мама, но… мне-то ли после случившегося привыкать к опасности? К тому же, надо мной и так уже долгое время висит дамоклов меч… Может, всё-таки расскажешь, что у меня там? Теперь, думаю, это более важно.

Отец как будто сразу сгорбился и постарел на несколько лет, изменив выражение лица. Потухшие в один миг глаза и первые морщины на коже отразили, как мне показалось, затаённую усталость, боль… и отчаяние.

– Да. Наверное, ты прав… Всё началось на первой гонке «Формулы-4» в Финляндии, когда ты ударился головой о стену. Шлем принял на себя часть энергии удара, но… полностью её не погасил. А того количества, что проникло глубже, хватило, чтобы… – Он вздохнул, собираясь с силами и вспоминая сказанное ему врачами. – У тебя травматическая гематома мозга, Миша. Удар заставил несколько капилляров в твоей голове лопнуть, и немного крови излилось в череп… Мы думали, это быстро рассосётся и я смогу однажды честно тебе сказать, что с тобой всё в порядке. Но ты гонялся, нагружал сосуды… недавно тебя вообще по голове ударили… И гематома выросла. Кровь начинает давить на мозг, и я не думаю, что нужно и дальше откладывать лечение. Но последнее слово всё равно за тобой.