-- А в деревнях у них что?
-- В селах живут еще хуже, чем в городе. Земля у них каменистая, и воды мало.
Бойцы, в недавнем прошлом сами крестьяне, слушая рассказ, сочувственно кивали. А для политрука его слова были как бальзам на душу.
-- Вот видите, в каких условиях приходится жить трудящимся в других странах, - завел он свою пластинку. Коробов залез на пенек, который должен был стать импровизированной трибуной, и вдохновенно начал свою речь. - Но мы не должны просто гордиться своими достижениями. Наша обязанность помочь им построить социализм, и тогда... - Но его уже никто не слушал.
У всех сразу появились неотложные дела, и бойцы стали играть в игру - кто первым убежит от замполита. Мне очень хотелось заметить ему, что некорректно сравнивать нашу державу с бедной, отсталой страной. А точнее, с еще более бедной ее отдаленной окраиной. Но благоразумие подсказало, что спорить с линией партии не стоит, и буркнув про необходимость проверить посты и про написание отчета, я поспешил вслед за остальными.
Отчет мне действительно надо было сделать, раз уж появилось свободное время. Помимо воспоминаний о будущем, еще требовалось оценить эффективность наших новых танков. Хотя тридцатьчетверки, которые были нашим мобильным резервом, мы старались держать подальше от передовой, но за пару дней боев они умудрились нащелкать шесть вражеских танков. И это лишь полностью уничтоженные. Те, которые немцы потом смогли отбуксировать в тыл, мы считали отдельно. Нет, конечно, вывести вражеский танк из строя даже на полчаса, а тем более на несколько дней, это очень большое достижение. В бою важна каждая минута. Поэтому, даже просто сбив гусеницу, и тем самым обездвижив вражескую машину, можно было решить исход боя в свою пользу. Однако, после небольших поломок танки быстро ремонтируются и снова идут в бой.
Всего с начала наступления число подбитых нами танков давно превысило их количество в немецкой танковой дивизии. Это не удивительно, так как в большинстве случаев их удается починить за несколько дней. Но безвозвратно утерянных, которые годились только на металлолом, или же были нами захвачены, было только полсотни. Вести такой раздельный учет начали по моей просьбе, чтобы можно было реально оценить потенциал противника.
Несмотря на успехи своего взвода, лейтенант Яковлев с каждым днем все сильнее мрачнел. Проведенные бои, когда тридцатьчетверки из засады отстреливали вражескую технику, убеждали его в превосходстве наших машин. Душа танкиста хотела атаки, чтобы "мчались танки, ветер поднимая", и протестовала против лисьей тактики, хотя никаких сомнений в ее эффективности не было. То, что вести танк в атаку ему еще придется, и наверно очень скоро, было совершенно ясно. Но вот того, что мчаться им придется по темноте, я не ожидал.
Немцам уже удалось один раз прорвать нашу оборону ночью, и они решили повторить удачный эксперимент. Как назло, для этого был выбран участок, где располагался наш батальон. С правого фланга нас прикрывала длинная топкая низина, переходящая в большой овраг, и ничего плохого с этой стороны мы не ждали. Разумеется, пулеметы держали всю местность под прицелом, ведь пехота везде сможет проползти. Но устанавливать орудия с этой стороны не стали, так как было очевидно, что непролазная грязь никакую технику не пропустит. Однако коварные фрицы почему-то засомневались в непроходимости этого участка. Ночью вражеские саперы проложили по низинке гать, так что там могли проехать легкие танки. Боевое охранение заметило немцев, когда они подобрались совсем близко, и всю работу уже фактически доделали.
Выпустив осветительные ракеты, дозорные отогнали немецких саперов пулеметным огнем. Но через несколько минут подошли танки, и теперь отходить пришлось уже нашим солдатам.
Удар с фланга вызвал переполох во всем батальоне. С этой стороны укреплений у нас не было, только ход сообщения. Хорошо еще, что он оказался глубоким, и его можно было использовать в качестве окопа. Хуже дела обстояли с артиллерией. Противотанковые пушки были установлены недалеко от передовой, а складки местности и островки леса ограничивали сектор обстрела. Чтобы отбиться от вражеской техники, их пришлось срочно рукам перекатывать назад, к месту намечавшегося прорыва. Тем временем тягач подвез 85-мм зенитку, которую мы установили там же для стрельбы прямой наводкой. Как только немцы попробуют высунуться из своей низинки, где под прикрытием деревьев они были в относительной безопасности, им придется иметь дело уже с целой батареей разнокалиберных орудий.
Но оказалось, это только начало. Пока все суетились, готовясь к отражению нападения на правом фланге, основные силы немцев навалились на нас по фронту. А что еще хуже, больше всего их было как раз там, откуда мы убрали артиллерию. Когда наблюдатели доложили об этом, я схватил телефон, соединявший меня со штабом батальона.
- Посылай танки на правый фланг. - закричал я комбату, как только он снял трубку.
- Уже идут. - Против обыкновения, Иванов был очень лаконичен.
Хорошо, что сейчас еще не зима, и долга разогревать двигатели танкистам не пришлось. Еще заслышав выстрелы, они стали готовиться к бою. Поэтому когда был получен приказ, танки сразу рванули вперед, рискуя налететь в темноте на препятствие.
Чтобы не быть обнаруженными раньше времени, тридцатьчетверки ехали по краю низины, стараясь держаться подальше от ее дна, где они наверняка бы застряли. На легкие немецкие танкетки, которые там суетились, Яковлев внимания почти не обращали. Только одну "двоечку", не успевшую вовремя убраться с дороги, пришлось уничтожить, потратив несколько секунд на остановку и прицеливание.
В чем нам повезло, так это в том, что машины были радиофицированными. С батальонного наблюдательного пункта, расположенного на пригорке, комбат мог обозревать все поле боя, освещенное ракетами, и давать указания танкистам. Поэтому тридцатьчетверка Яковлева выскочила из лощины как раз в том месте, откуда можно было стрелять в борт наступающим танкам. Правда, вторая машина все-таки застряла, но и одной было достаточно, чтобы навести шороху.
Увидев, как тридцатьчетверка выскакивает из балки, я напрягся, ожидая что сейчас она ворвется в гущу врагов, где ее быстро уничтожат. Но опыт стрельбы из засады не прошел для танкистов даром. Остановившись на краю лощины, танк сделал пару выстрелов и задним ходом сдал назад, чтобы через минуту выскочить в другом месте. Видимого результата его стрельбы я пока не заметил, но наступление немцев приостановилось. У вражеских танкистов появилась дилемма. Надо подставлять бок или нашей артиллерии, или одному единственному, но зато хорошо бронированному и спрятанному за укрытием танку. Решить проблему могла бы пехота, но сосредоточенным огнем пулеметов ее удалось отсечь от низины. Правда, несколько немцев все же смогли подползти к ней и бросить гранаты. Но наша тридцатьчетверка как ни в чем не бывало снова выскочила, как чертик из табакерки, и пальнув по ближайшему танку также резво вернулся обратно. Я заметил, как из ее башни вылетели искры, высеченные попаданием бронебойного снаряда, но похоже особого вреда это не принесло. С каждым разом танк продвигался все дальше, и уже находился ближе к вражеским позициям, чем к нашим, так что я начал нервничать. Но впрочем, куда больше нервов он потрепал немцам, чем мне.
Пока Яковлев таким образом развлекался с фрицами, все наши противотанковые пушки успели вернуться обратно. Расчет одного из них чтобы не терять времени не стал возвращаться к прежней позиции, а остановился на пригорке рядом с моим командным пунктом. Сержант, командующий орудием, сразу же скороговоркой отдал команду:
- По танкам, ориентир два, вправо пять. По головному. Бронебойным. Прицел ноль. Упреждение ноль. Огонь! - Последнее слово заглушил грохот выстрела.
Теперь, когда по фашистам работала вся артиллерия нашего батальона, шансов прорваться у них уже не оставалось. Потеряв внезапность и оказавшись под фланговым огнем, они предпочли отойти, поставив за собой дымовую завесу. На поле боя осталось шесть панцеров, в том числе два, подбитых экипажем нашего танка. К "двоечке", которую они походя уничтожили в балке, добавились "тройка" и "четверка". Для полного комплекта не хватало Pz-1, но представителей этого вымирающего вида в вермахте уже практически не осталось.
