Во главе зловещей вереницы, словно пантера, выступал Тайога. Всякий раз, когда тропа резко сворачивала, Туанетта мельком видела его лицо, в чертах которого навсегда запечатлелись горе и жестокость. Но вид этого лица не вызывал у нее леденящего страха. За первые мили похода взгляд Тайоги дважды останавливался на девушке, и дважды она отвечала на него улыбкой, а один раз весело помахала рукой. Сама не зная почему, Туанетта не боялась Тайогу; по-своему он даже нравился ей. Она была уверена, что он не убьет ее, и, когда рядом с ней оказался Джимс, поделилась с ним своей уверенностью. Но Шиндас успел предупредить своего нового друга: «Теперь у меня больше надежды, потому что девушка идет легко и быстро. Ей надо поспевать за отрядом. Если она выбьется из сил, Тайога убьет ее, хоть он и выбрал ее на место Серебряной Тучки».

Индейцы шли с самого рассвета и в полдень остановились, чтобы впервые за день поесть. Это была скромная трапеза людей сильной породы, которые, за исключением редких праздников, никогда не ели много и приписывали свою выносливость именно воздержанности в еде. «Те из моих храбрецов, что много едят, мало сражаются», — предупреждал свой народ Корнплантер. Многие века природа приучала индейцев к удовлетворению лишь самых насущных потребностей, к образу жизни, при котором умеренность в пище является первейшим законом выживания26. Из мешка с провизией каждый воин высыпал в ладонь зерна маиса, смешанные с горохом и сушеными ягодами, и не спеша съел все до последней крошки. Сколько помнила себя Туанетта, их приграничный дом был всегда полон дарами цивилизации, поэтому ее тронула скудная пища воинов, и она предложила Шиндасу одно из двух яблок, которые Джимс сунул ей в руку. Молодой индеец что-то сказал Джимсу, и тот перевел его слова:

— Шиндас благодарит тебя, Туанетта, но говорит, что, если съест больше положенного, ему будет трудно продолжать путь.

Туанетта скрыла от Джимса, что начала уставать и что боль острыми иглами пронзала ее натруженные ноги. Она съела яблоки и половинку репы. Из ручья, возле которого остановился отряд, Джимс принес ей воды в берестяной кружке.

Когда Шиндас отошел, Джимс рассказал Туанетте об удивительном приключении, ожидающем их впереди: они идут в Ченуфсио, и, по словам Шиндаса, до него триста миль, если идти напрямик. В разговоре с Туанеттой Джимс не упомянул о своих опасениях. Он объяснил девушке, что Ченуфсио — таинственное место девственных лесов, Потаенный Город, куда сенеки на памяти вот уже нескольких поколений приводят белых пленников. У его дяди была давняя мечта — попасть туда, но он дважды терпел неудачу. Хепсиба Адамс знал много интересного о жизни этого города, и они часами говорили о нем. Многие белые дети вырастали там вместе с дикарями. Когда-нибудь губернаторы Колоний пошлют туда солдат, чтобы освободить их. Джимс и сам очень хотел побывать в этом городе, но сейчас с трудом верил, что его мечта близка к осуществлению. Он заговорил о счастливом стечении обстоятельств, благодаря которому они остались в живых. Когда Шиндас был мальчиком, в Ченуфсио привели белую пленницу. Всю долгую дорогу через леса она несла на руках маленького ребенка; ребенок вырос и превратился в прекрасную девушку — ту самую, которую любит Шиндас. Воодушевленный своей любовью молодой индеец, как только товарищи вытащили его из-под камней, стал горячо защищать Джимса и Туанетту и уговаривать дядю сохранить им жизнь. Дочь Тайоги — девушка одних лет с Туанеттой — шесть месяцев назад утонула, купаясь в глубоком пруду. Его жена давно умерла. Старый воин боготворил Серебряную Тучку и пощадил Туанетту, с тем чтобы она заняла в его вигваме место умершей дочери.

Джимс уверил девушку, что такое решение означает безопасность для них обоих.

Он не рассказал ей страшную новость, которую ему также удалось узнать: французы под командованием барона Дискау наголову разбиты и почти все до единого вырезаны, а южная граница находится во власти сэра Уильяма Джонсона и орд его союзников-дикарей.

Не сказал Джимс и о том, что из-за неприятностей с отрядом могавков, трое из которых пали в схватке, вспыхнувшей в результате личной ссоры, Тайога намерен добраться до цитадели сенеков за шесть дней и ночей.

Отряд возобновил путь, но Джимса по-прежнему одолевали мучительные сомнения: он знал, какая мысль гложет индейских воинов. Хепсиба Адамс открыл племяннику глаза на истинное положение вещей, и тот знал, что эти люди ничем не обязаны народам его расы, кроме утрат и позора. Джимсу не раз приходило на ум, что, если бы судьба отдала его будущность в их руки, он на себе испытал бы всю силу ненависти индейцев. Свободолюбие и гордость — некогда врожденные свойства каждого обитателя бескрайних лесных просторов — уже не были основой их существования. Их войны перестали быть войнами, которые дают жизнь лесным божествам и порождают легенды о беспримерном героизме. Их звезда закатывалась, белый человек превратил их в обыкновенных убийц. В этом новом призвании им было безразлично, кого убивать: врагов или тех, кто рядится в одежды друзей, — благо кожа у тех и других белого цвета. Таким образом, благородство, увиденное в индейцах, для Джимса было отравлено знанием того, что таилось в их сердцах. Самая сильная и страшная ненависть — это не ненависть человека к человеку, но ненависть расы к расе; и Джимс не сомневался, что по одному слову Тайоги окружающие его люди превратятся в дьяволов. А Тайогу он боялся больше других, зная от Шиндаса, что отца старого воина убил белый человек, а сына — могавк из дружественного англичанам племени.

Какая бы участь ни ждала их, она должна была свершиться в тот день. Силы Туанетты скоро иссякнут, и, зная это, Джимс готовился к минуте, когда предводитель сенеков будет вынужден объявить свое решение. Намерение старого индейца сделать Туанетту приемной дочерью позволяло надеяться на лучшее, но если слабость девушки обречет ее на смерть, то умрет она не одна — это Джимс знал твердо.

Место Шиндаса в строю было первым после его родственника, и он имел достаточно оснований полагать, что Тайога серьезно размышляет над дилеммой, перед которой его поставило присутствие в отряде белолицей девушки. Но как ни старался молодой сенека разгадать замыслы старика, он преуспел в этом не больше Джимса. Когда выпадал случай незаметно для других обратиться к Тайоге, Шиндас осторожно и будто невзначай заговаривал о нежности и красоте пленницы, о ее сходстве с Серебряной Тучкой. Однажды с изощренной хитростью, рисуя картину одинокого вигвама дяди, где вновь царит счастье и звучит смех, он так увлекся, что Тайога велел ему придержать язык. Вскоре воины заметили, что предводитель слегка прихрамывает. Его хромота становилась все заметнее, и наконец в ярости на собственную слабость Тайога вонзил томагавк в дерево и остановился, чтобы жгутом из оленьей кожи перевязать вывихнутое колено. Видя гнев человека, который всегда молча переносил любую боль, любое страдание, Шиндас заподозрил что то неладное, по, не понимая, что именно, помог дяде перевязать злополучное колено.

Индейцы шли все медленнее; казалось, само провидение заботится о Туанетте. Теперь уже никакие ухищрения скрыть ее состояние ни к чему бы не привели. Силы девушки иссякли. Еще миля пути, и она упадет на землю, готовая принять любой конец, лишь бы прекратить эту пытку. Но судьба и нездоровье Тайоги спасли ее. Отряд вышел па лесную поляну, куда на закате слетались на ночлег тысячи голубей. Здесь старый сенека вновь остановился. Воины не сомневались, что он страдает от боли, но то, что он не скрывает своих страданий, немало озадачило их.

Предводитель обратился к Шиндасу:

— Мы долго шли без пищи, Сломанное Перо. Через несколько часов ее будет здесь с избытком. Мы устроим пир, после чего ляжем спать и не двинемся дальше до самого утра.

Шиндас все понял, но не подал вида. Вскоре он нашел возможность поговорить с Джимсом.

— Я впервые обнаружил, что мой дядя — великий лжец, — сказал он. — Его колено так же невредимо, как и мое. Он придумал свою болезнь и остановился здесь ради маленькой лани. Она в безопасности. Он не убьет ее.