Те времена, когда шок считался смертельно опасным для человека, уже давно ушли в область предания. Через несколько минут после инъекции дестрессида Кронин открыл глаза и недоуменно посмотрел на Лобова. Потом глаза его потеплели, он попытался привстать, охнул и сморщился от боли.

— Лежи, — тихо сказал Лобов, — ты своё дело сделал, Алексей.

Глаза Кронина улыбнулись.

— Так я успел, Иван? — Он осторожно шевельнулся, прикрыл глаза и прошептал: — Я думал — не успею.

Когда боль несколько утихла и Кронин снова открыл глаза, Лобов наклонился к нему и стал неторопливо рассказывать о своих приключениях. Инженер слушал внимательно, но иногда совсем некстати улыбался. Вдруг он перебил Лобова:

— А Клим?

И, услышав, что о штурмане ничего не известно, нахмурился. Лобов рассказал про нападение Штанге. Кронин едва приметно качнул головой:

— Так это он меня?!

Инженер вспомнил, что произошло с ним меньше получаса назад.

Из глубины пустыни вынырнул и принялся кружить над «Торнадо» униход. На запросы не отвечал. Что случилось? Отказала связь? По каким причинам Клим не может говорить? Или униход попал в чужие руки?

— Я ведь вызывал тебя, — с укором сказал Кронин Лобову.

— Наверное, я был в ходовой рубке «Ладоги». Ведь рубка экранирована от гравитации.

— Наверное, — вздохнул инженер.

Алексею пришлось решать самому. Он мучительно колебался, но в конце концов вышел из корабля. Он не мог не сообщить Климу, что на корабле есть люди.

Кронин понимал, что рискует многим и был настороже. Когда в самый последний момент заметил, как на униходе открылся люк гравитопушки, прыгнул в сторону. Это спасло ему жизнь, но ледяной ожог нестерпимой болью смял и скрутил его тело.

Очнувшись, он увидел песок и нижнюю ступеньку корабельного трапа. Удивился тому, что ещё жив, и понял, что должен, обязан предупредить командира о вновь родившейся иезуитской опасности.

— Я ничего не помню, — пожаловался Кронин, поднимая на Лобова беспомощный взгляд. — Полз, карабкался, и все.

— Ты молодец, — сказал Лобов.

Глаза инженера улыбнулись. Он полежал, отдыхая и осваиваясь со своим новым состоянием, и спросил:

— А Штанге?

— Погиб!

Командир «Торнадо» сидел опустив голову, поэтому Кронин не видел выражения его глаз.

— Ты? — тихо спросил он.

— Нет.

— Сам?

— Нет.

Лобов поднял голову и пояснил хмуро:

— Случайность. Попал под взрыв аккумуляторной банки глайдера. — И, помолчав, спросил: — Ты что-нибудь понимаешь, Алексей? Может быть, они с ума посходили?

— Нет, Иван. Они не сами сошли с ума. Я думаю, что их свели с ума.

— Свели? Что ты имеешь в виду?

— Мезойцев, а точнее, самоохрану биопроизводства.

Лобов скептически покачал головой.

— Не торопись возражать, Иван. Вся беда в том, что мы невольно очеловечиваем все наблюдаемое. Когда мы говорим об охране, об оружии, мы механически представляем себе оружие земного типа. А ведь оно может быть совсем другим. Если хорошенько подумать, то оно просто обязано быть другим.

Лобов слушал инженера с лёгкой улыбкой. Не потому, что Кронин говорил забавные вещи. Просто Лобов был рад видеть, как инженер оживает на глазах, превращаясь из немощного больного в обычного Алексея — скептика, склонного к анализу.

— Стоит посмотреть на ящеров-строителей, — продолжал между тем Кронин, — чтобы понять: мезойская цивилизация носит не технический, а биологический характер. Стало быть, и мезойское оружие должно быть биологическим!

Лобов перестал улыбаться. Странные факты: исправный пистолет, небрежно брошенный на песок, грязь и запустение в кабине «Ладоги», разрушенный пульт управления, связанный Родин и чудовищное поведение Штанге — вдруг прояснились и стали в один ряд. Болезнь, чужая инопланетная болезнь, носящая психический характер, — вот что сразу объяснило все и расставило по местам.

Штанге был просто безумен и не знал, что творил. Скорее всего он действовал по чужой указке, как машина, как один из тех ящеров, что занимаются никому не нужной стройкой. Мезойцы, оставаясь в стороне, боролись с землянами руками и техникой самих же землян! Трудно было изобрести более жестокую и коварную ловушку.

— Я думаю, ты прав, Алексей, — хмуро сказал Лобов, — а главное, твою догадку легко проверить.

— Каким образом?

— Надо расспросить Родина!

Командир поднялся на ноги и с сожалением развёл руками:

— Тебе придётся подежурить в ходовой рубке. Ты уж потерпи, ничего не поделаешь.

— Это само собой разумеется, — с некоторой даже обидой произнёс Кронин и после небольшого колебания добавил: Иван, ты извини, что я говорю об этом, но… — инженер поднял на командира глаза и закончил: — Клим, как и Штанге, может оказаться для нас хотя и невольным, но беспощадным врагом?

— Да.

— Об этом я и хотел сказать. Будь осторожен, Иван.

— Хорошо. Если со мной что-нибудь случится, ничего не предпринимай. Ничего! Уходи в космос и вызывай помощь с базы. Ты меня понял?

— Понял, — не сразу ответил Кронин и, поколебавшись, сказал: — Но не слишком ли это жестоко по отношению к тебе, к Климу, ко всем нам?

Лобов на секунду задумался. Длинные объяснения были неуместны, а коротко выразить беспокоившую его мысль было трудно.

— Ситуация такова, что мы должны думать поменьше о себе и побольше — о других. С инопланетными болезнями не шутят.